мый страх, все те самые чувства, которые до сих пор были подавлены.
И вслед за этим пришло принятие и облегчение. Это значит, что произошел переход на третью стадию, когда жертва понимает, что в этих отношениях ничего хорошего не будет. Происходит освобождение от Стокгольмского синдрома – проходит любовь к своему насильнику и исчезает зависимость от него. Поэтому у Антонины и пропало чувство вины. Вот так быстро, в течение считанных дней, она прошла три стадии освобождения от насилия! Но этому предшествовал целый год изучения темы, так что семена были посеяны, нетерпимость к насилию уже была сформирована. И хорошо, что сначала это понимание пришло в отношениях с чужими людьми. Ей дано было время для осознанного созревания чувства собственного достоинства, которое раньше было инстинктивным.
«У нас семья была: мама, папа, я и младшая сестра (она меня младше на два года). Мама и папа учителя, преподавали у нас в сельской школе, и у меня просто не было продыха: дома тирания, и в школе тирания, мамин глаз везде. Самые ранние события я не помню, естественно. Но помню мамин рассказ, что, когда папа загулял впервые и ушел из семьи, мне было 8 месяцев, и она отвезла меня к своей маме за 70 километров, и я ее видела один раз в две недели, когда она приезжала на выходные – остальное время она работала в школе. Полгода я была без мамы, это тоже, наверное, как-то не очень хорошо для ребенка. Потом папа вернулся в семью, но, видимо были обиды и скандалы, и я была очень травмирована, потому что мама мне со смехом рассказывала: «Ой, ты всегда была такая неженка! Когда мы ссорились, или стоило на тебя накричать немного, ты как в тумане начинала куда-то идти, ударялась о кроличью клетку или забор и падала, отключалась». И я себя не жалела как-то, я и вправду считала, что – вот же ж, блин, люди с нервами, а я желе и неженка! Этот рассказ я услышала где-то в 8—10 лет, и с тех пор я свои слезы никому не показываю, да и позволяю расплакаться себе раз в два года где-то.
Я помню вечные унижения, особенно при посторонних: «Ты же знаешь, где лежит лозина (розга)?!» – и это мне было 12 лет, и в гости к нам пришел парень, который мне нравился…
А розга лежала акациевая, с огромными колючками… Маме доставляло удовольствие бить меня, я прямо видела, как она бесится: она подлетала и лупила меня рукой или полотенцем. Я не помню эти побои, но помню обиду и жгучую ненависть, которая во мне поднималась. Моя сестра говорит сейчас, что, поскольку она боялась маму и не восставала против нее, не перечила, мама сейчас, видимо, полегче к сестре относится. А я постоянно восставала: она бьет, я стою и не плачу – это ее так бесило! Я не показывала, что меня можно сломать, хотя в душе я, конечно же, была сломана.
Папа на уроках обзывал меня при всем классе идиоткой, и бросал от нервов дневник мне в голову через весь класс. Это в десятом-то классе! Идиоткой я точно не была, все хвалили меня всегда, и школу я с золотой медалью закончила. Когда мне было 28 лет, и у него была очередная любовница, а я защищала маму, он угрожал мне, что знакомые дядьки придут ко мне и к моим детям с пистолетом (я тогда прилетела из Германии и гостила с детьми у мамы в Украине), и заявил, что отказывается от меня и своих внуков: сказал, что я ему не нужна такая.
Я не понимала, какой я должна стать. Я с детства понимала, что какая-то не такая, какой меня хотят видеть! В 10 лет я нашла у родителей книгу Успенского «Как усовершенствовать самого себя», и читала ее, выписывая все, старалась следовать написанному, чтобы быть хорошим человеком.
«Дуб-дерево, идиотки, мне с вами стыдно ходить, вы как нищенки одеты» – это самые нормальные слова папы. И при всем при этом я к нему лучше отношусь, чем к маме! Он ведь говорил и слова любви мне. Я знала, что я папина дочь, что он меня хоть как-то любит. Я всегда это чувствовала! Он и сейчас продолжает меня загашивать и обесценивать, но он все же попросил у меня за все прощения, за то, что обижал меня! И, конечно, это не вернет здорового детства, но его любовь я и вправду чувствовала. Мама же просто игнорировала. Она вообще ни разу не извинялась за свою жизнь ни перед кем! Она была такой холодной, что просто ужас, я ее жутко боялась, и после каждого ее срыва мы с сестрой ходили к ней и просили у нее прощения! Это был ад, я понимала, что это неправильно, но такой был сценарий примирения. Мама все время мне говорила: «Таня (сестра) добрее, а ты вовкулака!» В общем, на ее фоне папа был хорошим родителем!
В университет на первом курсе мама отдала мне на зиму свою старую кожаную куртку, а себе купила новое пальто. Я была просто бомжом, да еще на модном инъязе; молчу уже о том, как мне зимой было холодно, и как я не вылезала из простуды три месяца. Надо мной уже преподаватели посмеивались: Тоня, вылечитесь, наконец!
