Ребенок должен быть свободным и беззаботным, и расти под защитой родителей, а не, наоборот, защищать их. Нагруженный чувством долга, ребенок вырастает с нарушениями в психическом развитии. Вот представьте, что растет росток, а вы повесили на него груз – вырастет он прямым?
Если вас не пугает, что ребенок вырастет с проблемами, то можете вешать на него чувство долга, вины за свои решения и за свои жертвы. Только потом не рассчитывайте, что он будет психологически здоров и вы будете счастливы в отношениях с ним.
А если хотите вырастить здоровых детей, то разрешите им быть детьми; если жертвуете, то не демонстрируйте это ребенку без конца; не перетягивайте его на свою сторону в борьбе с супругом и не растите его как орудие наказания вашего партнера.
Фрагмент пятый. «Я должен быть лучшим, чтобы мать меня не разлюбила»
«Я понимал, что для того, чтобы мать меня похвалила, чтобы дала понять, что я особенный и нужен ей, я должен её радовать. Я должен действительно быть лучшим. Тем более, к овациям привыкаешь, как к наркотику. И она, и учителя подсадили меня на этот эмоциональный наркотик. Я хотел ещё и ещё – ведь это так приятно. Особенно в условиях негласной эмоциональной депривации дома и эмоционального прессинга от одноклассников.
Не чувствуя крепкой эмоциональной связи с матерью, я начал панически бояться, что мать исчезнет, умрет или уйдет, покинет меня. Что я останусь один. Я думаю, что это возникло именно от дефицита эмоциональной связи. От не проговариваемых эмоций и обид».
И о том же самом Владимир пишет матери:
«Почему ты не придала значения моему страху, что ты уйдешь или умрешь? Ведь во многом именно этот страх компенсаторно породил мое стремление стать идеальным сыном, самым умным, постоянно восхищающим мать собой, чтобы мать не ушла, не покинула его… Именно страх того, что мать его разлюбит, дефицит эмоциональности матери, ее холодность (как бы ты не отрицала – это видно даже по отношениям с отцом), ее очевидная депрессивность, ее чрезмерная занятость „домом и делами“, сделали так, что сын понял: чтобы мать его любила, он должен быть умнее всех, он должен постоянно ее восхищать. Тем более, что он уловил очень четкую связь: восхищение – похвала, похвала – любовь. Мать в основном проявляла положительные эмоции, похожие на любовь, только тогда, когда она ВОСХИЩАЛАСЬ своим сыном. И сын понял, что для того, чтобы вызвать и поддерживать любовь матери, чтобы получить долю эмоциональности от нее, нужно обязательно вызывать восхищение – ведь это основная форма эмоциональной связи матери с сыном в этом случае. И сын восхищал мать: он много читал, чтобы рассказать матери, и она восхитилась им. Он прекрасно учился, чтобы мать снова и снова сказала ему, что он умнее всех. Постепенно к этому процессу подключились все взрослые, в том числе учителя. Сын привык, что его все хвалят, все ставят в пример, все ставят выше сверстников по уму и талантам. Сын привык получать внимание только таким способом, и в условиях дефицита иных эмоциональных связей жажда привлечения внимания стала всеобъемлющей, тотальной, а отсутствие внимания и восхищения переживалась как трагедия и вызывала депрессивную апатию. Апатию и социальную отчужденность, которую ты тоже видела, но не придавала ей значения».
Вообще, в истории Владимира мы видим интересное сочетание отсутствия эмоций, любви и присутствие похвалы как замещения любви. Тот же механизм действует при развитии зависимости. На фоне стресса – а ребенок без любви находится в стрессе – центр удовольствия в мозгу частично разрушается под действием гормонов стресса (кортизол и адреналин) и становится очень чувствительным к дофамину. Это нейротрансмиттер, который принимает участие в мотивации поведения и в оперантном научении, то есть научении по способу вознаграждения. Постепенно истинная мотивация к действиям заменяется на мотивацию получения этого допинга, а именно, похвалы и восхищения. Так у ребенка возникает зависимость от восхищения. А с другой стороны, зависимость формируется на фоне низкого содержания серотонина, гормона счастья. Серотонин является теми тормозами, которые, по достижении ощущения счастья, говорят мозгу: «достаточно, можно остановиться». Серотонин снижается по многим причинам: недостаток солнца, неправильное питание, недостаток физической активности, и в том числе, недостаток эмоциональной поддержки.
Когда мать не любит ребенка, да еще и одноклассники ненавидят, то тормозов у него нет.
Вот он, рецепт воспитания нарцисса: кроме того, что надо создать побольше стресса, не давайте ему любви, не будьте рядом с ним эмоционально, не давайте высказывать своих чувств, не проговаривайте сами свои собственные чувства, а просто откупайтесь от него похвалами.
А если вы хотите, чтобы ребенок был здоров, то давайте ему безусловную любовь, устанавливайте эмоциональную связь, формируйте безопасную привязанность.
