Венди: Это все было так… так ужасно. И когда я думаю о том, каким он был, когда был маленьким, когда я думаю об этом умном счастливом мальчике, который так страдал… это так больно. И потом я думаю про рак и про то, как тяжело ему было во время лечения, какой он был храбрый… так об этом ужасно думать. И потом, когда я думаю о том, что он употреблял наркотики, это тоже ужасно. Сколько у него в жизни было боли и страдания, и потом вот самоубийство. Это так ужасно! И мне кажется, что… мне некуда дальше жить, мне некуда идти.
Майкл: Да… Есть такое ощущение, что вам уже давно надо бы поговорить об этом, да?
Венди: Ну, единственный способ, который помогал мне справляться – это просто блокировать все. Все больше и больше отстраняться от этого. И у меня это получалось, но проблема в том, что я при этом не чувствую связи с ним, не чувствую контакта. Я не хочу его терять вот так. Я чувствую, что это… что я его предаю тем самым, а я не хочу.
Майкл: Да…
Венди: Потому что большую часть времени это был такой… такой любящий сын. И, конечно, я хочу помнить, что я потеряла, в том смысле, что, ну, он умер. Но я не хочу терять все те годы, которые у нас с ним были. И это какой-то тупик.
Майкл: Как это повлияло на вашу жизнь – потерять это ощущение контакта? Как вы это переживаете?
Венди: Для меня это очень сильное ощущение пустоты.
Майкл: Пустоты…
Венди: Ну конечно, у любого родителя есть какие-то виды на будущее ребенка, вы что-то себе представляете, о чем-то мечтаете, хотите, чтобы он вырос, чтобы он был счастлив – ну вот это все. И, конечно, это все тоже исчезло.
Майкл: Да…
Венди: Ну и… Я думаю… Мне кажется, что у нас были такие сложности в отношениях перед тем, как он умер. Я тогда уже потеряла контакт с ним. Если бы не было каких-то предыдущих проблем, если бы он умер в автокатастрофе или как-то еще, это было бы ужасно, но, по крайней мере, до того момента он был бы счастлив. Ну, знаете, я могла бы помнить об этом. Но сейчас я просто чувствую, что все, что я делала, всего этого было недостаточно, как я ни старалась. И из-за того, что он покончил с собой, я чувствую, что абсолютно не справилась, я подвела… не получилось у меня.
Майкл: То есть для вас вот это ощущение провала, ощущение неудачи, что не получилось, – это то, что осталось?
Венди: Ну… ну да, я так думаю. В смысле, я… головой я понимаю, что я сделала все возможное и не могла сделать ничего больше. Я… нашла для него профессиональную помощь. Родитель не может быть своему ребенку психотерапевтом. Поэтому я старалась найти для него специалистов, старалась быть для него хорошим родителем. Но я даже не знаю, с чем мне снова войти с ним в контакт.
Майкл: Да… А что еще сейчас для вас часть этого наследия? Вы сказали – ощущение пустоты, ощущение провала и неудачи…
Венди: Я думаю, еще потеря будущего. Он обычно говорил: «Мы с мамой такие друзья. Я ей доверяю». Он жил отдельно, но мы эмоционально были очень близки. Я надеялась, что когда мы справимся с раком, вот тогда у нас будет какое-то хорошее будущее. Поэтому я на это будущее возлагала такие надежды. Ну… и из-за того, что столько проблем было в прошлом.
Майкл: Да…
Венди: Я… я прямо вот за это держалась. Из-за того что он болел, я столько времени проводила, помогая ему практическими какими-то вещами: возила его к докторам, ухаживала за ним, когда он не мог вставать с постели, отвозила его в больницу, вот это вот все… Понимаете, какая-то нормальная жизнь – она при этом не происходила. И поэтому, наверное, мне трудно о нем думать не с позиции заботы.
Майкл: (записывает) Вам трудно думать не с позиции заботы о нем…
Венди: Я до сих пор хочу о нем позаботиться. И это очень ограничивает меня. Мне кажется, что мои возможности ограничены.
Майкл: Можете ли вы мне помочь понять немножко больше: как то, что ваш сын покончил с собой, связано с вашим ощущением, что вы не справились? Я хочу понять, как вы понимаете его самоубийство и как у вас возникает эта связь.
Венди: Ему пришлось пережить столько страданий! И я чувствую, что я недостаточно сделала, чтобы он мог продолжать жить с той болью, с тем страданием, которое ощущал. Я не думаю, что он попробовал бы снова, если бы мне удалось предотвратить этот акт самоубийства. Поэтому у меня такое ощущение, что я не справилась, упустила, не смогла ему в достаточной степени помочь.
Майкл: (записывает) Помочь ему с его болью. Вот в чем дело, да? И каким-то образом это бросило тень на всю заботу, на весь уход, на всю связь, которая у вас с ним была в течение всех этих лет, да? Как будто бросило на это тень.
Венди: Кажется, что все это бессмысленно.
Майкл: Кажется, что бессмысленно?
