Я чувствовала себя не собой, как-то странно, себе чужой. В итоге, я попала в отделение неврозов. На антидепрессантах мне стало легче, и я начала понимать, что это с ней что-то не то, и вины здесь моей особо нет. Я приехала домой и поговорила с мамой. Попросила ее больше меня не обзывать при ссорах, а говорить просто по делу, конструктивно, потому что из-за этого у меня появляется чувство вины, и я начинаю в себе все подавлять, и у меня начинается деперсонализация. Я попросила маму помочь мне, а не топить, но не тут-то было! Мать помочь не хотела».
Деперсонализация — это проявление такого защитного механизма, как диссоциация. Деперсонализация относится к разряду диссоциативных расстройств. Это чувство разъединенности с собой или окружением. Может восприниматься как ощущение нереальности происходящего, отсутствие контроля над собой или чувство, что ты находишься вне тела. При этом есть осознание, что это просто чувства, а не реальность. Чтобы не чувствовать эмоциональной боли, человек рассоединяется с собой. Мозг не может переработать настолько болезненную информацию. Это бывает при серьезных травмах, при домашнем насилии. В данном случае Вера не могла принять свою вину, двойственность матери, боль от такого резкого изменения ее поведения, и приняла сознательное решение подавить эмоции.
С точки зрения энергетической психологии это выглядит таким образом, как будто человек, чтобы не чувствовать боли, как бы выходит из себя, выходит из пространства «здесь и сейчас». Душа как бы вылетает из тела, некоторые люди даже могут видеть себя со стороны: слишком больно находиться в своем теле! Деперсонализация – это когда человек «не в себе» в самом буквальном смысле.
Хорошо, что Вера обратилась за помощью. Если у вас нет такой возможности, вы в подобной ситуации можете сделать упражнение, которое поможет вам вернуться в состояние «здесь и сейчас». Это упражнение вообще полезно делать в ситуации стресса, грозящего потерей контроля над собой.
Упражнение заключается в следующем. Вы смотрите на то, что вас окружает, и говорите себе: «Я вижу стены. Я вижу стол. Я вижу лампу. Я вижу потолок. Я вижу полки. Я вижу книги» – все, что вы видите в данный момент, вы называете себе. Потом вы называете свое имя и фамилию, и говорите себе про себя основные факты. В случае с Верой это звучало бы так: «Я Вера Такая-то. Мне семнадцать лет. Я учусь в такой-то школе. Я живу по такому-то адресу, в таком-то городе, в такой-то стране. Я люблю делать то-то и то-то» – и вы перечисляете все, что вы любите делать. Тем самым вы возвращаете себе свою личность, приглашаете себя в свое тело.
И конечно же, чтобы избежать диссоциации, не следует отключать эмоции! С эмоциями надо работать. Если бы Вера в своей ситуации проработала свое чувство вины – простучала методом эмоциональной свободы, проговорила, прорисовала, каким-то образом избавилась бы от него… в конце концов, даже просто наорала бы на мать! – она бы избежала состояния деперсонализации.
Состояние деперсонализации может длиться от нескольких минут до нескольких лет, и принимать хронический характер. В последнем случае хроническое состояние деперсонализации может приводить к расстройствам личности, среди которых в наиболее тяжелом случае возможно диссоциативное расстройство личности – человек имеет более одной личности, находящихся в одном теле и сменяющих друг друга. К менее тяжелым относятся амнезия (диссоциативная фуга), когда отключение памяти о неприятных событиях может приводить к частичной или полной потере памяти, вплоть до того, что человек забывает, кто он.
Чтобы избежать состояния деперсонализации самому, делайте описанное выше упражнение. Если же вы видите угрозу возникновения такого состояния у другого человека, ему можно задавать вопросы в той же последовательности: «Что ты видишь? Где ты находишься? Какое сегодня число?», и так далее, переходя далее к вопросам о личности: «Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Где ты работаешь? Что ты любишь?». Ваша задача – возвратить человека в состояние «здесь и сейчас».
Серия третья. «Это что, я в твоем неврозе виновата?!»
Итак, Вера пришла из психбольницы, где лечилась от невроза и деперсонализации, и попросила мать не обзывать ее больше и помочь ей восстановиться. И какова же реакция матери?
«Тут начался самый ад! Мать взъярилась: „Это что, я в твоем неврозе виновата?!“, и при каждой ссоре начинала меня обзывать с удвоенной силой! Она как осатанела, и просто начала все делать наоборот! Все время говорила: „Ты и правда на голову больная!“ Я не могла понять, что с ней происходит, как такое можно говорить своему ребенку с неврозом?! В итоге, у меня начало разваливаться просто все: жуткая аллергия, бронхиты один за другим, опять подвернула ногу, от разборок с ней все время болел живот».
Вот оно, подтверждение моих предположений о том, что мать была вампиром всегда, даже когда Вере казалось, что мама была доброй и любящей. Она вытягивала из дочери жизненную энергию, когда та была маленькой, незаметно; теперь она стала вытягивать ее откровенно и остервенело. Мать была в отчаянии: ведь дочь уже перестает быть такой послушной девочкой, и алименты скоро прекратятся!
