Скоро мы оказываемся у дома Бри, и Дерек провожает ее до двери.
– Не целуй ее, – бормочу я. – У тебя рот в крови, это негигиенично и тошнотворно.
И я не хочу, чтобы она тебе нравилась. Пожалуйста, не целуй ее. И не дотрагивайся до нее. Просто уйди. Уйди. От. Нее. Вот прямо сейчас.
Очень хочется отвести глаза от двух силуэтов, но не могу. Бри умеет флиртовать и своих намерений не скрывает. Это девчонка привыкла крутить парнями, как хочет. У нее безупречная фигура, безупречное лицо, безупречная прическа. Она женственна, участвует в чирлидинге и много смеется. Бри обвивает руками шею Дерека, и он прижимает ее к себе – такое короткое объятие. Потом он, видимо, говорит что-то смешное, потому что она заливается смехом и кладет руку ему на грудь. Ну вот зачем ей трогать его каждую секунду?
Посигналить бы из машины, но время уже позднее – не хватало еще соседей разбудить, им это явно не понравится. Наконец Бри входит в дом, а Дерек возвращается в машину.
– Не прошло и года, – раздраженно замечаю я, пока он медленно, морщась от боли, устраивается на водительском сиденье.
– Смеешься, да?
Я не отвечаю – чувства обнажены и кровоточат, как его лицо. Понимаю, что веду себя по-детски и нелогично. Но если честно, я не хочу, чтобы он был с Бри. Я ревную, чувствую свою уязвимость и переживаю предательство Лэндона, при этом осознаю свои чувства к Дереку, а он, скорее всего, запал на Бри.
– Бри очень красивая, – бормочу я.
– Ага.
– Она тебе нравится?
– Она клевая.
Ему не понять. Когда машина подъезжает к дому, я хочу рассказать ему о своих чувствах. Но не знаю, как и что говорить, – в мозгу водоворот эмоций и полная неразбериха. Если скажу, что не хочу, чтобы он встречался с Бри, Дерек, наверное, засмеется и впредь будет держаться от меня подальше.
Я открываю рот, чтобы выразиться как-то подобрее в его адрес, но у меня ничего не выходит.
– Я могла и сама справиться с Лэндоном.
Он тыльной стороной ладони вытирает кровь с лица.
– Ты все время сама себя в этом убеждаешь, так что в конце концов и верить начнешь.
Эштин, скажи, что у тебя появились к нему чувства. Скажи Дереку, что ты испугалась, когда его били. Скажи ему, что хочешь его обнять. Скажи, что он тебе нужен.
Я медленно вылезаю из машины, игнорируя внутренний голос. Потому что, выразив что-то из этого или даже все это, я стану уязвимой, а это опять верный путь к эмоциональным травмам. Я уже почти у входной двери, когда слышу голос Дерека.
– Эштин, подожди.
Не поворачиваясь, я слышу, что он приближается, – гравий скрипит под его подошвами. Темно, только мягкий свет от желтого светильника на веранде.
– Сама ведь знаешь, что девчонка, – говорит он. – И тебе не под силу самостоятельно одолеть все преграды. Хоть ты и футболист, все равно не можешь дать отпор девяностокилограммовому лайнбекеру. – Он заставляет меня повернуться к нему и бросает взгляд на красные пятна у меня на руке, следы мертвой хватки Лэндона. – Или своему бойфренду.
– Он больше не мой бойфренд.
Лэндон врал. Манипулировал мной. И осенью переходит в Фэрфилд. Все кончено. Мы в полной заднице. Не знаю… вдруг удастся убедить его вернуться, уступив должность капитана? В нашем дивизионе тяжело. Если хотим привлечь внимание университетских футбольных агентов, без хорошего квотербека не обойтись. Я тру глаза, мечтая, чтобы кто-нибудь пообещал, что все будет хорошо. Но ведь не будет. Дерек медленно выдыхает, осознавая смысл моих слов.
– Вы расстались?
Я киваю. Мы стоим в метре друг от друга. Нет ничего легче сойтись ближе, но мы не двигаемся. Мне так хочется протянуть руку и коснуться его разбитого, в кровоподтеках лица. На одно мгновение я ощущаю его боль, как свою. Но что бы там ни бурлило внутри, мне следует запомнить: с Дереком у нас никогда ничего не получится. Он из тех, кто «поматросит и бросит», даже не оглянувшись. Я так не смогу… ведь тогда порвется тонкая ниточка надежды, что я могу испытывать чувства к кому-то, кто не отвернется и не покинет меня. На сегодня мне уже хватит предательств. Еще одного я не выдержу.
Войдя в дом, Дерек направляется к себе. Я беру маленькое полотенце, хватаю кое-что из шкафчика с лекарствами и нахожу в морозильнике пакет со льдом. Когда я появляюсь на пороге «берлоги», Дерек сидит на кровати и смотрит в мобильник. Он поднимает на меня глаза.
– Если ты пришла побаловаться, я как-то не в форме, но если ты берешь всю работу на себя, чтобы я расслабился, то я готов…
– Да оставь ты уже это свое самомнение. Я пришла продезинфицировать тебе раны. Заткнись, а то уйду.
– Да, мэм. – Он отодвигается на середину кровати, освобождая мне место. К моему удивлению даже отбрасывает в сторону свой неизменный сотовый.
