Увидев меня, миссис Уортингтон опускает зонтик и откашливается.
– Здравствуй, Эштин.
Находиться рядом с пожилой дамой, пусть она кому-то угрожает, чрезвычайно приятно.
– Миссис Уортингтон, как вы здесь оказались?
– Этот невежда швейцар мне без конца досаждает, – говорит она. Недовольно выдохнув, она лезет в висящую на руке сумочку и достает носовой платок с монограммой. После чего вытирает со лба воображаемую испарину.
От меня не ускользает тот факт, что на мой вопрос она так и не ответила. Очевидно, эту привычку она позаимствовала у внука. А может, это наследственное, и они оба наделены этой чертой с рождения. Но ей так просто от меня не отделаться.
– Я считала, что вы улетели в Техас. А вы здесь? Миссис Уортингтон убирает платок в сумочку и достает еще один, чистый.
– Дорогуша, вопрос, конечно, интересный. – Она опять откашливается. – Честно говоря, Эштин, узнав, что ты здесь, я вернулась, чтобы быть с тобой. Нас ждет машина, я отвезу тебя домой.
Меня? Она вернулась из-за меня? Из-за меня не возвращаются. Меня покидают, как покинула сестра, мама, Лэндон… и даже Дерек, который значил для меня больше всех. А эта пожилая недовольная дама с дурным характером из-за меня вернулась.
– Не надо на меня так смотреть, – приказывает она.
– Спасибо, – шепчу я дрожащим голосом.
Пожилая дама, прогоняя швейцара, отводит меня в сторону. Развернув чистый платок с монограммой, она утирает мне слезы.
– Ну, что ты совсем расклеилась? Да, надо сказать, ты совсем пропащая и нуждаешься в консультации. Похоже, только я смогу сделать из тебя подобие леди.
– Я тоже вас люблю, – взяв ее за дрожащую руку, которой она все еще утирает мне слезы, говорю я.
У нее тоже слезы набегают на глаза – а мои льются все сильнее, – но она, сморгнув, берет себя в руки.
– Перестань мямлить, а то я тоже могу расклеиться, а этого допустить никак нельзя.
– Простите, что я называла вас снобом.
– Да не называла ты меня снобом.
– Ну, думала так.
Скривив губы, она постукивает зонтиком по полу, будто тросточкой.
– Ну… по правде говоря, я и есть сноб. А теперь сядем в машину и отправимся домой, но сначала надо пообедать. Я проголодалась.
Снаружи нас ждет лимузин. Сев напротив, я замечаю ее ухмылку, такую, как у Дерека, когда он что-то задумал.
Вечером Брэнди и миссис Уортингтон уходят поужинать, я остаюсь с Джулианом. Уложив его спать, я у себя в комнате рассказываю Виктору об интервью в Северо-Западном университете. Джулиан появляется на пороге в своей пижаме с мультяшными героями.
– Я не могу уснуть, – смущенно говорит он, стоя у моей кровати.
Я закругляю разговор с Виктором и гляжу на племянника.
– Хочешь поспать в моей кровати?
Он кивает. Я поднимаю край одеяла, он забирается в постель. Одной рукой он обнимает меня, а большой палец другой кладет в рот.
– Джулиан, я тебя люблю, – говорю я, целуя его в макушку.
Он вытаскивает палец изо рта и смотрит на меня с обожанием.
– Я тебя тоже, тетя Эштин.
Глава 55Дерек
ПЕРЕД МАТЧЕМ Я НИКОГДА не нервничаю. Обычно я спокоен, и чувство неуверенности в себе не проникает в сознание. Раньше я полностью сосредоточивался на игре. В полной уверенности, что выиграю. И выигрывал. О возможном проигрыше я просто не думал. Но теперь, выходя из дома и взглянув на сарай во дворе, я сомневаюсь в своих шансах на удачу. От волнения я весь покрылся испариной. Что, если я ее все-таки потеряю? И сколько бы я себя ни убеждал, что мне нужна уверенность, меня переполняют сомнения. Все готово, кроме одного.
Позвонив в дверь и не дождавшись ответа, я вхожу в дом. Гас в своем огромном кожаном кресле смотрит телевизор. Сев на диван и взяв в руки пульт, я вырубаю ящик.
– Что это ты себе позволяешь? Я думал, ты переехал в Техас вместе со своей бабушкой-командиром, – повернувшись ко мне, ворчит он.
– Гас, мне нужно с вами поговорить. На важную тему. – Я кладу пульт на стол.
Мужик выпрямляется в своем кресле и складывает руки на животе.
– Дерек, что тебе надо? Даю тебе ровно три минуты, – поглядев на часы, говорит он.
Долгое время мне было все равно, что подумают люди. Но сейчас вдруг важно абсолютно все. Даже если Эштин не придает значения одобрению отца, оно все равно важно. Даже больше, чем она себе в этом признается. Вытерев пот со лба, я делаю глубокий вздох. Хоть я и репетировал слова, которые хочу сказать, сейчас они забылись. Посмотрев на вечно мрачного отца Эштин, я откашливаюсь.
– Сэр, я испытываю чувства к Эштин.
– И давно?
– Уже порядочно.
– И ты просишь моего согласия? – холодно и жестко посмотрев на меня, спрашивает он.
– Да, сэр. Не то чтобы оно мне необходимо, но я был бы вам признателен.
Он меряет меня взглядом, потом, вздохнув, откидывается в кресле.
– Я был к ней несправедлив. Если бы ее мать была здесь, Брэнди бы не уехала и Эштин не стала бы играть в футбол. Я думал, что, если не буду обращать внимания, она сама бросит. Я все испортил.
