– Что ты там все ищешь-то, Малой? Уже целую вечность там копаешься!
Остин стоял на четвереньках перед угловым шкафчиком на кухне, сунув внутрь голову. Услышав прозвище, прилипшее к нему с незапамятных времен, он невольно скривился. Малой. Сейчас оно казалось Куперу особенно едким и обидным. Он уезжал в Денвер и пять лет жил там один, дабы всем доказать, что никакой он больше не «малой», – однако старые привычки кое у кого трудно изменить.
– У тебя же вроде где-то был набор для фондю?
Любовь его матушки к разного рода кухонным гаджетам и новомодным приспособлениям, граничащая с одержимостью, за годы привела к захламленности всех шкафов и кладовок.
– Набор для фондю? – переспросила она. Недоумение в ее голосе просочилось даже внутрь шкафчика.
– Ага, – подтвердил Остин и, высунувшись наружу, сел на пятки.
Мать поставила корзинку с овощами, которые, видимо, только что собрала, пройдясь по огороду, на сушильную сторону раковины. Его матушка была потрясающим огородником, и круглый год ее многочисленные грядки изобиловали сезонными дарами. И, как считала Маргарет Купер, ничего не могло быть лучше и вкуснее, чем только что сорванные, выращенные своими руками плоды.
Смывая землю с корешков, она сосредоточенно нахмурилась.
– Это тот, что нам на свадьбу подарили кузен Эйвери с женой?
– Э-э… видимо, да. – Остина на самом деле нисколько не интересовало происхождение набора.
– С чего тебе вдруг понадобилось это старье?
С того, что Остин никак не мог заставить себя не думать о Беатрис. С того момента, как она вчера его поцеловала, он не в состоянии был занять свои мысли чем-либо другим. Он все думал о том, как это было приятно. О том, как бы ему хотелось это повторить. О том, как сильно она ему нравится.
О ее игривой непредсказуемости…
– Я слышал, мода на них возвращается, – ответил он.
Мать быстро глянула на него через плечо:
– Да? Ну ладно…
Этим утром, помогая родителям по хозяйству, Остин случайно вспомнил про старую электрическую фондюшницу, которую его матушка доставала иногда по случаю чьего-нибудь дня рождения или вечеринки с ночевкой, и рассудил, что вполне может дать ее Беатрис. Вот только он не хотел, чтобы об этом узнала мама. Тот факт, что он вернулся жить на родительское ранчо, вовсе не означал, что она должна знать обо всем, что происходит в его жизни.
Сообщение о том, что он живет с родителями, и без того, похоже, шокировало Беатрис, чтобы он еще спрашивал у матери совета или одобрения.
Снова занявшись овощами, мать спросила:
– А ты смотрел уже в старом большом сундуке, который в амбаре?
– Нет, – оторопело заморгал Остин.
Какого черта фондюшнице храниться в амбаре?
– Мы в прошлом году решили попытаться немного разобрать тут скопившееся барахло.
Остин едва сдержал глумливую улыбку. «Мы» означало исключительно отца. Избавление от всяческого барахла матушку обыкновенно не увлекало. Не то чтобы она была законченным скопидомом, но с каждой вещью у нее была связана какая-то своя история, отчего эти вещи превращались скорее в друзей, нежели просто в предметы быта. Забавный казус с кузеном Эйвери был ярким тому примером.
– Мы кучу неиспользуемых вещей сложили в сундук, чтобы сдать в секонд-хенд.
– Понял, – выпрямился Остин. – Спасибо.
– Обед через пятнадцать минут, – крикнула мать ему вдогонку, когда Купер уже вышел за дверь.
Ему понадобилось минут десять, чтобы откопать нужную вещь в настоящей сокровищнице всевозможных кухонных гаджетов, принадлежавших прошлому веку. Остин и понятия не имел, в рабочем ли состоянии прибор, – быть может, там понадобится замена всей электроцепи. Можно было, конечно, добыть фондюшницу и в интернете – но с этой получалось намного быстрее.
К тому же эта вещь была куда более личная. А все, что было связано с Беатрис, Остин ощущал как личное.
К тому времени, как он через заднюю прихожую вошел с фондюшницей в руках в просторную кухню, располагавшуюся в центре их большого фермерского дома, и отец, и брат, и его жена уже сидели за накрытым столом, смеясь и переговариваясь.
– О! Так ты ее нашел! – с нескрываемым восторгом воскликнула мать.
Остин прошел к высокому разделочному столу возле раковины и, поставив прибор, воткнул штепсель в розетку.
– Нашел, – отозвался он.
В то же мгновение на фондюшнице засветилась красная лампочка. «Да!!!» Котелок не мешало бы как следует отмыть – но это уже не главное!
– И надо же – еще работает! – удивилась миссис Купер.
Остин довольно улыбнулся матери:
– Ага!
– М-мда-а, семидесятые, Малой, не отпускают. Они еще в надежде взять реванш сердечным приступом.
Развернувшись и опершись задом о столешницу, Остин поглядел на брата. Клэйтон был старше его на пять лет. Лицом они были схожи, но комплекцию Клэй унаследовал от матери, будучи ниже и коренастее младшего брата. Остин же скорее был в отца – таким же высоким, худощавым, с длинными конечностями.