Встав на колени, я осторожно провожу полотенцем по разбитой брови. Мне не дает покоя мысль о том, что мы на одной кровати, и если бы не… Нет. Нельзя позволять мыслям работать в направлении «что если», потому как на самом деле что есть, то есть. Дерек ясно дал понять, что ухаживания для него игра. А я в эти игры не играю. Но как скрыть свою влюбленность, когда меня обуяла самая что ни на есть нервозность? Стараюсь, чтобы руки не дрожали, но кончики пальцев все равно вздрагивают. Такой нервный стресс со мной случается только во время игры, когда исход матча зависит от того, пробью ли я филд-гол[11]. В этих случаях я не обращаю внимания на это чувство и сосредоточиваюсь на непосредственной задаче.
– Зачем ты это делаешь? – спрашивает Дерек, и от его низкого голоса по моему телу будто пробегает электрический разряд.
Если взглянуть в его завораживающие голубые глаза, он сразу узнает о моих чувствах? Если бы он прочитал мои мысли и узнал, что во мне происходит, то стал бы смеяться надо мной. Избегая смотреть ему в глаза, я сосредоточенно вытираю запекшуюся на губах кровь.
– Не хочу, чтобы у тебя началось заражение, – говорю я. – Не льсти себе, ковбой. Я здесь больше для своей, нежели для твоей пользы.
Я смываю кровь осторожно, чтобы ему было не так больно. Ребятам из команды я никогда раны не обрабатываю. Если кто-то из нас получит травму или рассечет себе что-нибудь, мы справляемся сами или просим это сделать тренера. А здесь и сейчас мной овладел материнский инстинкт: защищать и заживлять раны. Покончив с запекшейся кровью, я накладываю на раны антибактериальный крем. Это уже вообще что-то очень личное и даже интимное.
– У тебя руки дрожат.
– Да нет, – вру я, накладывая крем на его теплую гладкую кожу. – Я раздражена и выдохлась, и вообще меня все достало. – А еще зла сама на себя за то, что просто мечтаю, чтобы Дерек притянул меня к себе и не отпускал всю ночь. Мечтать не вредно.
Сев на пятки, я любуюсь своей работой и вдруг ощущаю усталость и слабость – эмоциональную и физическую. Если бы Дерек потянулся ко мне, я бы приникла к его груди. Если бы сейчас он спросил меня, что я чувствую, я бы не выдержала и сказала правду. Он откидывается назад, задержав дыхание, – явно пострадало не только лицо.
– Спасибо, Эштин.
– Еще не все. Снимай рубашку, посмотрим, что там с ребрами.
– Ну, если я разденусь, осмотром ребер дело не ограничится.
Всем своим поведением показывать, что мне все равно, стало для меня нормой. Я делаю стоическое выражение лица.
– Вот такое у меня лицо, когда я не в восторге.
Краешек рта у него чуть загибается вверх, но он, сняв рубашку через голову, отбрасывает ее в сторону. Играет мускулами. Я лишь зеваю в ответ, стараясь не выказывать никакого восхищения. Сосредоточиваюсь на красных рубцах, проявившихся на боку в районе ребер. Да, пройдет больше, чем пара дней, пока все это заживет.
– Хочешь, и штаны сниму? – шутит он, зазывно шевеля бровями. – Может, там тоже что-нибудь вспухло?
Для него это все игра. Глядя ему прямо в глаза, я просовываю палец за пояс его брюк, и пакет со льдом оказывается внутри.
– Ну вот, – говорю я, собираясь уходить. – Это должно помочь.
Глава 23Дерек
– ЧЕРТ ПОБЕРИ, что с тобой? – гаркает Гас, когда я сталкиваюсь с ним утром по дороге в ванную.
– Подрался.
– Мне драчуны и хулиганы в доме не нужны. Брэнди! – орет он, и его скрипучий голос разносится по всему дому.
Брэнди с большим кексом в руках выходит из кухни.
– Да, папа?
Гас всплескивает руками.
– Твой пасынок ввязался в драку. Посмотри на него: отделали по первое число, на бандита похож.
Паркерам определенно нравится это слово. Взглянув на меня, Брэнди сочувственно присвистывает.
– Боже мой! Дерек, что случилось?
– Да ничего особенного, – отвечаю я. – Просто подрался, вот и все.
– Почему? С кем? Полицию вызывали? Как ты такой до дома доехал? – Брэнди буквально забрасывает меня вопросами, а тем временем мне бы пописать и принять обезболивающее.
– Да ничего страшного.
– Конечно, тебе ничего страшного, – возражает Гас, – это мне придется платить по счетам, если тот, с кем ты подрался, подаст в суд, требуя возмещения ущерба.
– В суд, на меня? – Шутит, наверное, если учесть, что меня-то как раз и побили. Это меня надо спросить, не хочу ли я возмещения ущерба. – Вам, Гас, не придется ничего платить.
– Это ты так думаешь.
Я думаю, что ему просто нравится быть несчастным. Но я не собираюсь вникать в семейные неприятности Паркеров. А то бы сказал Гасу, что пусть больше переживает о своей семье, чем о том, засудят меня за драку или нет. В ванной я смотрю в зеркало. Черт. Эштин права. Я похож на кусок мяса, который неоднократно прокрутили в мясорубке. На губе запеклась кровь, щека черно-синяя, на боку в районе ребер синяки.
Накануне ко мне явилась Эштин – обработать раны. Ей даже в голову не пришло, что я еле сдерживался, чтобы не заняться с ней чем-нибудь приятным, только бы отвлечься от раздирающей боли во всем теле. Одна мысль об этом волновала все мое существо. Девчонка имеет надо мной власть. Когда она на меня смотрит, я будто снова становлюсь девственником. Правда, смотрит она на меня редко. В основном избегает глядеть в глаза. Я ей явно неприятен. Вчера она, собственно, так мне и сказала.