Казалось, это было так легко! И настолько просто. И в его устах это звучало чертовски искусительно! Никаких тревог, никакого страха перед будущим, с которыми в ее сознании связывались их отношения. Просто два человека, живущих сегодняшним днем.
– То есть… просто плыть по течению?
– Угу. – Он приблизился к Би, нашел ладонью ее руку и легонько пожал. Вблизи его присутствие действовало почти обескураживающе. Он был такой большой и широкоплечий. Такой крепкий и надежный. – Ведь ты приехала сюда, надеясь освободиться от той личности, которой ты была в Лос-Анджелесе. И ты успешно это делаешь, и я рад тебе в этом помочь. И буду счастлив помогать тебе в этом столько, сколько ты захочешь. Так что не тревожься за меня, хорошо? Я уже большой мальчик. У меня есть голос и есть рот.
«О да! Причем и то, и другое – божественные!»
Другая его рука скользнула к ее лицу, нежно обхватив щеку, и Би от его прикосновения задрожала.
– А еще есть свобода выбора, – продолжал он, медленно поглаживая большим пальцем ей лицо, отчего у нее к горлу и груди устремились полчища мурашек. – Я способен высказаться за себя. И если мне захочется положить этому конец, то ты будешь первой, кто об этом узнает.
Би шумно и прерывисто вдохнула. Этот мужчина, если что-то задумал, умел быть убедительным. Она ведь действительно приехала в Криденс, чтобы разрушить прежние преграды и стереотипы. Чтобы стать совсем другой, новой Беатрис. Чтобы сломать все правила, доселе сдерживавшие ее жизнь, и просто делать то, к чему душа стремится.
И, помоги ей господи, душа ее стремилась к Остину Куперу.
– Хорошо? – с легкой хрипотцой спросил он.
Би подалась к нему, и Остин сделал последний шаг, разделявший их тела. Он был, конечно, прав. Он и впрямь был «большой мальчик». Со свободой воли и выбора. И она дала ему сейчас предостаточную возможность поджать хвост и сбежать.
– Угу, – буркнула она и, подняв на него взгляд, быстрым движением облизнула внезапно пересохшие губы.
– Вот и славно.
Он улыбнулся, и Би совершенно очаровал рельефный изгиб его нижней губы. Ей захотелось крепко куснуть ее, после чего успокаивающе погладить языком. Тут же все ее тело полыхнуло жаром, в животе словно закружился водоворот. Груди потяжелели, и между ног снова сладко заныло.
– Итак?.. Чем желаешь заняться сейчас? – Другая рука тоже поднялась к ее скуле, так что лицо Би оказалось в его ладонях, а взгляд сосредоточился на губах, как будто он тоже хотел заполучить кусочек ее. – Будем есть, пить, смотреть продолжение «Ходячих мертвецов»?..
– Я желаю… – Запнувшись, Би нервно сглотнула. В горле у нее снова пересохло. Но на сей раз она полностью готова была высказать то, что засело в голове. – Я желаю взять пирог, размазать лимонную меренгу по твоей груди и потом ее слизать.
По лицу его медленно разошлась улыбка.
– Мне нравится ход твоих мыслей.
Отняв руки от ее лица, Остин сделал пару шагов назад и быстро расстегнул пуговицы на рубашке, так же, как сделал это накануне.
– Доставай пирог, – сказал он, вытягивая из брюк полы рубашки и скидывая ее назад.
Ноги у Би внезапно ослабели, и при виде его прекрасного обнаженного торса она уже не способна была двинуться с места. Живот в предвкушении сладкого призывно заурчал.
– Беатрисс, – напомнил он с нежностью и некоторым нетерпением. – Пи-рог.
И Би достала из пакета угощение.
Глава 17
Спустя примерно полчаса Остин лежал на кровати, будучи так удовлетворен физически, как никогда еще не бывал в жизни, притом что Беатрис сделала его по-настоящему ненасытным любовником. Он желал, не переставая, прикасаться к ней, ощущать ее запах и вкус кожи, постоянно быть или над ней, или рядом с ней, или внутри нее – однако именно сейчас, когда аромат лимонного тарта и сладкий запах меренги смешивались с потоком эндорфинов, он ощущал себя в высшей степени приятно изнеможенным.
Во всяком случае, в эту минуту.
Когда он только приехал сегодня к Би, она его немного испугала. Едва она открыла дверь, как Остин понял: что-то произошло. После ее оголения груди, мгновенно вызвавшего у него эрекцию (что было не совсем кстати, когда Купер пытался втолковать Бобу Дауни, что с такой шиной ездить недопустимо и что тот факт, что он сорок лет назад был мэром города, не дает ему особых исключений в отношении Правил дорожного движения), и после ее обещания ждать его в одних лишь трусиках Остин изо всех сил стремился поскорее до нее доехать.
И это был самый… долгий… день… в его… жизни.
Еще бы!
Однако она встретила его в спортивных штанах и ушастых тапках, и в ее приветствии ощущалась прохладца. Слава богу, он прихватил с собой угощение – иначе его бы и на порог могли не пустить!
