[27] и «ТикТоке», – и каждая набрала уже несколько сотен тысяч лайков, а комментарии к этим постам исчислялись в тысячах, не говоря уже о репостах.
Уронив мобильник на кровать, Би ошарашенно заморгала. «Ну ни хрена себе!» В голове загудело, мышцы начало покалывать, стало тесно в груди. Призыв Ким: «Надо еще… и побольше!» – вызвал в ней мощный творческий порыв и целый вихрь образов, которые она могла бы нарисовать. Причем не сами эти образы пробудили в ней такое вдохновение. Нет, так действовал невиданный успех пробного размещения открыток. Она всегда испытывала в душе такой подъем, когда ее рекламная кампания достигала высот популярности.
Би вновь взялась за телефон и дрожащими пальцами набрала номер Ким.
Даже несколько часов спустя, когда с лестницы донеслись шаги Остина, у Би по-прежнему все это не укладывалось в голове. Предложение Ким было уж слишком заманчивым, и Би еще не была до конца уверена, что ей все это нужно. Точнее сказать, та часть ее сущности, что оставалась лос-анджелесской Беатрис, чрезвычайно радовалась открывшимся возможностям вновь внести свою творческую лепту в какую-то рекламную кампанию, потому что в душе она по-прежнему оставалась рекламщицей. Однако другая ее ипостась – криденсовская, с огненными волосами, любившая удобные штаны и пиво на завтрак, – восприняла все это очень настороженно.
Оставшуюся часть дня Би провела в постели в компании с Принцессой, Дэрилом Диксоном и кучкой недобитых зомби, рассеянно что-то рисуя в альбоме для эскизов, что, впрочем, тоже не помогло прояснить ее видение ситуации.
Шаги Остина и проворот его ключа в замке (утром Би дала ему запасной ключ, чтобы не приходилось самой выбираться из постели) стали желанным отвлечением от бередивших ее мыслей. Она включила паузу в тот самый миг, когда зомби разинул для укуса пасть. Одновременно дверь квартиры открылась, потом закрылась, Остин появился в поле зрения, сделав несколько шагов до изножья кровати. В полицейской форме и шляпе он, как всегда, выглядел знойнее калифорнийского лета. Сцепив руки за спиной, Купер взирал на нее с таким видом, будто Би была следующим пунктом в его списке важных дел.
Будто бы прошлой ночью он этот пункт не исполнил от и до.
– Привет, – сказал он.
Би просияла.
– Как прошел твой день, дорогой?
Он бархатисто хохотнул, и этот мягкий, сексуальный звук, казалось, скользнул к ней по постели, забрался по ступням, пробежал по икрам и бедрам и укрылся у нее между ног.
– Самое лучшее – наконец я увидел тебя. Ну а у тебя как дела?
– Любопытно, – ответила Би. – Очень даже любопытно.
– В приятном смысле любопытно? – склонил он голову набок. – Или наоборот?
– Ну… даже и не знаю. – Она действительно еще в себе не разобралась.
– Быть может, нежный и сладкий пирог поможет как-то внести ясность? – Он вытащил из-за спины узнаваемый бумажный пакет.
Бессознательная реакция Би на появление пакета от Энни была такой же сильной и убедительной, как и реакция ее плоти на сексуальный смешок Остина.
– Возможно.
Улыбнувшись, он сделал к ней еще пару шагов, положил пакет на край постели, словно заботясь о том, чтобы Би могла в любой момент вкусить этого гастрономического чуда, после чего расстегнул форменную бляху на ремне. Глаза их встретились, с улыбкой он вытянул из брюк ремень и отбросил в сторону, на диван. Следом полетела шляпа. Затем он скинул обувь, расстегнул пуговицы на рубашке, одновременно вытягивая ее полы из брюк. Стягивать ее совсем Остин не стал, однако ткань достаточно широко распахнулась, чтобы открыть взору Би его поистине живописные «кубики» и плотную грудь.
– Мне кажется, что-то уже начинает проясняться, – поддразнила она Остина.
Снова тихо хохотнув, он подхватил угощение и пополз к ней по постели на четвереньках, сдвинув в сторону множество разрозненных листков с набросками, что валялись на покрывале. Когда он вплотную подобрался к Би, она торопливо отложила ноутбук, поскольку Остин занял все пространство между ее вытянутыми ногами. Затем он приник к ее лицу и страстно поцеловал в губы.
Забыв временно о пироге, Би вся раскрылась ему – устами и бедрами, – его желанному запаху и вкусу, и языку, ласкающему ее язык, и столь сладостному ощущению его тела, такого крепкого и совершенного, уютно втиснувшегося меж ее бедер. Радуясь его хриплому дыханию с глухими гортанными стонами, овевающему ее, точно жаркий бриз, и по не понятным до конца причинам приносящему ей удовлетворение.
Каждый вдох ее сейчас был полон Остином.
Наконец Би обхватила его руками за шею и, опустившись на постель, увлекла с собой.
Внезапно Принцесса и ее очень громкий возмущенный «мяв» вырвал их обоих из стремительно нарастающей страсти. Один взгляд этого единственного сварливого глаза, исполненный глубочайшего отвращения, говорил о многом.