Вера пишет: «Когда я думала, что хуже уже не будет, началось самое страшное. Отец мне перевел деньги и сказал, что это только мне, а не ей; а мать себе все забрала, и мне выдала, сколько считает нужным. Я ей сказала, что это мои деньги. И тут она на меня набросилась, начала меня трясти за куртку и кричать: „Что ты за дрянь! Это мои деньги!“»
Вот здесь, по-моему, и есть проявление истинных чувств этой матери: ребенок для нее – всего лишь деньги, которые можно получить от бывшего мужа.
«Я еле отошла от этого шока, но через полгода насилие повторилось. Мы пришли из поликлиники, где мне сказали, что, если я не перееду, у меня откроется астма, потому что у нас квартира заплесневела, и у меня началась аллергия и бронхиты. Я вся в слезах, плачу, говорю: „Что же делать?“ А мать меня игнорирует. Я стала плакать и кричать от отчаянья еще больше: „Почему ты меня не слышишь?“, а она развернулась, схватила меня за руку, и давай выталкивать из ванной и тащить в комнату с криком: „Не ори на мать!“ Я стала отбиваться от нее полотенцем, она разрыдалась и убежала в комнату. Я не могла прийти в себя. У меня остался синяк».
В итоге Вера опять загремела в клинику с неврозом. Там она пообщалась с психологами и попыталась понять: что с мамой вообще такое происходит? Как она из любящей мамы превратилась в такое чудище? «Они сказали, – пишет Вера, – что обзывательства – это способ оставить меня при себе.Тут я окончательно запуталась. Начала рыться в интернете, нашла статью про „заботливую мать“, а теперь и про мать-нарцисса… Я не знаю, чему верить: тому, что происходит сейчас, или тому, что было до этого? От того, что у меня теперь два взгляда на нее, у меня опять началась деперсонализация и разъезжается крыша. Я морально к ней привязана, я просто не могу в это поверить, и не понимаю, что мне делать… Меня страшно жрет вина. Я даже сейчас Вам пишу и чувствую, что делаю что-то плохое. Если у Вас есть для меня какой-то совет, подскажите, пожалуйста. И, судя по описанному, она точно нарцисс? Заранее спасибо».
После дополнительных вопросов, которые я задала Вере, оказалось, что все девять симптомов нарциссического расстройства личности (НРЛ) у мамочки есть, и они были даже до ее чудесного превращения в мегеру, просто это было скрыто от Вериных глаз. Скорее всего, Вера просто не отслеживала эти звоночки в свой адрес.
И сомневаться не надо! Надо принять, что мама – нарцисс, и понять, что мама никогда не изменится. Надо понять и принять, что мама на самом деле никогда не любила Веру, просто по определению нарциссизма: у нарциссов нет способности любить. Я согласна с психологами: мамины обзывательства – это способ парализовать жертву и заставить ее подчиниться с тем, чтобы оставить при себе. Так обычно делают насильники. Но мама хочет не просто оставить Веру при себе, а использовать ее как средство дохода! Внушить ей вину, чувство долга за все то, что мать для нее делала с детства, и поставить ее впоследствии себе на службу до конца дней. Сначала – чтобы отдавала деньги отца, а потом, когда Вера пойдет работать – чтобы точно так же содержала мать, как это раньше делал отец.
НРЛ – это неадаптивное расстройство, то есть нарцисс часто не осознает, что действует вопреки своим интересам. Мать хочет заставить Веру работать на себя, но лишает ее здоровья, то есть той способности, которая по идее должна приносить ей деньги. Как непредусмотрительно!
Вере для начала надо понять, что такие отношения ее разрушают, и надо принять решение эмоционально отрываться от матери, переставать зависеть от нее. При таком количестве психосоматических заболеваний, деперсонализации, неврозе Вера нуждается в психотерапии, которую надо будет пройти после того, как она разорвет отношения с матерью.
Серия четвертая. «Я уж точно не менее талантлива, чем ты, если не более!»
В этой серии мы разберем симптомы нарциссизма у матери Веры. Но в основном эта серия посвящена зависти. Зависти нарциссической матери, которая не может простить, что ее дочь более талантлива, чем она.
Когда я стала спрашивать у Веры о поведении матери в детстве, то картина стала прорисовываться более ясно, и Вера пришла к выводу, что если мать – нарцисс, то слегка скрытый, или просто скрытый. Просмотрев девять симптомов нарциссизма, Вера нашла у матери примеры поведения на каждый симптом еще из своего детства.
1. Чувство собственной значимости и уникальности: «Прежде всего, она вечная страдалица, все ее должны жалеть, она героиня, у нее самые жуткие болячки».
2. Отсутствие эмпатии: «Абсолютно безжалостна к остальным; проблемы других для нее – ничто, а когда она кого-то жалеет, я вижу, как ей нравится, что другой страдает».
3. Потребность в преувеличенном восхищении: