Развитие нарративной экономики
Глава 19Нарративы будущего и исследования будущего
На примере эпидемиологии заболеваний мы увидели, что в будущем будет высока вероятность повторения давних эпидемий, поскольку источники инфекций, спровоцировавшие их, мутируют и в ответ на меняющиеся условия окружающей среды могут запустить новую волну заражений. Будут возникать новые формы вируса гриппа, а это значит, что будут и новые эпидемии гриппа. Подобным же образом многие из описанных в этой книге нарративов, ослабнув по прошествии времени, затем вновь наберут силу и спровоцируют новые эпидемии. Сроки в данном случае предсказать невозможно: в отличие от гипотетических деловых «циклов», эпидемии нарративов не происходят с определенной регулярностью.
Приведенные в этой книге исследования показывают, что в большинстве своем экономические нарративы, имевшие огромное влияние в прошлом, сегодня неактивны или даже забыты. Однако забыты они не навсегда. Человек, жаждущий найти некую яркую историю, может вновь обнаружить эти нарративы. Состав созвездий нарративов может меняться, для старых историй возникает новый контекст, который ускоряет их распространение. И в итоге их идеи – порой по прошествии продолжительного времени – вновь получают эпидемическую популярность.
В этой книге я как никогда часто приводил цитаты длиною в целый абзац. Я делал это для того, чтобы читатели получили представление о значении для истории нарративов, которые в свое время оказали большое влияние на массы и, возможно, могут вновь оказать подобное влияние, если будут выражены теми же словами. Здесь как с шутками и песнями: чтобы нарратив был эффективным, он должен быть правильно сформулирован и представлен.
Пытаясь прогнозировать ход экономических событий, предельно ясно осознаешь, что конкретной научной дисциплины, изучающей влияние нарративов в экономике, не существует. Однако существуют конкретные методики исследований, позволяющие сформировать понимание о характере этих влияний.
Нам не следует доверять «соблазнительному очарованию» поверхностных рассуждений об экономике, использующих научные аналогии для придания весомости теории, которая может не иметь достаточного научного обоснования (1). Даже в том случае, когда мы пытаемся использовать преимущественно гуманистический подход, мы должны помнить об истинно научном методе.
Принимая во внимание ряд положений анализа, представленного в этой книге, перейдем к рассмотрению будущего экономических нарративов и поговорим о том, как можно организовать исследовательскую работу, чтобы она помогала нам лучше понять суть рассматриваемого предмета, пусть это понимание неизбежно и будет неполным.
Изменившиеся формы и обстоятельства
Иногда оценка «экономической силы» определяется нарративами, в частности, о доверии других людей (речь об этом шла в главе 10), который в определенные периоды имеет большую силу, нежели другие менее оптимистичные нарративы. Все нарративы имеют свою собственную внутреннюю динамику, поэтому эта «сила» может быть несколько эфемерной. В период Великой рецессии 2007–2009 годов мы стали свидетелями резкого падения уровня доверия и возвращения нарратива о крахе фондового рынка 1929 года (глава 16). Нечто подобное может произойти снова в случае небольшой мутации нарративов и изменения обстоятельств.
Исходя из анализа, представленного в этой книге, складывается впечатление, что нарратив о том, что нужно стараться быть не хуже других (о котором говорилось в главе 11), сильнее всего проявил себя в Соединенных Штатах. Президент Дональд Дж. Трамп показал на личном примере, как можно жить на широкую ногу. Кроме того, люди, по-видимому, проявляют все меньше великодушия по отношению к голодающим семьям. Еще до периода правления Трампа в США отчетливо наметилась тенденция к сокращению объема благотворительных пожертвований на удовлетворение базовых потребностей бедняков. По данным исследования, проведенного Семейной школой филантропии Лилли при университете Индианы, в период с 2001 по 2014 год фактический объем благотворительных средств, направленных на удовлетворение базовых потребностей людей, с поправкой на инфляцию, сократился на 29 % (2). Нарративы о скромной жизни и сострадании утратили популярность, вследствие чего общество также демонстрирует меньшую готовность помогать развивающимся странам мира.
Нарративы об умных машинах (главы 13 и 14) до сих пор достаточно активно обсуждают, однако они пока, судя по всему, не оказывают значимого влияния на экономические события. На момент написания данной книги эти машины не кажутся людям чем-то пугающим. Но если появятся неблагоприятные новости о неравенстве доходов или безработице, этот нарратив, представленный в форме пугающей информации, может вновь дать о себе знать. Внезапный рост беспокойства, связанного с умными машинами, отмечался и ранее. Поисковый запрос по словам «машина» и «работа» на ресурсе ProQuest News & Newspapers показал, что количество статей, в которых присутствуют эти слова, увеличилось практически в три раза за период с начала второго полугодия 2007 по конец первого полугодия 2009 года. По данным Национального бюро экономических исследований, наилучшие экономические показатели в тот период были отмечены в декабре 2007 года, а затем началась Великая рецессия, завершившаяся в 2009 году.