Когда требовалась какая-то тяжелая работа по хозяйству или появлялась возможность вместе выпить пива да поболтать, подтрунивая друг над другом, братья с удовольствием проводили вместе время.
– Это правда, – согласилась Джилл, невестка Остина. – Ох уж эти коварные бляшки!.. Если вы понимаете, что я имею в виду, – пошевелила она бровью. Но тут же широко улыбнулась, не сумев сдержать серьезный вид. Они с Клэем были вместе уже целую вечность, и Джилл так же, как все его семейство, любила прикалываться над другими.
– Слышь, Брайан? Поверить не могу, что этот агрегат до сих пор работает! – Маргарет прижала ладонь к груди, и это было верным признаком того, что у нее близко слезы. Такова была его матушка – просто удивительно, до смешного сентиментальной! – Ему ведь уже сорок лет!
Брайан бочком подобрался к жене:
– Ну да, а что с ним сделается!
Некоторое время они оба неподвижно глядели на сияющую лампочку, словно ожидая второго пришествия. Затем отец чмокнул мать в лоб и похлопал Остина по плечу:
– Ах, мой вфондюбленный сыр… сынок! Я не рассказывал тебе, какие у нас бывали жаркие фондю?
Остин поднял глаза к потолку, а Джилл с Клэем за спиной у них застонали от еле сдерживаемого смеха. Его отец любил шутку и хороший каламбур так же, как матушка любила от души поплакать. Впрочем, сейчас она тоже прыснула, уткнувшись носом в шею мужа:
– Да, в тот раз сыр был особенно острым.
– Трындец. Ну спасибо тебе, Малой! – раздраженно вздохнул Клэй. – Теперь весь обед только и будем слушать, что про сыр и фондю.
– Какая ерунда! – фыркнул отец. – Не сыром единым… Могу обойтись и без фондюшных изысков. Сырьезней будьте, мальчики.
В следующую секунду он взорвался хохотом, тут же, вслед за ним, рассмеялась и мама. Для человека, который пас верхом коров и держал в кулаке всё ранчо, их отец Брайан был редкостным шутником и балагуром.
– По-моему, лучше вовремя сбежать, – сказал Клэй жене. – Если нам еще хочется пожить.
– Вы не против, если я эту штуку отдам? – спросил Остин, когда мать наконец отсмеялась. Сперва он подумывал о том, чтобы просто сказать, что заберет фондюшницу к себе. Но, зная свою матушку, Купер почти не сомневался, что однажды она появится у него на пороге с несколькими упаковками сыра и станет настойчиво утверждать, что надо устроить семейное фондю. И тогда Остину придется врать, что эта штука сломалась, или еще что-то выдумывать.
У матушки глаза были на мокром месте от одной лишь светящейся на агрегате лампочки, а Купер не хотел разрывать ей сердце. К тому же ему еще ни разу в жизни не удалось соврать матери и улизнуть от ответа. Ни один человек, знавший Маргарет Купер, не был настолько глуп, чтобы судить о ней лишь по доброй сентиментальной натуре. Его матушка способна была учуять любую ложь или спрятанную бутылку виски, или тихонько приведенную в амбар девчонку быстрее, чем он глазом моргнет. Вот кому бы следовало пойти в копы!
– Да, конечно, отдавай! – с готовностью согласилась она и тут же настороженно сдвинула брови: – А кому?
– Кое-кто из моих знакомых на днях обмолвился, что очень хочет такую штуку, – ответил Остин как можно более безразличным тоном и, оторвавшись от разделочного стола, прошел к побулькивающему на плите чили.
– Это знакомая или знакомый?
В Остине все органы чувств, включая интуицию, пришли в полную боевую готовность: мамин опытный нюх включился в действие.
– Так, просто по работе, – беспечно отмахнулся он, шумно принюхиваясь к пикантному аромату готового обеда.
С формальной точки зрения, это была никакая не ложь. Он действительно познакомился с Беатрис по работе. И тем не менее от четырех пар глаз, буравящих сейчас его спину, у Купера шея покрылась испариной.
– Арло как-то не производит на меня впечатление любителя фондю, – попыталась подловить его мать.
Остин едва не покатился со смеху. Единственный, по его мнению, возможный интерес Арло к фондюшнице мог заключаться в том, сгодятся ли шпажки от нее в качестве оружия.
– Арло тут ни при чем.
– Что, кто-то… из Денвера?
– Да нет.
Матушка всегда очень боялась, что Остин спутается с какой-нибудь «городской» и она его больше не увидит. И это было совершенно нелепо! Теперь-то Остин уже вернулся домой и никуда больше уезжать не собирался. Впрочем – чисто теоретически! – Беатрис как раз и была «городской». Хотя он с ней вовсе не «путался», да и жила она не в городе, а здесь – во всяком случае в ближайшем обозримом будущем.
– Кто она, Остин Купер? – прищурилась на него мать.
Ну хоть не назвала его «Малой»!
– Мам…
– А она, как, несырна собой? – вставил отец, явно потешаясь.
Клэй поморщился, а Остина даже передернуло, и хором они произнесли:
– Ба-ать!
Джилл рассмеялась – она всегда получала удовольствие от шуточек Брайана. Клэй между тем умоляюще воззрился на брата:
– Ну, в самом деле, бро! Ты же коп! Ты что, не можешь его арестовать или еще как-то пресечь это безобразие?