– Можно подумать, ты сама никогда не сводила с ума котов, – усмехнулся Остин, когда кошка соскочила с кровати и неспешно удалилась, гневно помахивая хвостом. Купер вновь впился взглядом в Би. – Что ж, по крайней мере она помешала нам раздавить пирог, – добавил он, опершись рукой в рискованной близости от пакета с выпечкой.
Остин сел, расправил покрывало и устроился подле Би. Она тоже села на подушку повыше, оперлась спиной о стену и приткнулась плечом к его плечу.
– Ты какой хочешь – вишневый или с пеканом? – спросил Остин, заглядывая в бумажный пакет.
– Мне без разницы. – Справедливости ради следовало сказать, что изумительное качество всей выпечки Энни сделало Би полным агностиком по части пирогов.
Сунув руку в пакет, Остин извлек оттуда кусок вишневого пирога и поднес к ее губам.
– Открой рот, – мягко произнес он, и Би, у которой только-только успокоилось сердце после их непродолжительных ласк, вновь почувствовала, как оно забилось сильнее.
Она послушно открыла рот и, встретившись горящим взглядом с Остином, откусила от этого божественного сочетания терпкого и сладкого. Затем Купер откусил от пирога сам, и его низкий удовлетворенный рык тоже подстегнул у Би пульс. Остин предложил ей откусить еще раз, но Би помотала головой, достала себе кусок с пеканом и принялась за него.
Покончив с едой, Остин взял зарисовки, все так же беспорядочно валявшиеся на кровати.
– Ты, я вижу, даром время не теряла, – сказал он, поднимая те рисунки, что спорхнули на пол с его стороны, и стал внимательно их разглядывать, словно коллекционер графики.
– Да так… просто валяла дурака на самом деле.
Она уже забыла, как часто так же рассеянно рисовала что-то в детстве. Когда переживала из-за ссор родителей или из-за того, что отец становился нервно-взвинченным, гадая, где находится мать. Рисование помогало девочке успокоиться. В колледже Би машинально рисовала, когда ей требовалось пораскинуть мозгами над каким-то домашним заданием или что-либо хорошенько запомнить перед экзаменом.
– Тебя что, так тянет на мед?
– Что? – нахмурилась Би.
Остин слегка поворошил наброски:
– Ну, у тебя повсюду пчелы.
– А, это… – На самом деле она не отдавала себе отчета в том, что именно рисует, пока Остин об этом не заговорил. Однако теперь Би ясно видела, что и впрямь с какой-то одержимостью рисовала пчел – в разных поворотах тела и с разными выражениями и ужимками на их маленьких пчелиных физиономиях.
– Это как-то связано с твоим любопытно прошедшим днем?
– Видимо, да, – согласилась она и посвятила Остина во все, начиная с электронного письма и заканчивая ее звонком Ким.
– И? Что ты ей сказала?
– Я ей сказала, что… не знаю… Что я пока не уверена…
Он еще раз поворошил рисунки, явно ища какой-то определенный, и, наконец найдя его, расправил на коленях. У этой пчелки были раздраженно сведены брови, рот кривился косой чертой, словно в предчувствии чего-то неизбежного, а в словесном «облачке» возле ее головы было написано нечто ругательное: «buz@z$zz#zzz!!!»
– А мне кажется, что уже знаешь. Вот это, – постучал он пальцем по рисунку, – вообще, по-моему, смотрится как логотип.
Би внимательно вгляделась в эту маленькую вздорную пчелку на рисунке. Та была в точности как сейчас сама Би – своенравной и эксцентричной. Сумасбродкой Би[28]. С приветом.
Би улыбнулась, поражаясь такому проявлению своего подсознательного и великой силе машинального рисования.
– И что, по-твоему, я должна сделать?
– Это не мне решать.
– Я понимаю… но… Мне небезразлично твое мнение.
Возможно, Би ошибалась, но ей думалось, что Остин не будет сильно радоваться тому, что способно перетянуть ее интерес с Криденса на другие горизонты, и сейчас она сочла бы за благо, если бы именно эта точка зрения перевесила.
– Я… – Остин пожал плечами, как будто не желая брать на себя рискованное решение. – Я считаю, что ты настоящий художник, Беатрис. И, скорее всего, всегда им и была.
– Нет! – возмущенно замотала головой Би.
Он был категорически не прав! Да, она наделена была художественным вкусом и неплохо разбиралась в вопросах дизайна, потому что многое в рекламе вокруг этого вращалось – но художником однозначно не была.
– Вот это, – подняла она с его коленей рисунок, – никакое не искусство!
– Ладно. Как скажешь, – невозмутимо ответил Остин, который, похоже, не слишком-то проникся ее яростным заявлением. – Но что бы это ни было, я думаю, – пожал он одним плечом, – раз тебе это дело по душе, так почему бы за это не взяться? По крайней мере, пока оно доставляет тебе радость. Когда ты сюда приехала, то абсолютно не знала, чем заниматься дальше. А тут дело само в руки падает. Так, может быть, это не случайно и в этом есть высший смысл? Тем более что, по твоим словам, Ким будет рада сотрудничать с тобой как с фрилансером. Ты сможешь взять для себя лучшее из обоих миров – рекламы и искусства, – работая притом по собственному графику, в стороне от корпоративной суеты.