Новые технологии изменят уровень заразности историй и скорость утраты ими популярности
На протяжении истории человечества ощутимо менялись информационные технологии. Вместе с ними менялись также и уровень заразности историй, и скорость угасания интереса людей к ним. Многочисленные новшества, такие как первые печатные книги в Китае, печатный станок, созданный Гутенбергом в XV веке, газеты, появившиеся в Европе в XVII веке, телеграф и телефон, изобретенные двумя столетиями позже, радио и телевидение, интернет и социальные сети, распространившиеся повсеместно, коренным образом изменили пути продвижения историй. Однако системных количественных исследований влияния этих изобретений на уровень заразности идей до сих пор никто не проводил.
Социальные сети и поисковые системы могут в перспективе изменить пути заражения. В прошлом идеи распространялись случайным образом, бессистемно. Социальные сетевые платформы позволяют сторонникам крайних взглядов находить друг друга, развивать и популяризировать свои нестандартные убеждения. Ресурсы для проверки фактической информации не способствуют снижению скорости заражения.
Интернет и социальные сети, напротив, позволяют осуществлять централизованный контроль над процессом распространения идей, который тем не менее не слишком очевиден. Разработчики социальных сетей и поисковых систем имеют реальные возможности для того, чтобы изменить природу заражения. Поэтому общество все активнее требует принятия соответствующих мер, которые позволили бы предотвратить злонамеренное использование интернет-ресурсов и распространение новостных фейков. Однако на уровень заражения могут влиять не только меняющиеся технологии коммуникации. Более того, отнюдь не всегда этот фактор является основным.
Определенное влияние оказывают также культурные факторы. В ходе исторического процесса отмечались изменения специфики употребления в личном общении тех или иных слов, что, вероятно, также определяло характер заражения идеями. Например, в 1800-е годы литературные произведения было принято читать вслух в салонах и в семейном кругу, а максимальной популярности эта традиция достигла к середине XIX века.
Как отмечала газета Washington Post в 1899 году, на рубеже веков интерес к салонным и семейным чтениям начал угасать:
«Как же скоро обычай читать вслух детям и членам семьи становится утраченным искусством. Как много детей прежде развлекали и обучали таким образом, и как мало сегодня тех, кто применяет те же методы. Сегодня дети, научившись читать, пополняют огромную армию людей, которые впитывают печатное слово бегло и беззвучно. Большинство родителей, без сомнения, слишком заняты и не в состоянии выделить время на обучение своих сыновей и дочерей, читая им вслух, а становясь старше, дети обнаруживают, что у них слишком много дел, чтобы просто сидеть и кого-то слушать. “Какая от этого польза, – сказали бы они, если бы их об этом спросили. – Каждому свое, тем более, читая сами, мы потратим гораздо меньше времени, чем в случае, если бы сидели и слушали, как читают нам”» (3).
Однако по мере снижения интереса к салонным и семейным чтениям в XX веке в жизнь общества ворвались журнальные и книжные клубы.
Другим культурным фактором, оказавшим влияние на распространение нарративов, стало международное движение по поиску наставников для молодежи.
Старт ему дала начавшая свою деятельность в 1904 году ассоциация «Старшие братья» (ныне именуемая «Старшие братья и сестры»), и примерно к 1980 году спровоцировавшее своего рода эпидемию. Регулярное общение с успешными и социально активными людьми помогает молодому человеку идентифицировать себя с рассказами наставника о жизни и историями, которые он рассказывает о других людях его круга (4). Группы наставничества особенно полезны для женщин и представителей национальных меньшинств, которые зачастую не ассоциируют себя с такими историями (5).
Набирают популярность два новых понятия: «маркетинг влияния» (с 2015 года) и «маркетинг в социальных сетях» (с 2009 года). Маркетинговые фирмы, в частности Shareablee и Hawke Media, предлагают услуги по продвижению идей через лидеров мнений, регулярно находят влиятельных людей, которым требуются услуги продвижения либо которые дают согласие на участие в рекламных кампаниях в социальных сетях. Такие сайты нацелены на популяризацию конкретных историй и идей.
Учитывая влияние, которое информационные технологии оказывают сегодня на ход распространения экономических нарративов, изменяющих мышление людей, можно предположить, что в дальнейшем масштаб этого влияния, вероятно, может значительно расшириться, а сами эти технологии заменят собой некоторые используемые людьми алгоритмы принятия решений.
В нашем распоряжении, к примеру, уже имеются роботы-советники, которые дают рекомендации по поводу того, какой объем средств следует тратить, а какой – откладывать, и о том, какую часть своих инвестиций следует вкладывать в фондовый рынок. Первый такой робот-ассистент был создан в 1996 году компанией Financial Engines, возглавляемой Уильямом Шарпом. С тех пор появилось множество автоматизированных советников, в числе которых Schwab Intelligent Portfolios, Betterment и Wealthfront. Автоматизировать процесс принятия экономических решений также пытаются путем создания иных механизмов, вроде привлекших к себе внимание общественности в 2007 году фондов с целевой датой, позволяющих осуществлять автоматическую ребалансировку портфеля долгосрочных вложений инвестора с учетом предполагаемой даты его выхода на пенсию. Существует множество других вариантов применения алгоритмической торговли. Тем не менее сегодня именно люди пишут программы и принимают важнейшие решения. Не исключено, что наступит день, когда люди предоставят умным машинам право принимать важнейшие в их жизни решения. В этом случае экономические процессы будут протекать совершенно по-другому. Однако, судя по всему, этот день наступит нескоро.
