Часть первая. Мой отец систематически занимался моим растлением в детстве.
Анне тридцать лет. Она пришла ко мне на терапию с проблемой в личной жизни. Вот что она пишет в предварительном опроснике:
«В подростковом возрасте мой отец (по всем симптомам подпадающий под описание нарциссического расстройства) занимался моим растлением, систематически склонял меня к сексуальным действиям, и совершал такие действия со мной. Он манипулировал мной. Долгие годы я испытывала чувство вины, мерзостности по отношению к самой себе. Он подавал свои действия под видом того, что он любящий папа, и ничего такого в этом нет. В то же время говорил, что если кто-то узнает (особенно мама), то она будет МНОЙ недовольна. В целом, все это звучит нелогично и бредово, но сейчас я понимаю, что он намеренно создавал такой когнитивный диссонанс, запутывал, что есть хорошо, а что плохо, и, таким образом, заметал следы своих действий.
Чтобы как-то сохранить психологическое здоровье, я на подсознательном уровне начала вытеснять эти воспоминания. Во взрослом возрасте при общении со мной отец никак не упоминал эти эпизоды, и делал вид, что у нас «все пучком». Я тоже делала вид, что ничего не происходило, потому что от мысли о том, что мой папаша – педофил, и меня совращал, меня просто начинает мутить и трясти.
Во взрослом возрасте я не могу построить нормальные отношения с мужчинами потому, что мне встречаются одни нарциссы. Я понимаю, что не смогу наладить свою личную жизнь, встретить подходящего партнера и доверять в целом мужчинам, пока не разберусь в ситуации с отцом».
Как мы видим, долгое время Анна находилась на первой стадии жертвы, когда жертва не знает или не очень хочет знать, что она жертва (смотрите на моем канале видео «Пять стадий, которые проходит жертва в процессе освобождения»). Вслед за отцом она прикидывалась, что ничего не было, и у нее все отлично. А когда она осознала, что с ней произошло, и перешла на вторую стадию, у нее начались проблемы. Это было состояние шока: не хотелось верить в произошедшее, стала наваливаться тревога, депрессия. Но Анна сделала невероятные усилия, и сама справилась с самыми острыми эмоциями на второй стадии. Однако работу над сексуальным насилием она сама не стала проводить, и правильно сделала. Лучше не открывать этот ящик Пандоры самостоятельно.
Анна пишет: «Я работала над своей проблемой самостоятельно. Полгода смотрела Ваш канал, делала все упражнения из плэйлиста „Техники самопомощи“. Выписала все травматические ситуации, которые вспомнила, простукивала их, листы с рисунками сжигала. На какое-то время стало легче. Но полностью справиться не получается. Я не могу вспомнить все. И не могу проработать. Бывают моменты, когда я иду в душ или просто пью кофе, и меня накрывает: я вспоминаю своего отца – и начинаю рыдать»
В процессе работы над собой Анна достигла очень многого, и очень хорошо подготовилась к терапии. Такой клиент, как Аня – мечта психолога! Она – пример мотивированности, ориентированности на цель и осознания того, что она хочет. Она поставила цель избавиться от последствий насилия и стать счастливой как можно быстрее и с наименьшими затратами. И ей оказалось достаточно шести сеансов, что является рекордно коротким сроком для такого тяжелого типа травмы! В процессе терапии она безупречно делала все домашние задания, удаляла все заряды, которые мы нашли. И результат от терапии превзошел все ожидания.
Часть вторая. Как отец-педофил готовил с раннего детства свою дочь к инцесту.
Отец Анны изнасиловал ее в 15 лет. Но до этого он проделал несколько маленьких шагов, чтобы подготовить дочку, обнулить ее сопротивление физическому насилию, снять все защиты, дать понять, что она не может ничего сделать, чтобы противостоять ему, и что она не сможет ни в ком найти поддержку. Одна за другой эти ситуации вскрылись в терапии.
Первый эпизод. Отец в 5 лет неожиданно надрал уши.
Анна говорит: «Я стою в комнате, паркетный пол, большая комната. Он подходит, злобно на меня смотрит, хватает меня за ухо и поворачивает. Что происходит? Почему?! Я в шоке. Я парализована, не могу двигаться. Я не могу понять, за что? – и не могу поверить, что это мой папа мне сделал больно. Я никому пожаловаться не могла, потому что боялась».
Так отец приучал Аню, что он может сделать с ней все, что угодно, в любой момент – и ему ничего за это не будет.
Второй эпизод. Лошадка.
Это произошло, когда Аня уже училась в начальной школе. В одной книжке она нашла картинку лошади, которая ей очень понравилась. Аня взяла книжку, и с картинки срисовала лошадку. Очень довольная своим творчеством, она с гордостью показывает свой рисунок родителям. Мама хвалит, а папа говорит: «Да так любой может. Ты приложила к стеклу и обвела». Девочка протестует: «Я сама рисовала!», а он с презрением бросает: «Ага, найди пять отличий».
Вот так отец учил ее сомневаться в себе, не верить в свои способности, а верить в то, что папа всегда прав.
