– Не думаю, что честолюбивые стремления непременно должны быть какими-то заоблачными или… замысловатыми, или постоянно предполагать новую цель. Профессиональные амбиции ведь могут и не иметь большого размаха.
– Но только не для тебя, – мягко улыбнулся он ей. – Это ж ты у нас так метила в угловой кабинет, верно?
Беатрис издала резкий смешок.
– Честолюбие порой бывает очень вредно.
В ее словах звучали горечь и сожаление, и Остину показалось, что этот ее мрачный настрой словно когтями впился в его душу. Внезапно все вокруг словно померкло – но вовсе не из-за того, что солнце окончательно сошло за горизонт. Требовалось срочно разрядить атмосферу.
– А что еще для тебя вредно?
– Загорать с десяти и до трех дня, употреблять больше пяти шотов текилы за один вечер. А еще гуглить информацию о самой себе.
Остин рассмеялся, услышав быстро последовавший ответ.
– А как насчет вафельных рожков с шоколадом и маршмеллоу, завернутых в фольгу и запеченных в костре?
– Вот это да! – Ее рука скользнула к ладони Остина, держащей рычаг передач. – С твоей стороны было бы очень дурно так пошутить, но не исполнить.
– Солнышко, я никогда не шучу насчет сморов[26] в рожке. Это святое.
Она улыбнулась.
– Ну если ты сумеешь создать столь неприлично восхитительное блюдо, то я, пожалуй, позволю тебе пристроить его в те места, о каких неприлично говорить.
– Вызов принят!
Спустя десять минут Остин подъехал к местечку, которое он успел подготовить еще с утра. Он загодя выбрал подходящий пятачок, соорудил костер, который теперь осталось только поджечь да подбросить в него из ящика сухих дров, положил для сидения два толстых бревна под прямым углом. С одной стороны от площадки, примерно в десяти метрах, высились темные кроны деревьев, на том же расстоянии с другой стороны тихонько журчал ручей.
– А ты, я вижу, прям бойскаут? – Беатрис, выскочив из пикапа, направилась к подготовленной стоянке.
– Так точно, мэм, – ухмыльнулся Остин.
Он зажег огонь (и вовремя, потому что уже стягивалась вечерняя прохлада), достал им по бутылке пива. Затем попросил Беатрис просто посидеть у костра, пока он надует в багажнике пикапа кровать своим старым, надежным ножным насосом и застелит ложе.
– Я люблю огонь, – отрешенно произнесла Беатрис.
Накачивая кровать, Остин смотрел, как она пьет пиво и всматривается в пляшущие языки пламени.
Сказать точнее, это огонь любил ее. Оранжевое сияние костра мерцало в ярко-медных прядях ее волос, превращая их в сверкающую корону. Оно словно переливалось по ее телу, окутывая золотистым светом обтянутые джинсами бедра, поднимаясь к груди, поблескивая на шее. Беатрис в буквальном смысле сияла золотым огнем, точно древняя богиня огнедышащих вулканов, и у Остина от этого зрелища замерло сердце. Казалось, будто сейчас перед ним – самое главное в этой жизни, а сам он – повелитель настоящего.
Соскочив с багажника пикапа, Остин взял пиво, которое он ставил на бревно рядом с Беатрис, откупорил и сделал несколько больших глотков.
– За наше здоровье! – улыбнулась она.
– Будем! – отозвался он, чокнувшись с ней горлышком бутылки. В вечерней загородной тишине звук получился неожиданно громким.
Следующие пару часов они сидели у костра, пили пиво, затем вино прямо из горла, потому что Остину не пришло в голову прихватить стаканы, болтали и смеялись. Остин рассказывал ей разные забавные истории из своего детства и юности на ранчо. Беатрис слушала его с удовольствием, однако когда Остин пытался побудить ее тоже что-то о себе рассказать, всякий раз уклонялась.
Впрочем, памятуя, что подход к ней надо искать очень и очень осторожный, Остин не настаивал. Скоро Беатрис совсем сомлела у костра, и Остин был уже приятно под хмельком, когда костер прогорел достаточно, чтобы можно было поставить на угли решетку и приготовить обещанный деликатес.
К ночи значительно похолодало, однако жар от костра дотягивался до Купера, окутывая его теплыми объятиями и просачиваясь под кожу – так же, как смех Беатрис, да и она сама грели его сердце и взбаламученную душу. И все же Остин пока не готов был анализировать то, что с ним сейчас происходило. Ведь он же сам предложил не давать никаких определений их отношениям. И будь он трижды проклят, если сам не последует своему же совету!
Остин наполнил вафельные рожки шоколадными «капельками» и мини-зефирками, затем хорошенько завернул их в алюминиевую фольгу и положил на решетку, установленную поверх углей.
– Не желаешь? – предложил он, отвинчивая крышку с бутылки бурбона.
Она игриво прищурилась на него. Тлеющие угли, похожие на раскаленную лаву, отбрасывали на ее волосы мерцающий огненный отблеск.
– Пытаетесь споить меня, офицер Купер?
– По-моему, – улыбнулся Остин с горлышком бутылки во рту, – я уже доказал, что для меня в этом нет необходимости.
Она изобразила страшное возмущение:
– Хотите сказать, что я легкодоступная женщина?!