Влияние технологий моделирования на процесс коммуникации будет проще проследить, если найти более внятное научное объяснение распространению экономических нарративов. На примере существующих моделей мы уже поняли, что предсказать появление нарративов и их возможное влияние на жизнь людей непросто. Так, масштаб эпидемии может не меняться в том случае, когда показатели заражения и выздоровления находятся примерно на одном уровне. Скорее всего, в этом случае эпидемия просто быстрее закончится. Чтобы прийти к пониманию принципов функционирования этой технологии, нам следует внедрить в экономические исследования формальные модели, отражающие уровень заражения.
Будущее исследований в области нарративной экономики
Если мы намерены когда-нибудь постигнуть суть крупных экономических событий, которые часто становились для нас сюрпризом в прошлом, очень важно сформировать научные подходы к изучению нарративной составляющей тех событий. Пусть даже эта методика не будет чисто научной и будет допускать определенные человеческие суждения и оценки. В противном случае данную нишу займут предсказатели и пророки, вследствие чего подобная деятельность заслужит дурную славу.
При проведении экономических исследований до сих пор не уделяли особого внимания историям, касающимся экономической жизни, которые люди рассказывают друг другу и самим себе.
Исследователи не придают значения смыслам, выраженным в форме нарративов. Не уделяя достаточного внимания популярным нарративам, они, скорее всего, упускают из виду факторы, в значительной мере определившие динамику значимых изменений в экономической сфере.
Если проанализировать газетные статьи ХХ века на предмет объяснения причин рецессий в момент их начала, мы обнаружим, что речь в них шла преимущественно об опережающих индикаторах, а не о первопричинах происходивших событий. К примеру, экономисты часто говорят о политике Центрального банка, показателях индексов потребительской уверенности или объеме непроданного товара. Однако если спросить их о том, каковы причины изменения этих опережающих индикаторов, ответа, вероятнее всего, не последует. Обычно к таким изменениям приводят именно меняющиеся нарративы, и все же в профессиональной среде отсутствует консенсус в вопросе о том, влияние каких нарративов оказывалось на определенном временном отрезке самым сильным. Экономисты неохотно упоминают популярные нарративы, которые они слышали и которые, как им кажется, достаточно значимы и должны быть учтены при прогнозировании дальнейших событий, поскольку их единственным источником информации об этих нарративах являются слухи и разговоры друзей или соседей. У них, как правило, нет возможности доподлинно узнать, становились ли подобные нарративы популярными в периоды важных экономических событий прошлого. В итоге в своих исследованиях они вообще не упоминают о меняющихся нарративах, будто никаких изменений и не происходило.
На сегодняшний день у нас есть возможность узнать хоть что-то о популярных нарративах, посчитав количество конкретных слов и фраз в доступных нам оцифрованных текстах. Однако исследований, позволяющих оценить силу конкурирующих нарративов, объединяющихся в различные группы и провоцирующих таким образом крупные экономические события, проведено еще слишком мало. И здесь нам мог бы помочь искусственный интеллект. В первую очередь это касается работы с неструктурированными данными. Многолетние нарративы, речь о которых шла в главе 3, находятся на стадии развития, поэтому представить окончательные, исчерпывающие количественные оценки, касающиеся всех действительно значимых нарративов, не представляется возможным.
Сегодня ученые уже проводят исследования в области нарративной экономики, и в дальнейшем они, несомненно, продолжат эту работу. Но будет ли масштаб подобных исследований достаточно широк? Насколько эффективно в ходе серьезных исследований в области нарративной экономики будут использоваться большие и все увеличивающиеся объемы оцифрованных данных? Поможет ли нарративная экономика создать более совершенные и точные экономические модели, позволяющие прогнозировать ход экономических кризисов еще до их начала или до наступления момента, когда ситуация выйдет из-под контроля? Для того чтобы сделать шаг вперед, нам следует признать важность более качественного сбора данных. Кроме того, мы должны стремиться интегрировать полученную информацию в существующие экономические модели. Необходимо изучить вопросы, которые сегодня считаются второстепенными для экономики, теснее взаимодействовать с представителями других научных дисциплин. К примеру, мы можем внедрить концепции таких научных дисциплин, как математическая эпидемиология, чтобы связать между собой математическую экономику и гуманитарные науки. Мы должны расширить объем доступных данных и проанализировать многочисленные экономические нарративы в их совокупности. Создавая прогностические модели, мы должны учитывать сменяющие друг друга нарративные эпидемии.