Третий эпизод. Щекотка
Анна говорит: «Начиная с шести лет он меня щекотал. Я лежу в постели в воскресенье утром и сплю. Залетает папа, ложится в постель рядом со мной и начинает щекотать. При этом у него зверская улыбка на лице. Я его начинаю пинать со всей силы, его это обижает, но он не оставляет меня в покое. У меня перехватывает дыхание, я чувствую безысходность и страх. Это никогда не закончится. Комок в горле, а в груди свинцовая тяжесть. Он знает, что я боюсь щекотки, но продолжает делать. Горло сдавило. Я смеюсь и задыхаюсь. Я прошу отпустить, а он говорит: „Ну признайся, тебе это нравится!“».
Такой аргумент частенько используют родители-тираны, использующие щекотку в порядке забавы над детьми. Отец Анны позднее то же самое скажет и в процессе сексуальных действий с ней: «Тебе же это нравится!». А с шести лет при помощи щекотки он ее приучал, что ее тело ей не принадлежит, он может сделать с ним что угодно. Он учил ее считать неприятные прикосновения приятными, заставлял сомневаться в своих ощущениях. Это и есть газлайтинг, или загашивание: «ты не чувствуешь то, что ты чувствуешь, а чувствуешь то, что я тебе сказал».
В данном случае отец планомерно и умышленно загашивал ребенка, делал ее безропотной жертвой, чтобы в будущем не было проблем использовать ее сексуально, и чтобы при этом легче было внушить, что ей это приятно.
Некоторые даже не нарциссические родители считают, что щекотка – это такое милое развлечение с детьми. Но щекотка против воли – это физическое насилие. Когда вы щекочете детей, а они смеются, это не значит, что они счастливы – это просто рефлекторная реакция. Если они вам говорят: «Прекрати!», а вы продолжаете, то вы просто даете им понять, что их физические границы могут быть нарушены, что слово «прекрати» не работает, и что с ними никто не будет считаться, и у них нет контроля. Вы учите их не верить своим ощущениям, считать неприятное приятным. Учтите: таким милым «развлечением» вы готовите из ребенка жертву будущего сексуального насилия.
Четвертый эпизод. Отец трясет за плечи.
Когда Аня еще работала над своим гневом на отца самостоятельно, когда она делала упражнение по отматыванию связей с ним, у нее вдруг непроизвольно начали дергаться плечи. И вообще по жизни у нее всегда плечи были подняты, голова втянута, ей даже мама замечание делала: «Доча, опусти плечи», хотя Аня не чувствовала, что плечи подняты. В процессе отматывания связей с отцом Анна не могла понять, почему дергаются плечи и почему голова все время вжата. Причина выяснилась позже, уже в терапии. Оказалось, это было из-за того, что отец постоянно тряс ее за плечи. Вот один из примеров:
«Мне 12 лет. Я сижу на кухне спиной к двери, пью чай. Отец подходит сзади, кладет руки мне на плечи, начинает меня трясти и рычит: «Мой дорогой Анютик!»» – когда Аня рассказывает это, у нее начинают непроизвольно дергаться плечи, и одно плечо ведет влево. – «У меня ком в горле, страх, я хочу, чтобы он прекратил, оставил меня в покое, но он не прекращает. Я не вырываюсь, потому что это бесполезно. Я просто терплю и жду, когда это все кончится. Он мне напоминает волка. Он говорит, что это он так любит меня, но у него злое лицо, как у волка, челюсти сжимаются, зубы клацают, мне очень страшно. Я не знаю, кому жаловаться, он все выворачивает на раз-два. Даже если я скажу при людях, что он меня сильно трясет за плечи, он скажет: «Что ты преувеличиваешь, это я тебя так люблю».
Надо сказать, что отец не только тряс меня за плечи, но иногда еще «в шутку» хватал меня сзади за шею и тоже тряс. Поднятые вверх плечи – это была еще и попытка защитить шею».
Этими сеансами своей трясучей «любви» отец планомерно приучал девочку к тому, что насилие называется любовью, что ради папы надо терпеть, и что помощи ждать неоткуда: он все равно все вывернет наизнанку, все равно ей никто не поверит. Сопротивление бессмыссленно.
Пятый эпизод. Силовые приемы.
«Это было в 11 лет. Отец неожиданно кричит: „бросок через бедро!“, хватает и резко кидает меня на диван. Надо пояснить, что мой отец закончил военное училище и много лет работал в силовых структурах. Бросание на диван – это была отработка приема „бросок через бедро“ на мне. Других пригодных снарядов, видимо, он найти не смог. Всегда был очень доволен, когда получалось застать меня врасплох и кидануть как следует. Мне не было больно, но было обидно и страшно».
И все это подавалось как шуточки и веселые игры папы с дочкой: «Девочка должна уметь постоять за себя» – говорил отец. При этом он не учил ее защищаться, он только учил терпеть и мириться с его внезапными атаками, отрабатывая на ней, как на кукле, свои приемы.
Вот так отец постепенно взламывал ее физические границы и приучал ее к тому, что ее тело ей не принадлежит – она безвольная игрушка в его руках. Он постепенно подавлял сопротивление: когда она терпела, он ее поощрял, когда сопротивлялась – наказывал. Оперантное научение – в лучших традиция бихевиоризма.