– Ни в коем случае, мэм. – Остин от души хлебнул крепкого алкоголя, наслаждаясь приятным жжением по всему пищеводу. – Я бы, скорей, назвал вас ненасытной.
Свет от костра был уже довольно слабым, и все же Остин различил, как взволнованно раздуваются у нее ноздри, что, в свою очередь, томно отозвалось у него в паху.
– По-моему, к вам, офицер, это имеет прямое отношение.
– Что ж, – улыбнулся он, передавая ей бутылку, – рад это слышать.
Спустя пять минут Остин снял с решетки свертки с рожками, они с Беатрис сели рядышком и взялись за угощение. И некоторое время ничто не нарушало холодной и прозрачной тишины ночи, кроме изредка щелкающего костра, одобрительного гурманского постанывания да причмокивания.
Покончив с едой, Остин залюбовался Беатрис, которая проделывала совершенно порнографическое действо, облизывая пальцы.
– Ты кое-что упустила, – покачал он головой.
Окруженная золотисто-оранжевым ореолом, она протянула руки к огню и широко растопырила пальцы.
– Что? – обернулась она к нему.
– А вот что… – Он пригнулся к ее губам и алчно завладел ее ртом. Точно расплавленный маршмеллоу, она податливо прильнула к нему, издав тихий стон, который для подогретого бурбоном Остина стал будто ракетным топливом. Сердце его бешено заколотилось, дыхание сделалось частым и тяжелым, и языком он изучил каждый уголок ее рта, слизывая все до последней лакомой крошки – то же, что и она делала с ним.
– М-м-м… – произнесла она наконец, когда Остин оторвался от ее рта и прижался лбом к ее лбу. Оба они резко дышали. – Мне кажется, сейчас самое время воспользоваться тем, что ты там для нас надул, – предложила Беатрис, стиснув ладонью его бедро.
– Ты прямо читаешь мои мысли, – ответил Остин. Поднявшись, он схватил ее за руку и потянул к себе, но, сделав пару шагов в сторону пикапа, почувствовал сопротивление. – Что-то не так? – обернулся он.
– Ну да… Мне бы хотелось сначала опорожнить мочевой пузырь, – сказала Беатрис, вглядываясь во мрак позади костра. – Ты нигде тут, часом, не припрятал кабинки с туалетом?
Остин рассмеялся:
– Боюсь, что нет. Сейчас достану фонарик. Просто отойди к деревьям и делай свои дела.
– Это как? – подступила она к нему ближе. – Одна, что ли?
– Тут всего-то метров десять.
– Так-то да… Но вдруг… – Она снова с опаской поглядела в сторону лесочка. – Какие-нибудь дикие твари.
– Вроде гремучих змей? – весело вскинул он бровь.
– Ага, – с укоризной поглядела она на него. – Вроде гремучих змей. А еще… волков и койотов. И-и… у вас тут водятся медведи?
У Остина вырвался громкий, сотрясавший всю утробу, смех.
– Мне кажется, тебе тут нечего бояться волков, койотов и медведей!
– Чего не скажешь насчет гремучих змей.
– Знаешь, они сильнее тебя боятся, чем ты их.
Беатрис уперла руки в бока:
– Хочешь со мной поспорить?
Она вновь боязливо поглядела во тьму, покусывая нижнюю губу.
– Могу сходить с тобой, – предложил Остин. Он и сам не прочь был отлучиться с той же целью.
Плечи у нее заметно расслабились.
– Спасибо.
Улыбнувшись, Остин сходил к кабине пикапа за фонариком. Вернувшись, сразу зажег свет и направил луч перед собой:
– Пошли.
Беатрис взяла его за руку, и они направились за своим мощным светочем к ближайшим деревьям.
– Вот здесь и остановимся, – сказал Остин, вручая ей фонарик и отступая в сторону.
– Ты куда? – с паникой в голосе спросила она.
– Просто даю тебе некоторое пространство, чтобы ты спокойно сделала свое дело.
– Ясно. Ты только здесь постой, ладно? И… повернись спиной.
Остин плотно сжал губы, чтобы не рассмеяться, и послушно отвернулся. Послышался звук расстегиваемой молнии, затем шуршание одежды, при этом луч фонарика отчаянно заплясал. Затем послышалось тихое «бум», при этом луч резко опустился, и Беатрис выругалась, но уже через пару секунд лучик снова задергался: фонарик явно подняли с земли.
На мгновение повисла тишина, потом Остин услышал:
– А не мог бы ты посвистеть? Пожалуйста!
– Посвистеть? – недоуменно поднял брови Остин.
За лопатками у него послышался шумный раздраженный вздох.
– Ну да. При мысли, что ты услышишь, как оно журчит, сразу пропадает желание это делать. Понимаешь?
Тут он уже не смог сдержать смеха.
– Может, еще какие пожелания?
– Очень смешно, Остин!
На сей раз он все же подавил хохот. Подумал, что это на самом деле очень уморительный эпизод. История, которую, как он надеялся, когда-нибудь забавно будет вспоминать, рассказывая, как они впервые ночевали вдвоем под звездами. Тем не менее желание Беатрис являлось для него законом, и Остин принялся насвистывать ковбойскую песню Бинга Кросби «Home on the Range», что оказалось не так-то просто, поскольку он при этом тоже пытался отлить и не расхохотаться.
– Ну ладно, все, – пробормотала Беатрис, когда он дошел до конца припева. – Хватит уже.