Место нарративной экономики в экономической теории
Как мы знаем из главы 3, на нарративную экономику долгое время почти не обращали внимание. Вероятно, отчасти это объясняется тем, что взаимосвязь, которая существует между нарративами и экономическими результатами, сложна и с течением времени может меняться. К тому же, о влиянии нарративов в экономике регулярно говорят в журналистских кругах, и этим дискуссиям зачастую не хватает академичности. Доверие общественности к журналистским статьям на тему нарративов, вероятно, было подорвано вследствие того, что их агрессивные экономические прогнозы оказались ошибочными.
Кроме того, на протяжении долгого времени экономисты полагали, что люди являются последовательными оптимизаторами функции полезности, использующими всю доступную информацию и формирующими рациональные ожидания. Как уже было отмечено, эта теория не учитывает значимых аспектов.
К счастью, в результате революции, произошедшей в течение нескольких последних десятилетий в области поведенческой экономики, исследования в экономике и других социальных науках несколько сблизились. Экономисты больше не исходят из предположения о том, что люди всегда ведут себя рационально.
Одним из важных и получивших широкое распространение нововведений является создание экспертно-аналитических центров по экономическим вопросам, нацеленных на разработку политических инициатив, учитывающих концепции поведенческой экономики. По аналогии с командой бихевиористов (Behavioral Insights Team), созданной в 2010 году при правительстве Великобритании, эти экспертно-аналитические центры получили название «nudge units» («подталкивающие группы»). Основываясь на идеях, которые Ричард Талер и Касс Санстейн пропагандировали в своей книге Nudge: Improving Decisions about Health, Wealth, and Happiness («Архитектура выбора: Как улучшить наши решения о здоровье, благосостоянии и счастье»), эти экспертные группы стремятся перестроить государственные институты таким образом, чтобы они «подталкивали» людей к отказу от иррационального поведения, не используя при этом методы давления. По данным Организации экономического сотрудничества и развития, на сегодняшний день в мире насчитывается порядка двухсот таких центров (6).
Я выступаю за формализацию некоторых интуитивных суждений, которые национальные лидеры уже используют, для того чтобы общественность признала и приняла меняющиеся экономические нарративы. Обозначая ложные и вводящие людей в заблуждение нарративы, политические лидеры, используя свой моральный авторитет, должны высказаться против этих суждений. В первую очередь они должны понять динамику распространения нарративов. Следующим их шагом должна стать разработка политического курса, учитывающего вероятность возникновения нарративных эпидемий. Политические деятели должны попытаться создать и распространить в массах контрнарративы, нацеленные на установление более рационального и социально ответственного экономического поведения. Пусть контрнарративы и действуют медленнее «заразных» разрушительных нарративов, в конечном счете они могут поспособствовать урегулированию ситуации.
Например, как было отмечено в главе 10, президент США Франклин Делано Рузвельт в своей инаугурационной речи (7), произнесенной 4 марта 1933 года, когда Великая депрессия была в самом разгаре, попросил людей отбросить страхи и тратить свои деньги.
В первой «Беседе у камина» 12 марта 1933 года он апеллировал к морали, призвав людей, как только откроются банки, снимать лишь столько денежных средств, сколько им необходимо. Он говорил о том, что может произойти, если неразумные люди с низким уровнем социальной ответственности примутся разрушать экономику страны. Мы можем предположить, что просьба президента Рузвельта нашла свой отклик, поскольку в основе ее лежали стандарты морали, а его беседы с нацией примерно совпадали с периодом подъема в экономике США. Однако мы не можем точно определить, насколько значимыми в действительности были нарративы того времени. Вероятно, сегодня мы знали бы больше, если бы в 1933 году экономисты осуществляли более качественный сбор и анализ данных о том, что обсуждали люди, и яснее бы представляли, каким образом нам следует создавать моральные нарративы в будущем.
Использование нарративов при прогнозировании экономических изменений связано с рядом сложностей, поскольку суждения людей о нарративах и разговоры, которые они ведут на эту тему, как правило, политизированы и подвержены влиянию эмоций.
Ученым было непросто избежать обвинений в том, что они принимают чью-либо сторону в политических, а иногда и религиозных спорах, исследуя популярные нарративы и сосредоточивая свое внимание на ключевых элементах, которые делают их «заразными». Поскольку многие профессиональные экономисты стремятся оставаться беспристрастными, они склонны полагаться в основном на количественные, а не на качественные данные. Однако сегодня благодаря современным информационным технологиям экономисты могут самостоятельно осуществлять сбор данных об экономических нарративах, основных элементах их значений, не сосредотачивая при этом внимание исключительно на словах. Кроме того, они могут моделировать ход передачи нарративов. Если в дальнейшем мы продолжим проводить строгие количественные исследования, нарративные эпидемии могут стать предметом изучения экономической науки.
Кто-то может усомниться в том, что об экономических нарративах можно рассуждать непредвзято. Однако если мы будем достаточно осторожны и деликатны, непредвзятое обсуждение эпидемий экономических нарративов станет возможным. Большинство людей имеют некоторое представление о том, как выражать свои мысли беспристрастно, и, когда того требует ситуация, применяют этот навык. Стремясь быть беспристрастными, мы все же не должны упускать из виду некоторые идеи и эмоции, которые могут провоцировать изменения в экономической сфере.