Венди: Ну… ну, я имею в виду… я просто чувствую, что это все никуда не привело. Было бессмысленно.
Майкл: Да…
Венди: Он… Понимаете, он… Организм его справлялся с раком. Но ему было так плохо внутри, что он покончил с собой. Ну и собственно… А я… собственно, а я что сделала? К чему это все, что я делала?
Майкл: Я вот думаю: как же ему удалось себя убить? Я не имею в виду – технически. Но как он дошел до этого? Вы понимаете, что я имею в виду? Это же огромное решение. И он его принял в тот год своей жизни, когда у него была ясность, когда он был…
Венди: Ну да, ясность была. Знаете, когда я его нашла, первая мысль у меня была – возможно, он надеялся, что я спасу его. Потому что он знал, что я в этот день приеду. Но потом я разговаривала с его друзьями, и они сказали: «Мы не понимаем. Он в выходные был такой счастливый: ходил, разговаривал с людьми, как будто все у него было хорошо и нормально». И мне от этого стало легче, потому что я поняла, что он на самом деле всерьез решил покончить с собой, и именно поэтому ему было легче, и он ходил и разговаривал с людьми. Так что это не был какой-то импульсивный шаг, от которого он мог бы… от которого, он надеялся, я его спасу.
Майкл: Да…
Венди: Я нашла его утром в четверг. Кто-то заходил к нему во второй половине дня в среду, и, похоже, что таблетки он уже тогда все выпил. Он сказал, что… он очень голодный и попросил друга выйти в магазин и принести ему что-нибудь поесть, что друг и сделал. Но он еще другу сказал: «Знаешь, я так устал, мне просто нужно поспать». Он мог в этот момент передумать, и что-то сделать с этим, и выжить.
Майкл: Да…
Венди: Так что он… он был очень решительно настроен, и…
Майкл: То есть он прекратил, да? Он отказался от жизни. Он прекратил.
Венди: Ну ему было… вы понимаете, ему было очень больно. Очень плохо. Я надеялась, что если он еще года два продержится, что-то изменится, и ему станет легче.
Майкл: Да… А был ли он человеком, который мог принимать такие вот мощные решения и следовать им? Или это было что-то новое для него?
Венди: Ну естественно, он должен был быть решительным, мужественным. Мне кажется, что любому ребенку, которому приходится проходить через операции, через химиотерапию, приходится быть очень решительным. Хотя он был, конечно, зависимым, нужно было его поддерживать. Он очень много вопросов еще задавал врачам, хотя я знаю, что многие другие дети в такой ситуации ничего у врачей не спрашивали.
Майкл: То есть он был готов узнать правду о своем состоянии и не отвернулся бы от этого?
Венди: Я думаю, что сейчас, когда он стал старше, он был как раз на этом поворотном моменте.
Майкл: И вас не удивляет, что он был способен на такое серьезное решение?
Венди: Нет.
Майкл: И как бы вы рассказали про это? Мужество, которое требуется, чтобы довести дело до конца… как бы вы назвали его?
Венди: Ну не знаю. Я думаю, что да, наверное, в каком-то смысле, мужество. Я думаю, он считал, что останься он в живых, ему будет хуже.
Майкл: Да…
Венди: И я думаю, он считал, что он виноват перед нами из-за некоторых своих поступков. Мы ему говорили: «Мы не обвиняем тебя за то, что ты принимал наркотики, мы не требуем, чтобы ты на сто процентов от них отказался и больше никогда их не пробовал». Мы пытались ему помочь, помочь ему почувствовать, что он не подвел нас. Но он, мне кажется, считал, что все-таки это не так.
Майкл: Да…
Венди: Хотела бы я, чтобы у меня была возможность убедить его, что это не так.
Майкл: То есть он, очевидно, переживал за сестру и переживал за вас, считая, что он подвел вас.
Венди: Да, я думаю, так. Думаю, он чувствовал, что он всех подвел, потому что я – довольно обычный человек и его сестра тоже. Мне кажется, он делал что-то такое, что ему самому не нравилось. Майкл: Да…
Венди: И мне кажется, что он чувствовал, что он сам себя подвел.
Майкл: Да… и что он сделал что-то, идущее вразрез с его ценностями?
Венди: Я так думаю.
Майкл: Да…
Венди: И вот чувствовалось, что он под таким давлением, ему так плохо, что он не может измениться, что он не может жить как-то по-другому.
Майкл: Да…
Венди: Мне кажется, что у него был хороший шанс измениться. Весь прошлый год он очень старался.
Майкл: То есть он в последний год пробовал жить иначе, он очень старался и пришел в результате к выводу: «Моих усилий недостаточно, у меня не выходит, поэтому я так жить не буду». Он старался изо всех сил: пока у него был рак, пока она справлялся с кучей других переживаний. Он собрал все свои силы… Интересно, рассматривал ли кто-нибудь его решение покончить с собой именно с этой точки зрения?
Венди: Ну, я это решение уважаю, хотя мне очень-очень грустно.
Майкл: Да…
Венди: Я имею в виду, это решение было для него однозначным, бесповоротным.