Здесь речь пойдет о том, как даже редкие встречи с отцом-нарциссом делают нарцисса из сына, благодаря механизму идентификации и переадресации агрессии.
Судя по поведению Романа (сына Ирины), как его описывает сама Ирина, можно сказать, что оно вполне соответствует критериям нарциссического расстройства личности. Вот что пишет Ирина:
«Роман относится к другим с высокомерием. Он проявляет презрение по отношению к людям советского поколения, называя их „аутистами“. У него грандиозное самомнение, чувство превосходства над всеми. Он чувствует себя непревзойденным в сфере компьютерных игр. Он презирает меня, говорит, что я, мол, этакая неудачница тупая. Я, дескать, его не в состоянии понять, понять его может только элита – те, которые разбираются в компьютерных играх. Он вообще презирает и критикует всех, кто не понимает в компьютерных играх». – Слава Богу, Роман не знаком со мной, а то на мне бы места живого не было – я в компьютерных играх полный профан! – «У него есть стремление к власти, и власть в доме принадлежит ему, так как он умней и сильней меня. У него отсутствует эмпатия: когда мне больно от его ударов, его это ничуть не смущает, он говорит, мол, „а иначе ты не понимаешь, как тебе еще объяснять?“. А манипуляции, господи! Если ему что-то надо, никогда не попросит прямо и заранее – нет, в самый последний момент он вдруг объявляет, что ему то-то и то-то жизненно необходимо, иначе случится катастрофа. Он прямо не требует этого от меня, но из чувства вины я должна срываться и добывать ему деньги, еду, одежду… Точно так же манипулировал мной его отец».
Анализируя причины нарциссизма сына, Ирина постоянно во всем винит себя. Она говорит – недодала сыну любви, много работала, чтобы зарабатывать денег на проживание, а сын был с бабушкой. Ирина считает, что, будучи обесцененной отцом ребенка, она была психологически полностью парализована, и это повлияло на сына.
Так что главного виновника Ирина видит в себе, хотя, как видим, упоминает и отца ребенка. Вот что она о нем пишет:
«Сергей, отец ребенка, точно наберёт пять нарциссических симптомов. Он этакий молодящийся сноб. Очень ярко проявлялось его высокомерие, общался он со мной с пренебрежением. Критиковал, обвинял, унижал.
Мы никогда и не жили в одной квартире. Приезжал в мою на день-два. В свою не звал.
Как-то он заразил меня венерическим заболеванием, и совершенно не испытывал при этом чувства вины. А еще и сказал: «Ну и что? Моя мама заразила на курорте папу гонореей при знакомстве, и норм. Потом они поженились».
Я пыталась закончить отношения – не смогла… Любви, как полагаю, не было, но так хотелось прижаться к кому-то… Через некоторое время забеременела… Замуж выйти Сергей не предложил. Когда мы познакомились, он был в процессе развода. Ситуация: он теперь разведен – то есть свободен; я забеременела – это ему некстати. Как-то в разговоре он меня спровоцировал, и я сказала: «Ну и катись!» И он укатился… Романы бесконечные с гулянками. Я работала, а он гулял. Грусть-тоска.
Потом сама позвонила (типичная ошибка, но это до меня гораздо позже стало доходить), попросила вернуться. Ну а дальше все понятно… Заботы беременности на мне целиком. Роды. Траты на памперсы, одежду, уход за ребенком – на мне.
Потом Сергей нашел повод, чтобы сказать: «Нам надо расстаться». Сыну тогда и года не было. Сергея тогда увольняли пару раз за профнепригодность, денег у него не было, алименты не платил, давал мизер, и тот нерегулярно. Сам при этом разъезжал по морям-океанам-пляжам. Говорит: «Да, денег на сына у меня нет!» – и тут же о поездке, предположим, на побережье. И приговаривает: «Любимое место известных живописцев!» Сноб. Недолюбленный жадноватый хвастунишка, если коротко.
Был даже случай физического насилия. Как-то приехал Сергей ко мне (мы же не жили в одной квартире). Пошли вместе в поликлинику. Сын в коляске лежит, запеленутый. Сергей решил срезать путь и проехать по газону, а не по асфальтовой дорожке. Большие кочки, ребенок-кулек в коляске подпрыгивает, голова бьется. И я начинаю просить Сергея вернуться на дорогу, или медленнее ехать, раз уж он решил непременно по газону. А он с размаху отталкивает меня локтем в грудь. Я даже закричала от боли. Сергей потом мне сказал: «Да, я знаю, что не прав. А ты что, не можешь прогнуться?» Я с ужасом вспоминаю теперь, что мама Сергея сбежала из дома к сестре, бросив все… В том числе и мужа с двумя сыновьями. А когда она умерла, у нее на теле оказались синяки, и полиция допрашивала Сергея: не бил ли он свою мать? Сейчас все это воспринимается символично…»
Хорошо, что вместе Ирина и Сергей почти не жили. Если бы жили, то, скорее всего, Сергей тоже дал бы волю кулакам.
«Сергей иногда приходил, чтобы забрать сына и покатать на машине, которую он себе купил. Конечно, сыну нравилось, когда папа приезжает на машине и катает его: Макдональдс, мультики, кино. Я Рому спрашивала: «А о чем вы с папой говорите, когда он тебя забирает?» Сын отвечал: «Он молчит».