Уже сегодня исследователи-экономисты пребывают в поиске оптимальных методик количественного анализа, которые помогли бы оценить влияние нарративов в экономике. Поиск по текстам – это достаточно узкая, но весьма перспективная методика. По запросу по фразе «текстовый анализ» в базе данных рабочих документов Национального бюро экономических исследований можно найти менее сотни документов. Экономисты применяли текстовый анализ для того, чтобы зафиксировать изменения, касающиеся партийной принадлежности (Куземко и Вашингтон, 2015 г.), политической поляризации (Гентзков и соавт., 2016 г.), а также новостной повестки и спекулятивного изменения цен (Ролл, 1988 г.; Будук и соавт., 2013 г.). В этой области можно сделать еще многое. К примеру, экономисты могли бы расширить объем используемого в исследованиях исторического материала, обратившись к базам данных, в которых представлены личные дневниковые записи, проповеди, личные письма, а также к социальным сетям.
Сбор подробной информации об изменениях нарративов следует начать прямо сейчас
Экономистам необходимо интенсивнее собирать данные об изменении нарративов с течением времени, выйти за рамки пассивного коллекционирования чужих слов и приступить к проведению экспериментов, позволяющих выявить смысл этих высказываний и их цели. Объем доступных нам сегодня оцифрованных данных поражает воображение. И тем не менее даже этот огромный массив информации ничтожен в сравнении с бескрайней вселенной человеческого общения, которое происходит ежедневно и в большинстве случаев бывает не совсем верно проанализировано, описано и осознано.
Подобный сбор информации следует осуществлять на регулярной основе на протяжении десятилетий, для того чтобы в будущем у нас была возможность сопоставить данные о нарративах, оказавших наибольшее влияние на общество. Для реализации такого проекта стимулов было немного, поскольку в краткосрочной перспективе польза его не слишком очевидна. В большинстве случаев работа по сбору данных о нарративах была нацелена на решение какой-либо текущей задачи, будь то проведение маркетинговых исследований конкретных продуктов или подготовка прогнозов относительно исхода предстоящих выборов.
Важно также к такому последовательному долгосрочному сбору данных подойти творчески. Для того чтобы понять людей, их поведение и мышление, может потребоваться помощь психоаналитиков и философов.
Обеспечить соблюдение двух этих условий – непрерывности проведения исследовательской работы и творческого подхода к ней – будет непросто. Однако если мы хотим добиться ощутимого прогресса в области нарративной экономики, мы должны это сделать.
В первую очередь следует доработать существующие поисковые системы таким образом, чтобы они позволяли точнее отслеживать изменяющуюся с течением времени частоту упоминания нарративов. Мы не знаем, каким образом поисковые системы вычисляют общее количество упоминаний. По большому счету они созданы для того, чтобы помочь пользователям найти интересующие их статьи или информацию. Поэтому, когда исследователи пытаются подсчитать количество отсылок, обнаруживаются некоторые отклонения. Например, согласно рекомендациям по использованию поисковой системы Google, выполняя поиск по фразе, следует заключить эту фразу в кавычки, чтобы ограничить диапазон поиска конкретными словами в строго определенной последовательности. Однако в некоторых случаях по поисковому запросу по фразе, заключенной в кавычки, система выдает большее количество упоминаний, чем в случае, если фразу ввести без кавычек. По словам представителя компании Google, если задать фразу с кавычками, они заставят поисковую систему «копать глубже» в базе данных (9). Нам необходимо найти свидетельства, подтверждающие тот факт, что такое «глубокое копание» не влияет на точность подсчетов. Сервис Google Ngram создавался для подсчета количества упоминаний фраз и сопоставления результатов таких подсчетов по данным за разные периоды, но Ngram и другие подобные сервисы могли бы сделать гораздо больше для обеспечения точности сопоставляемых показателей.
Кроме того, нам следует осуществлять сбор данных об экономических нарративах на регулярной основе по крайней мере один раз в год, а лучше чаще. В дальнейшем подобные исследования должны проводиться в разных странах и на разных языках непрерывно на протяжении десятилетий. Такая работа по сбору данных могла бы включать в себя следующие аспекты:
1. Проводимые на регулярной основе фокусированные интервью, в ходе которых в ответ на наводящие вопросы респондентам предлагалось бы рассказывать подробные истории о своих экономических решениях. По условиям респондент должен был бы рассказать историю, представляющую интерес для исследователя или наводящую на размышления о причинах текущих событий. Здесь применяется метод исследования путем слушания, который продвигали Шарлин Каллахан и Кэтрин С. Эллиот (10), а также качественный анализ Майкла Пиоре (11). Некоторые исследователи использовали именно такой подход, в частности Алан Блиндер и его коллеги (12). Они опрашивали топ-менеджеров о том, как они принимают решения в области ценообразования. Другой исследователь, Трумэн Бьюли (13), опрашивал руководителей компаний о том, как они принимают решения о размере заработной платы сотрудников. Еще больше было исследователей, которые занимались изучением нарративов с целью понять, что движет людьми, принимающими решения в сфере налогово-бюджетной и денежно-кредитной политики (14).
