Нарциссические родители — страница 31 из 44

И она все время, во всех сферах жизни, начиная с ремонта и кончая судом, делает так, что все ее взрослые проблемы решаю я. И что самое интересное, когда я все сделаю, она с легкостью присуждает мои заслуги себе. Я как теневой слуга какой-то! Она вообще одна никогда не жила, и как я понимаю, за нее все эти функции выполняли родители. А потом она перелезла на моего отца. А как он ушел – то на меня.

Например, ремонт в том году. Отец дал мне денег на ремонт и сказал: «Вера, ты взрослая; вот тебе бюджет, все контролируй сама, ты должна в него влезть». Наступил день покупок материалов. Я составила доскональный список товаров в надежде, что она сама сделает все замеры; и вдруг – мы, оказывается, собираемся ехать в магазин, ничего не замерив. Я говорю: «Как мы едем без замеров?» Она мне: «Ремонтник кашляет, не хочу его в дом тащить». Я вообще офигела, говорю: «И что дальше? Как ты без замеров поедешь, что ты будешь покупать?» В итоге я настояла, ремонтник приехал, сделали замеры. Вы прикиньте: ей пятьдесят лет, она в прекрасном уме и здравой памяти, и не понимает, что без замеров ехать и покупать материалы нет смысла!

В магазине я все считала, записывала, выбирала самые бюджетные товары, смотрела соотношение цены и качества. А она решила отпустить ремонтника раньше времени, хотя мы еще не выбрали вещи, в которых разбирается только он, типа всяких труб и шлангов.

И уже потом, когда приехали домой, я слышала, как она рассказывала своей подруге, как она сама придумывала весь дизайн – хотя по факту 80 процентов дизайна придумала я. Я возмутилась. Она взбесилась: «Ты только о себе думаешь! Это мы вместе придумывали!».

А потом она бабушке рассказывала, как она, держа в руках две копейки, провернула этот ремонт, и все опять с особым трагизмом и героизмом – как будто это реально она! И вообще она Жанна Д’Арк. Я ей говорю: «Да это я все ходила, считала, что ты все себе опять присвоила?!» А она разрыдалась, и со словами: «А что же тогда делала я?» – убежала».

Здесь мы видим прекрасную иллюстрацию того, что нарциссы находятся на дооперациональном уровне когнитивного развития, как дети пяти-шести лет. Они не видят связь причины и следствия, логические операции не развиты. Смотрят на ситуацию только со своей точки зрения, что называется эгоцентризмом. Поэтому-то мама и уверена, что она все сама сделала, от силы – они вдвоем.

Это напоминает мне историю нарциссического отца, который не давал алиментов на детей бывшей жене, привез один раз за десять лет мешок морковки, брал детей на лето, скидывая их своим родителям, а потом утверждал, что они с бывшей женой равноценно вкладывают в детей. Нарциссы не умеют посмотреть на ситуацию с точки зрения другого, объективно оценить свой и чужой вклад. Операция сравнения им недоступна. Поэтому им и кажется, что они и в самом деле делают все сами.

Маленькие дети при виде проблемы не решаются взяться за нее самостоятельно, опасаясь, что их заругают, или что они не справятся, и прячутся за взрослых, предоставляя им решать взрослые дела. Так же поступают и нарциссы. Мать Веры заставляла дочь решать все взрослые дела, потому что боялась с ними не справиться; а когда Вера справлялась, легко присваивала себе все лавры. Посмотрите в первой книге главу 3, статьи, посвященные мышлению нарцисса: «Нарцисс – это шестилетний ребенок» и «Логика нарцисса».

Так что, когда вы общаетесь с нарциссами, надо понимать, что логики у нарциссов нет, и объяснять им что-либо не имеет смысла; не надо им что-то доказывать – это бесполезно. Можно обращаться с ними так же, как с маленькими детьми, просто сказать: «Ты хвастаешься, и это плохо, я пожалуюсь твоей маме». Один раз Вера так и сделала – и это помогло, мать притихла!


Серия девятая. Я запретила себе плохие эмоции


Это рассказ о том, почему нельзя говорить нарциссическим родителям о то, что вас ранит, и как запрет на чувства может привести к серьезным проблемам.

У Веры в семнадцать лет произошла деперсонализация, потому что она запретила себе чувствовать (об этом рассказано во второй серии истории про Веру). Но когда она стала вспоминать свое «золотое детство», оказалось, что запрет на чувства был поставлен матерью гораздо раньше.

«Началось это лет с тринадцати, когда я приходила из школы усталая. Учиться мне было трудно; я училась в специализированной английской школе, при том, что у меня была дислексия». Дислексия – избирательное нарушение способности к овладению навыком чтения и письма при сохранении общей способности к обучению. Это проявляется в том, что ребенок не понимает, что он читает, плохо пишет, и все, что связано с письменной речью, для него является огромной проблемой. Добавьте к этому обучение в специальной языковой школе, и вы поймете, какая колоссальная нагрузка легла на ребенка.

