Первичная терапевтическая задача при работе с последствиями травмы состоит в обеспечении контекста для развития или восстановления такой внутренней реальности, которая порождает чувство связи с собой, распознаваемое как «это – я», «я узнаю себя». Это связано с усвоением языка переживаний, нарративного по форме. Именно такой язык Уильям Джеймс называет «потоком сознания».
Развитие или переосмысление этого переживания происходит в ходе терапевтического расспрашивания, сводящего разнообразный жизненный опыт в единую сюжетную линию, которая создает у человека ощущение преемственности и непрерывности. Объединение разных элементов опыта вокруг конкретных тем и соответствующих метафор вносит существенный вклад в переживание целостности и непрерывности жизни.
Ниже я рассмотрю всего лишь несколько из множества возможностей для создания контекста, оживляющего «поток сознания» и развивающего его. Эти возможности основываются на понятиях «восстановление ценностей» и «резонанс».
Терапевтическая беседа направлена на выявление тех аспектов жизни, которым люди придают ценность. Это могут быть конкретные жизненные цели; убеждения относительно справедливости и правосудия; заветные надежды, мечтания, упования; личные обеты; связанные с определенным образом жизни и добровольно взятые на себя обязательства, клятвы; значимые для человека воспоминания, фантазии и представления о жизни; метафоры, отражающие экзистенциальные пласты бытия, и т. п.
В контексте терапевтических бесед можно обнаружить эти ценности и реставрировать их с помощью различных резонансных откликов.
Обнаружить пострадавшие в ходе травмы ценности нелегко – они спрятаны в тайниках; там они защищены от насмешек и обесценивания. И даже когда нам удается их отыскать, людям бывает трудно обозначить их, дать им имя. При этом я убежден, что, несмотря на трудности идентификации, поруганные ценности можно обнаружить, потому что они всегда как-то проявляются в жизни людей. Я считаю, что даже когда люди живут в плену диссоциированного травмирующего опыта, они прежде всего вспоминают именно то, что связано с их ценностями. Сам этот факт является поразительным свидетельством того, что люди отказываются от расставания с тем, что тогда, в момент травмы, было подвергнуто атаке.
«Отсутствующее, но подразумеваемое» – главный ориентир для нас в этой работе. Хотя в этой главе у меня нет возможности подробно рассмотреть это понятие, я сформулирую здесь несколько гипотез о том, какой смысл несут психологическое страдание и эмоциональный дистресс в контексте вторгающихся травмирующих воспоминаний. Все эти гипотезы основаны на понятии «отсутствующего, но подразумеваемого».
Тот факт, что человек испытывает продолжительное страдание и боль, может свидетельствовать о том, что у него было что-то, что он высоко ценил, но оно было разрушено во время переживания травмы. Это могут быть:
– жизненные цели, которыми человек дорожит;
– его заветные мечты, ожидания, упования;
– ценности и убеждения, касающиеся справедливости и правосудия;
– этические принципы, моральные представления о том, как должен быть устроен мир;
– важные клятвы, обещания, добровольно взятые на себя обязательства и обеты.
Если мы будем рассматривать психологическое страдание и боль как свидетельство ценности того, что утеряно, то переживаемая интенсивность страдания может считаться отражением степени значимости утраченного.
Повседневный эмоциональный дистресс в ответ на травму может рассматриваться как способность человека поддерживать отношения со своими ценностями и как его отказ от расставания с ними, несмотря на то, что в ходе травмы они подверглись разрушению.
Психологическое страдание и эмоциональный дистресс могут рассматриваться как форма напоминания о важном, как форма предупреждения окружающих о возможной угрозе. Сталкиваясь с безразличием окружающего мира, люди упорно продолжают верить в то, что их травма не будет напрасной, что благодаря тому, что они прошли, мир изменится. Они продолжают напоминать о том, что обстоятельства и отношения, из-за которых они получили травмирующий опыт, должны измениться.
После того как в ходе терапевтической беседы мы понимаем, что для человека важно и ценно, мы можем давать ему резонансные отклики[34]. Ниже я представлю лишь некоторые из терапевтических вариантов развития этого процесса.
Резонанс № 1. Что для меня важно?
Первый резонанс возникает, когда терапевт откликается на разговор о ценностях, улавливает их и точно отражает. Такие отклики повышают интерес к тем аспектам жизни, о которых человек говорит как о ценности, и признают их важность для человека; создают основу для придания этим аспектам жизни желаемого значения; наполняют их смыслом.
Отклики терапевта являются резонирующими потому, что фактически являются репрезентацией: терапевт возвращает человеку то, что он услышал как значимое. Терапевт становится отражающей поверхностью, которая помещает в фокус внимания человека его собственные слова и выражения.