Что значит эмоциональная связь матери с ребенком? Это когда мать смотрит на ребенка глазами полными любви. Она чувствует любовь и радость от общения. Она принимает его таким, какой он есть, с его недостатками, с его проказами, с его болезнями и проблемами. Даже если он неуспешен, она все равно его любит, любовь не зависит от успехов. Это любовь к человеку, а не к его функции и пользе. Ее любовь к нему – это только за то, что он есть. Это разрешение и поощрение быть собой. Она выражает любовь легко – говорит ласковые слова, обнимает, целует, гладит по головке с теплотой и нежностью. Тактильные ощущения очень важны для ребенка, они создают основу чувства защищенности, безопасной привязанности. Мать дает почувствовать ребенку свою нужность, свою ценность. Она спрашивает его, как он себя чувствует, успокаивает его, жалеет, защищает. Если он не хочет есть – она не заставляет, если он хочет есть – она ему дает. Она дает то, что нужно ребенку, а не то, что считает нужным она сама. Мать своей энергией буквально накачивает свое дитя, и он знает, что достоин любви. И так формируется любовь ребенка к себе и чувство собственного достоинства. Это остается с ним на всю его жизнь – он заполнен внутренним светом, энергией света материнской любви. Он имеет четкие границы, понимает, что он хочет в жизни, и способен сам быть источником любви для других. Когда этой любви матери нет, когда не было хотя бы одного человека в жизни ребенка, который его любил, то ребенок себя не любит, он не чувствует себя наполненным любовью, и он начинает воровать ее, вытягивает ее другим способом – через деньги, подарки, похвалы и восхищения, от которых он потом впадает в зависимость.
Желаю вам чувствовать безусловную любовь к своему ребенку, чтобы он вырос психологически здоровым. Желаю вам хороших отношений с вашими родителями.
Фрагмент шестой. Страх потери родителей
«Кроме того, несколько раз случалось так, что я оставался один в этом огромном доме, вечером. В 1995 году, когда мне было четыре года, отец попал в реанимацию, и мать поехала к нему. И не возвращалась дотемна. Я испугался настолько, что после этого у меня начались нервные тики. В 1999, когда мне было восемь лет, мать не приехала после школы забрать меня. Не предупредив. Она тоже часто болела, у неё были приступы мигрени, очень сильные (мигрень, кстати, передалась и мне, и мне кажется, что она коррелирует с эмоциональными расстройствами). Приходилось вызывать ей скорую (отца, конечно, не было дома почти всегда, так что зачастую это делал я).
Однажды скорая забрала её днем, и когда я вернулся с уроков, дом был пуст. Был дождливый осенний вечер с ураганным ветром. И этот мрачный, пустой, холодный, пугающий дом, отсутствие какой-либо информации (мать не брала телефон), стук черепицы на крыше… Лишь ночью приехал отец и рассказал, в чем дело. Он был уже пьян, и продолжил пить при мне.
Однажды скорая увезла её прямо при мне… Это я потом понял, что хоть у неё и болела голова, но её жизни ничто не угрожало. Тогда же я панически боялся, что она умрет. Боялся настолько, что до четырнадцати лет боялся ночевать один, далеко от неё. В десять лет у меня начало развиваться обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР) – ритуалы перед сном. С помощью этих ритуалов я пытался гарантировать себе, чтобы мать не ушла ночью. Чтобы не умерла.
У ОКР была и иная подоплека: мать была крайне чистоплотной, до паранойи, и пугала меня бактериями и прочим. Я начал мыть руки по 10 раз подряд… Но основным фактором все же была именно боязнь её потерять.
Я считаю, что всё это важно, ибо я пытался быть лучшим не только для того, чтобы мать меня похвалила, но и потому, что таким образом я пытался сохранить вечно ускользающую эмоциональную связь. Я должен быть лучшим, чтобы мать меня не разлюбила, чтобы мать меня не бросила, чтобы не расстраивать мать, ибо она заболеет и может умереть. Я должен быть лучшим, чтобы мать, в конце концов, не умерла.
Она много раз говорила, что живет только во имя меня и благодаря мне, что я – её будущий спаситель, и её жизнь подчинена мне. Если «её жизнь подчинена мне», то я должен быть лучшим, и тогда, радуясь, она не бросит меня.
При этом я не знал, чего она хочет. Она всегда была непроницаемой, она не просила о конкретной эмоциональной помощи, и вряд ли я в том возрасте и положении мог бы такую помощь предоставить. Всё, что я мог для неё сделать – быть лучшим. Самым умным, самым успешным, самым-самым, потому что я не знал, что можно и нужно делать ещё, и понимал себя, как дарящего радость маме именно победами и успехами. Я знал, что она будет любить меня, только если я буду успешен. Тогда наша связь не разорвется, и она не уйдет. А я получу любовь.
Ещё я боялся оставаться один в большом доме. В принципе. Чувствовал свою покинутость, угрозу. Это очень пугало меня – я не чувствовал себя в безопасности всё своё детство, несмотря на все потуги матери представить себя идеальной матерью. Её «идеальность» лишь обязывала меня быть «идеальным сыном». Она сама много раз говорила, что у неё «идеальный сын, идеальный ребёнок». И я чувствовал, что должен соответствовать этому образу, иначе «идеальная мать» меня покинет».