Я очень не люблю вспоминать школьные и студенческие годы…
Даже в Германии, когда я училась и сама себя обеспечивала, и – да, были голодные пару лет, – мне все же было лучше! Я знала, что если вернусь домой, то опять будут унижение, нищета, мамины насмешки, а тут хоть есть шанс…
Отношение родителей НЕМНОГО изменилось, когда я вышла замуж. Муж программист, и живем мы хорошо. Я начала делать дорогие подарки. Я сделала маме кухню и ванну, которых у нее не было, а она о них всегда мечтала (ушла куча денег, чтобы сельскую хату с туалетом на улице превратить в красивый дом). Мы с сестрой взяли их в отпуск «олл-инклюзив» в Хорватию – они были в восторге! Ездили с ними на лыжи в Австрию и Швейцарию, поехали с родителями во Францию, показали им немного мир. Я привозила внучек к родителям каждое лето на месяц-два, все покупала там на свои деньги, и на два месяца устраивала родителям праздник и отпуск. Я просто отпустила то, что было, и решила о них заботиться, не ожидая любви и признания, честно. Я просто не могла жить хорошо, чтобы при этом мои родители в нищете жили. Я каждый месяц помогаю им материально. И поэтому отношение чуть лучше, но иногда я вижу такую злость и зависть у мамы в глазах, что у меня у самой в глазах аж темнеет от ужаса…»
Вот это очень интересная общая тенденция, которая наблюдается у выехавших за границу детей украинских нарциссических родителей. В моей практике таких случаев уже с десяток. Дочка едет за рубеж, с большими трудностями устраивается, живет впроголодь, особенно поначалу, но считает себя обязанной отдавать все деньги, себе в ущерб, нарциссическим родителям. Ну конечно, они же на Украине! Там же война и разруха. При этом родители вместо благодарности осыпают нерадивую дочь обвинениями по принципу старухи из «Золотой рыбки»: «А почему только корыто? Почему не новая избушка?»
Зачем это делают родители? Это привычный прием – заставить ребенка служить им с помощью чувства вины. Они использовали детей в детстве, выкручивая им мозг: «Я так страдаю, мне так плохо, и в этом виновата ты, и ты должна свою вину искупить». Тот же рычаг родители используют и в отношении взрослых детей. И дети, чувствуя жалость к родителям и свою вину (ну они же всегда во всем виноваты по жизни!), стараются изо всех сил компенсировать недовольство родителей и ублажить мамочку в надежде получить хоть какие-то крохи любви.
Дочка думает: «Ну, вот сейчас я ее свожу на курорт „все включено“, и она скажет что-то доброе, покажет, что любит меня». Но этого не происходит. Мать боится, что, если она одобрит дочь, та и стараться не будет, и содержать ее не будет. Поэтому вместо любви одни упреки.
Вообще-то, это совершенно нормально – помогать родителям, которые живут в нужде. Нормальные дети, достигшие процветания, легко и с радостью помогут родителям, если те в этом нуждаются. Но это не значит, что дети должны содержать и катать по круизам трудоспособных родителей, отказывая во всем себе и своим детям! С точки зрения системных расстановок и эволюционной теории, родители должны желать детям и внукам процветания, прежде всего, ради продолжения и процветания всего рода. Родителям нет смысла ни с эволюционной, ни с практической, ни с нравственной точки зрения замыкать поток изобилия на себя, грабя собственных детей и внуков. Но на нарциссических родителях эволюция отдыхает. Они хотят себе все и сразу, и после нас – хоть потоп.
«После Ваших видео я сейчас просто приняла, что мама меня не любила, не полюбит, и ЭТО ДАННОСТЬ, ТАК И ЕСТЬ, И ТОЧКА! Я не стала впадать в жалость к себе: АХ ПОЧЕМУ СО МНОЙ ТАК? Я просто приняла, и все.
И у меня откуда-то появилась энергия и драйв. Я пошла на фитнес, и первые 5 кг ушли вообще от ничегонеделанья, просто мне было легко, что мамы больше нет в моей жизни. Как пиявку оторвала от себя. За два дня стало легко, за неделю жизнь как будто изменилась. Мир стал светлее, что ли».
Жертвы нарциссов часто страдают лишним весом. Это, видимо, защитная подушка, сдерживающая удары. А с другой стороны, это символическая тяжесть вины, которую они на себе несут, сгибаясь от обвинений родителей. Когда Антонина сбросила этот груз вины, ее тело тут же стало легче и вес легко стал уходить.
«Мне стали сниться другие сны. С детства мне снились сны, где я должна была убежать или защищаться, и я не могла кричать НИКОГДА, чтобы на помощь позвать. Тут был первый сон за тридцать шесть лет, когда на меня нападал мужчина, и я смогла кричать: «НА ПОМОЩЬ!» Я проснулась с таким классным ощущением свободы, передать не могу!
Но это же все только начало. Я сто-о-олько информации узнала на Вашем канале! Это была моя окончательная сепарация в 36 лет! И у меня больше нет чувства вины! Просто все подошло к моменту, когда мама та-а-ак достала, что я больше вот эту вселенскую вину не чувствую. Но агрессия есть, и я агрессивненько так защищаю свои границы».
Сон очень показательный. В работе с жертвами нарциссических матерей эта тема часто встречается. Пока вы под воздействием матери-нарцисса, то снятся сны о монстрах, которые преследуют, и во сне вы беспомощны, и сделать ничего не можете. Когда происходит освобождение, то во снах появляются силы управлять ситуацией, и вы видите помощь и выход. Это хороший диагностический маркер того, что идет освобождение от насилия.