Резонансные отклики не только обеспечивают точку входа в процесс восстановления и оживления языка внутренней жизни, они также выстраивают основания для развития взаимопонимания и близости. А это, в свою очередь, помогает устранить последствия травмы. Именно в этом резонансе человек распознает себя, именно этот резонанс способствует тому, что человек заново устанавливает отношения с собой. Именно находясь в резонансе, терапевт воссоздает контекст, делающий возможным вести разговор на символическом уровне.
Резонанс № 2. Эхо сквозь время
Отклики терапевта, способствующие переживанию резонанса вовне, порождают и внутренние резонансы, замещающие собой плоское хроникальное повествование и восстанавливающие ощущение многомерности и сложности жизни. Резонанс, запускаемый откликами терапевта на значимые для человека вещи, пробуждает позитивные образы о жизни и идентичности, которые часто предстают в метафорических и визуальных формах. Возникая в ходе терапевтической беседы, они откликаются воспоминаниями из личной истории и опыта человека. В это время терапевт своими вопросами может помочь собеседнику понять, каким образом эти всплывающие образы связаны с его реальной жизнью. Воспоминания, резонирующие с образами настоящего, подобны тем самым «птичьим насестам», о которых говорит Уильям Джеймс в своем пассаже про поток сознания. Когда мы исследуем, как связаны между собой всплывающие в разные моменты разговора эпизоды жизненной истории, возникает новый опыт, сквозные жизненные темы идентифицируются и получают метафорическое обозначение. Этот процесс способствует развитию внутреннего мира (который можно визуализировать) и ощущению жизни, вытесняющему пустоту и безжизненность.
Резонанс № 3. Разные аспекты жизни и планы, намерения, цели
По мере того как в контексте терапевтического расспрашивания формируется ощущение личной реальности, люди проживают внутренний диалог, в котором прежде разорванные аспекты жизни связываются между собой и резонируют с актуальными темами и интенциями – представлениями о жизни, целями, планами, намерениями. В этой точке разговора вопросы терапевта могут помочь человеку ощутить и признать важность этих интенций и создать их насыщенное описание.
Резонанс № 4. Развитие «своего мира»
После того как становятся видны «сквозные» жизненные темы и основные намерения и планы человека, в фокусе внимания оказываются резонирующие с этим события. Терапевт может предложить человеку посмотреть на свою жизнь и попытаться увидеть в ней недавние события, отражающие его планы и цели и связанные с постоянно звучащими темами его жизни.
Когда значимые жизненные темы и интенции входят в резонанс с конкретными событиями и остро ощущается связанность внутреннего и внешнего миров, тогда взаимосвязь личной внутренней и внешней событийной реальности становится очевидной. Человек начинает чувствовать, что мир хотя бы частично откликается на его существование, а это, в свою очередь, поддерживает в нем ощущение способности влиять на собственную жизнь и порождает новые переживания – благополучия и удовольствия.
Резонанс № 5. Внешние свидетели: отклики и пересказы
Резонанса другого рода можно достичь, приглашая на терапевтические беседы людей, чья задача – стараться услышать человека, выделить важные для него аспекты жизни и «вернуть» их автору. Вслед за Майерхоф (Myerhoff, 1980, 1982, 1986), я называю этих слушателей внешними свидетелями. Задача внешних свидетелей – пересказывать друг другу то, что они услышали в разговоре между терапевтом и тем, кто обращается за помощью.
Внешние свидетели не воспроизводят буквально, слово в слово, услышанное в терапевтической беседе. Их пересказы, скорее, состоят из откликов (парафразов), в которых акцентировано то, что зацепило их воображение и вызвало интерес. Ценность пересказов свидетелей не только в том, что они повторяют, отзеркаливают конкретные слова и выражения, тем самым обращая на них внимание, но и в том, что внешние свидетели рассказывают о возникающих у них образах и метафорах. Их задача – попытаться сформулировать, чем зацепили их те слова и выражения, которые они повторили в своем пересказе; что в их личном опыте, в их личных историях перекликается с этими высказываниями.
Важнейшая задача внешних свидетелей – рассказать, каким образом зацепившие их слова и пересказ услышанного продвинули их в некоем новом понимании, способствовали новым достижениям, новым ощущениям, новому видению, открыли для них новые возможности и новые варианты действий в их собственных мирах.
В процессе выполнения этой задачи внешние свидетели признают, что, участвуя в подобной беседе, они сами меняются. То есть они принимают на себя ответственность за те изменения, которые произошли с ними в ходе их собственного внутреннего путешествия.