Он не знал, что именно произошло, но уловил, что что-то, черт возьми, стряслось, и в его груди всколыхнулись безрассудное отчаяние и потребность это немедленно выяснить. Быть может, знай он Беатрис получше, он бы интуитивно понял, что случилось. Однако этого не было – пока, – а Остин был слишком горд, чтобы лезть к ней с расспросами.
Тем не менее высказанные ею сомнения насчет правильности их отношений и попытка вогнать их в какие-то готовые формы вызвали у Остина огорчение и досаду. Если он что-то знал о Беатрис наверняка – так это то, что она, при всей своей браваде, довольно настороженна и боязлива, что ее пугает и разница в возрасте, и неопределенность будущего, и ее место в этом мире. И что пытаться приковать ее к определенному месту или от всего отгородить было бы с его стороны глупостью с большой буквы.
Это не был обычный, стандартный роман, который случился у него не далее как в мае – когда они шли по проторенному пути, устраивая приятные свидания, занимаясь сексом, отдыхая в компании его или ее друзей и строя планы на совместное празднование Дня благодарения. Причем уже в августе их отношения полностью выдохлись и сошли на нет. Здесь было совсем иное. И Остин это уже понял. Как понял и то, что в какой-то момент он должен будет уйти с ее пути и не мешать ей стать тем, кем ей суждено стать.
Так что следовало решать вопросы по мере их поступления, не строя далеко идущих планов.
К счастью, Беатрис согласилась выслушать его аргументы и даже дала себя уболтать. Потому что его действительно вполне устраивало то, как все сложилось, и ему не требовалось, чтобы она принимала за него решения, словно он был не способным ни на что серьезное провинциалом. Очевидно, корпоративная жизнь сделала ее осмотрительной, и проницательный Остин уже это уяснил (копом поработать – не на танцы сходить!). Но он в состоянии был справиться с любым вариантом развития событий.
Более того, он был готов даже к тому, что нужен ей только, что называется, здесь и сейчас, потому что Беатрис пока сама еще не знала, чего хочет от жизни. И это тоже он воспринимал нормально.
Он уткнулся носом ей в макушку, и волосы Беатрис сразу защекотали ему ноздри. Остин никогда особо не вникал в прелесть посткоитальной близости, когда двое, только что испытавшие оргазм, нежатся в шлейфе от своего соития, наслаждаясь потоком гормонов счастья – когда все тревоги отодвинуты, вся боль нейтрализована, все ментальные вершины покорены. Пусть даже и ненадолго.
О да, ему нравилось это состояние, и он никогда не относился к тем мужчинам, которые, лежа рядом с женщиной, прикидывают про себя, как бы по-быстрому свалить. Однако в то же время он никогда и не испытывал такого полного удовлетворения.
– Думаю, мне надо принять душ после меренги. Хотя, как я могу заметить, – он провел ладонью по животу, с удивлением обнаружив полное отсутствие ощущения липкости, – ты поработала основательно.
Когда она размазывала по нему меренгу – спускаясь все ниже и ниже, дойдя наконец до пряжки ремня, – у Остина в какой-то момент едва не отказали колени, и все чуть было не закончилось неловким преждевременным извержением, от которого он не страдал с той самой ночи, как лишился невинности. Однако он взял себя в руки, сумев продержаться до тех пор, пока она не закончила использовать его вместо тарелки и пирог наконец не иссяк, и она не счистила все ртом до последней крошки, – и вот тогда он опрокинул ее на спину, стянул с нее спортивные штаны и обещанные трусики с «Четвергом» и показал ей, как сильно сам он голоден.
Беатрис улыбнулась, держа голову на его груди, и Остин ощутил, как изогнулись кверху уголки ее губ.
– Я бы не посмела проявить неуважение к Энни, оставив от ее пирога хотя бы крошечный кусочек.
Остин рассмеялся:
– Я впечатлен. Сомневаюсь, что и бригада судмедэкспертов, даже с ультрафиолетом, смогла бы обнаружить хоть какой-то след.
Теперь пришла ее очередь посмеяться, и Остин, прижав ее к себе плотнее, несколько минут довольствовался тем, что просто молча лежал с ней рядом.
– Так что… – заговорил он наконец, вороша пальцами ей волосы. – Хочешь поговорить о том, что было утром?
– Не-а.
«Что ж, ладно…»
– И даже не хочешь сказать, какую работу тебе предложили?
Остин был не из тех, кто пускал ситуацию на самотек из страха быть затянутым в дебри проблем. Но и давить на Беатрис он не хотел. И все же совсем ни о чем не спрашивать казалось ему пренебрежением его обязанностями партнера, или любовника, или друга, или просто… заинтересованного лица.
К тому же ему было и любопытно.
Она протяжно вздохнула, отчего по груди у него разошлось облачко тепла.
– Одна знакомая, с которой я когда-то работала, основала фирму, выпускающую поздравительные открытки. И она решила узнать, соглашусь ли я поработать у них дизайнером.
– И что ты? – Остин и понятия не имел, как это происходит, но Беатрис определенно была с этим знакома, раз уж за ней охотились как за специалистом. К тому же у него не выходил из головы тот изумительный рисунок, что она сделала на озере. – Может, хоть немножко?
– Я что, хоть раз ассоциировалась у тебя с автором слащавых открыток?