– Гас, у вас еще есть возможность все исправить. Вы ей нужны. Она сильная и независимая девчонка, которая будет бороться за свое, но ей было бы намного легче, если бы вы за нее болели. Вы бы увидели, какой она прекрасный игрок. Сэр, я ей дорожу. Больше всего на свете. И буду с ней независимо от того, где будете вы.
Гас кивает. Кажется, удалось получить его согласие, но я в этом не уверен. Но что есть, то есть. Вернувшись к Виктору, я переодеваюсь. Пора. Четвертая четверть, последний игровой момент… в Супербоуле[22] моей жизни.
Глава 56Эштин
Я НЕ ВСТРЕЧАЛА еще человека, который ест так медленно, как миссис Уортингтон. Она настояла, чтобы мы пошли обедать в гриль-ресторан через дорогу от Миллениум-парка. Миссис Уортингтон откусывает от гамбургера и жует, пока пища совершенно не превратится в прах, и только потом откусывает еще. При этом она поминутно смотрит на часы, как будто засекает время между укусами. А я так хочу оказаться дома, закрыть глаза и делать вид, что вот-вот вернется Дерек. Хотя и знаю: это бессмысленно.
– Так вот, я решила снять дом в вашем захолустном городе, – говорит миссис Уортингтон и откусывает следующий кусочек.
Погодите-ка, я запуталась.
– Вы переезжаете во Фремонт?
– Я же сказала, что без меня ты пропадешь. Следует лучше прислушиваться или проверить слух. – Она указывает на мои уши. – Мы же теперь семья. Вопреки бытующему мнению, я забочусь о членах семьи. Не обижайся, но твоя сестра – сумасбродка, а отцу надо бы взбодриться. Все вы – стар и млад – нуждаетесь в техасском влиянии, если уж на то пошло.
Эта пожилая дама переезжает сюда, чтобы быть с нами, заботиться о нас и следить, чтобы все было хорошо. От одной мысли об этом у меня на глаза наворачиваются слезы.
– А Дерек?
Она закатывает свои красивые голубые глаза, так напоминающие мне Дерека.
– Внук у меня – темная лошадка. Я за ним не успеваю. То он переезжает в Техас, то – в Калифорнию. Кто его знает, он может в конце концов оказаться и в Чикаго.
Я не говорю ей, что этого не произойдет. Очень больно себе признаваться, но Дерек принял решение уехать и возвращаться не собирается. Мне с трудом удается улыбнуться в ответ. Она снова смотрит на часы.
– Мне надо в туалет. Сейчас вернусь. – Она берет со спинки стула свой фиолетовый зонтик.
– Вам помочь? – спрашиваю я, не понимая, зачем ей в туалете зонтик.
Она делает движение зонтиком в направлении меня.
– Может быть, я и стара, но в туалет пойти могу без эскорта.
Я уже знаю, что спорить с миссис Уортингтон бесполезно. Она уходит в туалет, а я гляжу на свой гамбургер. Он из мяса коров на подножном корму. Дерек одобрил бы мой здоровый выбор. Он даже представить себе не может, насколько изменил мою жизнь. Что бы я ни делала и ни говорила, напоминает мне о проведенном с ним времени. Смогу ли я когда-нибудь избавиться от ноющей боли в сердце, или там останется открытая рана на всю жизнь?
Со временем у меня все будет хорошо, но я уже смирилась с фактом неутихающей боли в сердце, которую может залечить только Дерек. Какая-то женщина с длинными каштановыми волосами садится напротив, прямо перед гамбургером миссис Уортингтон. Это застигает меня врасплох. И я уже собираюсь сказать ей, что место занято, когда вдруг узнаю что-то знакомое.
Как это? Не может быть!
– Кэйти Кэлхаун? – вырывается у меня.
Она берет ломтик картофеля фри с тарелки миссис Уортингтон.
– Я слышала, что в Северо-Западном университете тебе не предложили футбольной стипендии. Мне очень жаль.
От удивления у меня буквально отвисает челюсть. Как бы я ни старалась, не могу вымолвить ни слова.
– Послушай, Эштин, – продолжает Кэйти. – Можно, буду с тобой до конца откровенной?
Я медленно киваю, все еще не придя в себя.
– Не сдавайся. – Она опять берет ломтик и продолжает говорить, помахивая им перед моим носом. – Я даже не знаю точно, сколько людей считало, что я брошу, но я не сдавалась. И даже когда собственная команда не оказывала мне полной поддержки, я не сдавалась. – Наклонившись ко мне, она продолжает шепотом. – Я считаю, ты сильнее, чем думаешь. И Дерек тоже так считает.
Дерек? Постепенно начинаю понимать: то, что Кэйти Кэлхаун здесь, каким-то образом связано с ним.
– Он все это устроил, да?
Она кивает, потом разворачивает свой стул на сто восемьдесят градусов.
– Смотри на экран, – говорит она, показывая на монитор над баром, где идет обзор ESPN[23].
Кэйти делает знак бармену, я ничего не понимаю. Экран внезапно гаснет. И возникает надпись «ЛУЧШИЕ МОМЕНТЫ ЭШТИН ПАРКЕР». Лучшие моменты? Но у меня ничего такого нет…
Глаза наполняются слезами, и сердце замирает, когда на экране появляются фрагменты моих матчей в девятом классе. Потом в десятом… и одиннадцатом. Я смотрю все эти клипы, где я пробиваю филд-гол за филд-голом, за которыми во многих случаях следуют атаки ворот противника и поздравления команды. Ну и Дерек. Потратил время, посмотрел каждую игру и выбрал самые памятные фрагменты. Даже наложил все это на музыку.