«Я сидела молча. Просто была усталая, с перекошенным лицом, и не хотела разговаривать – хотелось просто помолчать. И тут началось постоянное моральное насилие; мать все время говорила мне: „Что у тебя с лицом? Почему у тебя кривое лицо опять? Какое у тебя злое лицо! Не хочу видеть твою злую рожу, злую морду, злые глаза! Какая ты надутая, неприятная!“».

У матери Веры здесь включался механизм проекции: она проецировала собственную злость и черствость на дочь.

Нарциссическая мать питается эмоциями детей, и ей надо, чтобы они по ее щелчку включали радость. Позитивные эмоции, когда ребенок на энергетическом подъеме – это энергоресурс нарцисса. Причем эта энергия должна идти только в одном направлении – от ребенка к матери. Мать не понимает, что у ребенка энергия на нуле, и нужно в такой момент поддержать дочь, дать ей любовь – как обычно и бывает в нормальных отношениях.

Я как-то наблюдала, в семье знакомых моих друзей, отношения нарциссического отца и сына. Родители у мальчика развелись, ребенок жил с матерью, но отец – что довольно нетипично для нарцисса – их всем обеспечивал: платил за обучение, давал деньги, покупал одежду, да еще и платил алименты. При встрече с отцом – а они встречались один-два раза в неделю – мальчик был веселым, старался смеяться и веселить отца. Он был все время на подъеме: с энтузиазмом рассказывал, что было в школе, как он хорошо побеждает на олимпиадах, какие сложные задания он выполняет, как он играет на музыкальных инструментах – просто идеальная картинка любящего и позитивного сына! Но при этом почему-то мальчик не хотел отвечать отцу на смс-ки и звонки; на встречах с отцом у него возникали сильные нервные тики, и в преддверии встречи он часто заболевал и пропускал ее. Видимо, ребенок, подавляя свою вину перед отцом за все предоставленные подарки, деньги и обучение, «включал счастье» и ставил себе запрет на негативные чувства, а расплачивался за это тиками и болезнями. Болезнь здесь идет по принципу вторичной выгоды – избежать встречи. У Веры деперсонализация произошла по принципу первичной выгоды – через физическую боль отвлечься от боли эмоциональной.

«Короче, я должна была все время с ней общаться, веселить ее и быть в хорошем настроении – такой придворный шут. Сначала я просто офигевала: неужели не видно, что человек не в духе, не надо его трогать? Но она все время меня винила моими же эмоциями: они должны были исчезнуть! В итоге, в тот роковой вечер, крутя все это в своей голове, я запретила себе плохие эмоции. Наутро, когда я хотела было ей что-то ответить грубое, я быстро зажала себя и подменила плохие эмоции хорошими». Это такой защитный механизм – реакция формации, когда подменяешь одни эмоции другими. Понятно, что такие подмены чувств не проходят бесследно ни для психического, ни для физического здоровья. И очевидно, что причина такого защитного механизма в данном случае была в запрете со стороны матери на негативные чувства.

«К середине дня у меня началась деперсонализация. Я была какая-то не такая: вроде я, а вроде что-то не так, я – это не я. К концу года я попала в отделение неврозов. Мне попался очень хороший врач, он сказал, что мне надо поговорить с матерью и попросить говорить конструктивно, по делу, без криков, потому что от криков и обзывательств у меня наступает деперсонализация. Но когда я поговорила с ней, она стала еще хуже, и принялась обвинять меня в том, что я сумасшедшая. И это, как Вы говорили, диагностический маркер».

Да, я говорила, что, если вы просите нормального человека прекратить ранящее вас поведение, он прекращает. А нарцисс – наоборот: не только не прекращает, а еще и использует это против вас. И это – диагностический маркер нарциссизма.

«Так вот, мать начала кричать. Каждый раз при ссорах она еще с большей яростью кричала мне: „Ты больная, ты чудовище, у тебя не в порядке с головой!“. Представляете, опять по самому больному! Я ей говорю, как мне плохо, а в итоге даю ей нож в руки, чтоб она меня им зарубила».

Мораль этой истории в том, что нарциссическим родителям, как и любым нарциссам вообще, не надо говорить, что именно вас ранит: они будут использовать это против вас. Если уж вы общаетесь, то используйте в конфликтных ситуациях разрыв контакта, говорите: «Мне это не нравится!», и уходите. А лучше – уходите из дома и начинайте свою новую жизнь. Тогда и энергия восстановится, и выучитесь на кого-нибудь, и вернете свою жизнь себе, перестанете быть молодильным яблочком для матери.


Серия десятая. Месть матери: «Ты будешь выносить за мной судно»


Здесь мы расскажем о том, как нарциссическая мать мстит дочери и заставляет ее платить за тот уход, что оказывала ей в детстве.

Когда Вере исполнилось семнадцать лет, и она стала более самостоятельной, мать заболела. Болезнь матери возникла по механизму вторичной выгоды – добиться внимания дочери, вернуть ее назад. Родители были в разводе, но отец обеспечивал мать с дочерью, и мать, конечно же, не хотела терять источник денег.

«Я ухаживала за ней день и ночь. Отец говорит: «Как же ты все одна? Давай наймем сиделку или домработницу». Я говорю: «Мама не