Фокусированные интервью – это беседы с отдельными респондентами, в ходе которых их просят сосредоточиться на обсуждении того, как они понимают причины своего текущего поведения, а также рассказать связанные с этим истории. В качестве метода исследования фокусированные интервью начали использовать в 1920-е годы, но надежную базу для своего применения он получил лишь к 1946 году благодаря усилиям Роберта К. Мертона и Патрисии Л. Кендалл (15).
К сожалению, эти исследователи, как правило, проводили интервью лишь единожды и в дальнейшем не пытались сделать регулярным сбор информации, которая помогла бы проследить, как меняются ответы людей по мере развития исторического процесса. Если бы такие данные собирались, все эти истории в оцифрованном виде стали бы частью динамических рядов, отражающих изменения, и были бы доступны для текстового анализа в будущем. Впоследствии эти данные могли бы быть включены в крупнейшие экономические базы данных, в том числе в Панельное исследование динамики доходов Института социальных исследований Мичиганского университета, Исследование Федерального резервного управления по оценке уровня потребительских расходов, а также шведскую базу данных о рыночной и нерыночной деятельности домохозяйств (HUS) Гётеборгского университета. Проводимая непрерывно на протяжении продолжительного времени исследовательская работа позволила бы получить материал для межвременных сопоставлений, хотя перечень слов-стимулов с течением времени по мере появления новых понятий пришлось бы расширить. Вероятно, будут отмечаться некоторые пересечения с данными других исследований, к примеру, проводимых в рамках Международной программы социальных исследований (16). Новые инициативы могли бы получить гораздо больший масштаб, чем работа, проделанная на сегодняшний день Чикагским университетом в рамках Общего социального исследования (17) или Институтом социальных исследований Мичиганского университета (18), хотя ранее их данные были весьма полезны и обладали широким спектром применения.
2. Регулярные фокус-группы с участием представителей различных социально-экономических слоев общества с целью проведения живого обсуждения экономических нарративов. Фокус-группа – это фокусированное интервью, в котором принимает участие группа людей. Групповые интервью чрезвычайно важны для нарративной экономики, поскольку они воссоздают условия межличностного взаимодействия, в ходе которого происходит «заражение» нарративами, вследствие чего и происходит их распространение. Организация фокус-групп представляет собой весьма актуальную и популярную методику, которую часто применяют маркетологи, стремясь разобраться, как представители разных демографических групп отзываются о продуктах и политических кандидатах в рамках своего сообщества.
В состав фокус-группы исследователь, как правило, включает представителей какой-либо реально существующей в обществе группы людей, причем участники обычно примерно одного возраста, проживают в одном регионе и соответствуют иным критериям, определяющим единство социальной группы. Собирая вместе похожих людей, исследователь стремится устранить барьеры «политкорректности», которые могут препятствовать эффективному общению в рамках смешанных общественных групп. Руководитель фокус-группы провоцирует обсуждение слов-стимулов, связанных с предметом исследования, и записывает разговор. Для организации работы фокус-группы интервьюеру требуется умение давать оценку человеческим суждениям. Это не только наука, но и искусство: это умение подтолкнуть людей к размышлениям и обсуждению мотивов, которые движут ими при совершении определенных действий, и причин, по которым они придерживаются конкретной позиции.
Таким образом, фокус-группы позволяют в условиях экспериментальной среды проследить реальный процесс распространения идей. Несмотря на популярность метода фокус-групп, пытаясь выявить причины экономических изменений, исследователи, как правило, не берутся за изучение огромного объема данных, которое растянулось бы на десятилетия. В том случае, если исследование касается экономических нарративов, участников фокус-группы могут попросить дать свои комментарии в отношении таких слов и фраз, как «фондовый рынок», «банк», «безработный», «реальная причина экономить» или «действия правительства, которые в будущем могут повлиять на уровень вашего благосостояния, а также благосостояния ваших детей». Видеозаписи работы фокус-групп впоследствии могут быть оцифрованы, а в будущем, возможно, даже просмотрены и проанализированы с использованием системы распознавания лиц и алгоритмов оценки эмоциональных характеристик.
Фокус-группы сегодня признаны весьма эффективным инструментом, применяющимся для изучения популярных в обществе представлений о причинах событий и мотивов, объясняющих поступки людей. У фокус-групп есть и свои критики (19), поскольку зачастую такие исследования проводятся некорректно. Однако если все будет организовано так, как следует, эти исследования могут быть чрезвычайно полезными. Тем не менее экономисты весьма неохотно обращаются к этой методике. В экономической и финансовой сфере отсылки к результатам работы фокус-групп – весьма редкое явление. За целое десятилетие – с 2010 по 2019 год – лишь в 0,04 % научных статей по экономике и 0,02 % научных статей о финансах упоминался термин «фокус-группа», несмотря на то, что методы фокус-групп, разработкой которых занимались преимущественно специалисты сферы маркетинга, были в значительной степени усовершенствованы с точки зрения качества выборки, руководства ходом исследования и его экспериментальной составляющей (20).
Согласно одному из положений главы 8 данной книги, влияние нарративов в экономической сфере может меняться с течением времени. Причиной служат особенности конкретных нарративов, а также меняющиеся тенденции и веяния времени. Мы отметили ряд примеров очевидных несоответствий: так, когда разгорелась Первая мировая война, фондовый рынок США обвалился, в то время как с началом Второй мировой войны рынок, наоборот, взлетел. Теракты в период «большой красной паники» 1920-х годов в США совпали со спадом экономической активности, тогда как теракты 11 сентября 2001 года – с ростом расходов и выходом из рецессии. Своевременно и надлежащим образом организованные фокус-группы, которые сосредоточились бы на изучении предубеждений, эмоций и привязанностей людей того периода, могли бы дать нам более четкое представление о том, почему поведение людей было именно таким, а не иным.
3. Создание исторической базы данных о фокус-группах, организованных для других целей в прошлом. Начиная с 1947 года в рамках архива данных социологических исследований Роуперовского центра изучения общественного мнения (21), который сегодня принадлежит Корнеллскому университету, на основе данных опросов общественного мнения, включая опросы, проведенные Институтом Гэллапа, создается соответствующая база данных. В этом архиве в табличном виде представлены ответы на отдельные вопросы и ответы респондентов, вопросы, которые с течением времени меняются и являются частью меняющихся опросных листов, которые с учетом других вопросов, заданных в рамках того же самого исследования, отражают меняющийся контекст. Конкретные слова респондента и озвученные им новые идеи не учитываются. Этот архив полезен, но на основе представленных в нем данных сложно судить о том, какие элементы были «заразными» и каким образом менялось мышление людей. Необходима более масштабная база данных, в рамках которой специалисты всех стран мира, проводящие исследования методом фокус-групп, имели бы возможность поделиться результатами своих исследований, что способствовало бы лучшему пониманию принципов смены нарративов. Их бы приглашали поделиться результатами проведенных фокус-групп, которые имеют отношение к экономическим нарративам. Администраторы базы данных запрашивали бы согласие исследователей на публикацию неструктурированных данных, соблюдая при этом соответствующие обязательства по обеспечению конфиденциальности данных участников опросов. Затем администраторы нашли бы способ организации данных в максимально приближенные временные ряды, доступные для компьютерного поиска (а это непростая задача!). Это позволило бы исследователям выстраивать кривые эпидемий конкретных нарративов, что я и сделал в исследовании для данной книги на основе данных из газет и книг.
4. Информационные базы проповедей. Тысячи религиозных организаций, церквей, синагог, мечетей и им подобных располагают записями старых проповедей (дерашей, хутб и т. д.), однако эти базы данных, судя по всему, применяются преимущественно при подготовке к проповедям, а не для исторических исследований. Проповеди имеют большое значение, поскольку в поиске более глобальных смыслов человеческого существования затрагивают нравственные ценности. Изменение ценностей и суждений о том, что правильно, а что нет, безусловно, приводит к изменению экономических решений.
5. Исторические информационные базы оцифрованных личных писем и дневников, доступные для поиска в сети Интернет. Начало созданию таких баз данных уже положено, однако мы можем действовать более решительно, призывая людей предоставить дневники умерших родственников создателям этих баз. Складывается впечатление, что при сборе информации для создания существующих сегодня баз данных применялись отнюдь не случайным образом сгенерированные выборки участников из разных стран мира, озвучивающих свою личную позицию. Как правило, эти группы отбирали для проведения исследований, имеющих определенную цель, такую как изучение последствий конкретной войны или состояния конкретной социальной проблемы в отдельно взятой стране. Данные, представленные в этих базах, полезны, однако более качественная выборка позволила бы исследователям лучше разобраться в том, каким образом они могут обобщить полученные результаты.
Вероятно, ни один из перечисленных выше способов сбора данных не поможет исследователям в обозримом будущем получить желаемый объем научной информации. Усилия, приложенные к проведению таких исследований, окупятся в далеком будущем, а дать формальную оценку значимости такого ресурса очень непросто. Отдельные специалисты, понимая простую истину «Публикуй или погибнешь!», проводя академические исследования, едва ли станут заниматься сбором данных, которые позволят нам понять суть относительно редких – пусть и весьма серьезных – экономических спадов и финансовых кризисов, которые происходят почти каждое десятилетие, однако, вероятно, человек наблюдает их не более двух раз в своей жизни.
Многочисленные исследовательские организации уже собрали часть данных, о которых шла речь выше. Для того чтобы в дальнейшем они могли методично и последовательно выполнять эту работу, им необходимо дополнительное финансирование. С 1989 года я занимался сбором таких данных в малых масштабах, опрашивая как индивидуальных инвесторов, так и представителей инвестиционных компаний об их отношении к фондовому рынку. Параллельно подобные исследования проводятся в Японии и Китае. Кроме того, с 1993 года сначала Карл Кейс, а теперь Энн Кинселла Томпсон и я опрашиваем американцев, приобретающих жилье, о том, как они оценивают ситуацию на рынке жилой недвижимости. На начальном этапе исследования проводились при поддержке Национального научного фонда США, а позднее их финансирование взяли на себя фонд Whitebox и Школа менеджмента Йельского университета. Анкеты, использующиеся при проведении таких исследований, включают в себя вопросы открытого типа, после которых есть свободное место, где респондентам предлагается написать еще пару фраз на эту тему. Формулировка вопросов подталкивает респондентов к размышлениям о том, что их мотивирует, и полученные ответы, таким образом, можно анализировать сколько угодно долго. За время, пока занимаюсь этими исследовательскими проектами, я порой отмечал, что некоторые исследовательские организации ставят перед собой схожие цели, однако спустя какое-то время от них отказываются. Новые ресурсы вроде SurveyMonkey и Qualtrics способствуют распространению опросов, однако их создатели не придерживаются последовательной и долгосрочной исследовательской стратегии.
На момент написания этой книги идея о необходимости рутинного сбора ретроспективных данных, которые десятилетия спустя позволят всесторонне изучить динамику экономических нарративов, судя по всему, не получила широкой поддержки.
Отслеживание и количественная оценка нарративов
Подход, применяющийся сегодня при проведении исследований, нуждается в ряде корректировок, касающихся методов отслеживания и количественной оценки нарративов. При работе с наборами нарративов, зачастую противоречащих друг другу, выражающих эмоциональные реакции разной интенсивности, а иногда накладывающихся друг на друга, исследователи сталкиваются с многочисленными трудностями. Даже самая простая модель эпидемии показывает, что ни один нарратив не привлекает внимание всех без исключения. Более того, зачастую конкретный нарратив может распространяться случайным образом. Значения слов зависят от контекста и со временем могут меняться. Истинный смысл истории, благодаря которому она становится «вирусной», с течением времени также может измениться, и в долгосрочной перспективе отследить эти изменения непросто.
Одним из «вечных» вызовов является разграничение причинно-следственной связи и корреляции. Как отличить нарративы, связанные с экономическим поведением лишь потому, что они о нем повествуют, от нарративов, провоцирующих изменения экономического поведения? (22).
Исследователи-экономисты сталкиваются с теми же трудностями, что и теоретики литературы, которые пытались перечислить все основные сюжеты и определить, что делает те или иные истории столь популярными (см. главу 2). В ходу всегда множество популярных историй, и классифицировать их весьма непросто. Литературоведы сосредоточивают свое внимание на деталях, которые кажутся знакомыми и привычными просто потому, что с описанными в них событиями мы сталкиваемся в повседневной жизни. Ученым приходится, кроме того, учитывать изменение набора самих историй, которое происходит с течением времени.
К счастью, исследования в области семантики и семиотики не стоят на месте. Например, при выполнении машинного перевода компьютер способен выбрать значение слова с учетом контекста и соседних слов. Пользователь спрашивает: «Какая река Южной Африки самая длинная?» – и Siri дает прямой устный ответ: Самая длинная река Южной Африки – Оранжевая река». Такие системы поиска в последние годы хорошо себя зарекомендовали по всему миру.
Однако может потребоваться еще немало времени для того, чтобы такие системы смыслового поиска научились подобно человеческому мозгу понимать суть нарративов. В то же время исследователи могут, как и прежде, при изучении нарративов применять метод количественной оценки, задействовав для этого научных ассистентов, перед которыми ставится конкретная задача – читать нарративы и с учетом силы их эмоционального воздействия классифицировать и оценивать их. Последние достижения в области психологии, нейробиологии и искусственного интеллекта также помогут нам лучше понять структуру нарративной экономики. Такие ресурсы, как alexability.com (Alexandria), alpha-sense.com, prattle.co и quid.com, уже начинают предлагать услуги интеллектуального поиска по документам, находящимся в открытом доступе, и медиаресурсам, что могло бы помочь структурировать информацию о повторяющихся нарративах.
По мере усовершенствования методик исследовательской работы и накопления большего объема данных, полученных из социальных сетей, текстовый анализ будет становиться все более значимой составляющей экономических исследований. Вероятно, это позволит нам выйти за рамки моделей зависимости потребления от уровня дохода 1930-х годов и мультипликаторов Кейнса, которые по сей день сохраняют свою актуальность, и приблизиться к пониманию всех прочих факторов, определяющих ход экономических процессов. Кроме того, мы сможем лучше понять суть преднамеренных махинаций и лжи, с которыми сталкивались прежде, и разработать экономический курс, принимая во внимание существующие нарративы.
Мы должны стремиться к лучшему пониманию шаблонов человеческого мышления, которые люди применяют, рассуждая о силах, которые провоцируют рост экономики в отдельные периоды и застой – в другие, под влиянием которых экономика переживает времена творческого подъема и, наоборот, упадка, периоды сострадания и участия и периоды демонстративного потребления и саморекламы, периоды стремительного развития и периоды регресса. Я надеюсь, что эта книга подтверждает: приблизиться к пониманию человеческой реальности, стоящей за крупными экономическими событиями, не отказываясь от столь ценных для нас твердой научной базы и системного анализа, все-таки возможно.