Потом Сергей пристроился к какому-то декоратору. Если он на выходной приезжал за сыном, я старалась их сопровождать, так как после поездок без меня сын заболевал. Сергей стал возить Рому на свои объекты вместо кино, так как график у него стал ненормированным. Помню, повёз в шикарную гостиницу. Там его босс декорировал бар в подвале. Сын в восторге! Я смотрю, слушаю разговоры Сергея о работе, и понимаю, что он просто как снабженец работает. Закупает, привозит. Потом был другой объект: клуб известного рэпера. Сын в восторге! Папа – снабженец, но подаёт себя так, что он, мол, с большим декоратором работает. Рома до сих пор помнит реальные «крутые» стройки и папу в центре событий. А я – неизвестно кто, неизвестно где.
Я показывала ему чертежи, показывала фото, где работаю я. На объекты, которые мы делали под началом моего руководителя, мы и сами-то ходили по строгим правилам и пропускам. Моего руководителя даже телевидение приезжало снимать для фильма о лучших специалистах России. Сергей это знал, и, что странно, в разговорах частенько обесценивал персону моего начальника. Естественно, что потом, разговаривая с Ромой, я убеждалась, что на подрастающего сына все услышанное от отца действовало… ещё как…
Я видела, что сын, общаясь с уязвленным папой, теряет ощущение того, как всё обстоит на самом деле.
Папа уже начал ввинчивать своё мнение о том, что у меня строгий и тяжёлый характер (с детства об этом сыну талдычил). На фоне чрезвычайно простецкой обстановки в школе, обычных одноклассников, общение с папой-снобом подкрепляло раскол между мной и Ромой в понимании событий, подкрепляло в сыне ощущение своих нереализованных желаний, якобы нереализованных способностей.
Сергей при встречах опускал сына, унижал и критиковал его. Когда у Ромы в школе успеваемость упала, стал особенно высказывать сыну недовольство. Я даже не знала, как остановить поток критики, или пресечь разговоры отца с сыном в таком ключе.
Когда Сергея вызвали в школу, он стал говорить директору, что вся причина во мне, что это я неправильно сына воспитываю. А директор возьми, да и скажи:
– Так возьмите сына к себе и воспитывайте правильно!
– Я не могу, у меня новая семья, маленький ребенок.
– Ну понятно, – сказал директор, – этот ребенок вам больше не нужен, – на что Сергей лишь презрительно фыркнул».
Здесь, на мой взгляд, мальчик заразился нарциссизмом при помощи защитного механизма идентификации. Во-первых, при травматических связях у жертв происходит идентификация с насильником. Во-вторых, мальчик в процессе взросления вообще идентифицирует себя с отцом и перенимает его модель поведения. Он перенимает у отца моральные нормы, установки, отношение к людям, к жизни. Он считывает с отца всю информацию… и, в данном конкретном случае, становится таким же нарциссом.
«Сергей также настраивал сына против меня, сеял между нами раздор. И он своего практически добился: теперь сын меня ненавидит и бьет, упрекает меня, что у нас никогда не было денег, и он вынужден был с друзьями на их деньги ходить в Макдональдс и на их деньги покупать игры. Обижен до сих пор».
Презрению и претензиям к матери сын тоже научился от отца в процессе идентификации. Ситуация просто абсурдная: взрослый сын живет сейчас на квартире матери, где он не прописан, и при этом не платит за квартиру, за интернет, за еду, хотя работает и получает зарплату. Зато бьет и унижает мать. Винит ее во всем, как раньше это делал Сергей с Ириной.
Интересно, что такое вообще часто случается в подобных семьях – мне приходилось видеть это уже не раз. Мать-одиночка лезет из кожи вон, чтобы прокормить ребенка и обеспечить ему нормальное детство, а отец ничего не дает. А в итоге все обвинения от ребенка получает она, а не отец-заочник, алиментов неплательщик.
Еще одно объяснение, почему Роман унижает свою мать – это защитный механизм под названием «переадресация агрессии». Сын перенаправляет свой гнев с отца, который его унижал и ничего ему не давал, на мать. Он знает, что от отца он может получить, а мать все стерпит.
Итак, в развитии нарциссизма Романа я вижу два защитных механизма: идентификация и переадресация агрессии.
Отец-заочник, встречаясь с сыном, демонстрирует нарциссическое поведение: показывает, какой он крутой, какие у него важные клиенты, при этом обвиняет мальчика и опускает его мать. Через механизм идентификации сын даже во время редких встреч перенимает от отца-нарцисса его моральные нормы, отношение к людям, к жизни, его презрение и высокомерие, обвинительные тенденции по отношению к матери. А при помощи защитного механизма переадресации агрессии сын перенаправляет свою обиду и гнев, предназначенные отцу, на мать, как на более безопасную мишень.
В нашей истории эти два защитных механизма играют важную роль в формировании нарциссизма у сына.
Когда вы расходитесь с нарциссом, и он после этого продолжает участвовать в воспитании ребенка, то последствия могут быть негативными. И даже больше – они могут совершенно плачевными. В данном случае Ирина фактически потеряла сына.