[317]. Использование современных энциклопедических изданий[318] позволило рассмотреть события Первой мировой войны через призму новейших достижений и военной науки и ее апробированного понятийного аппарата.
Достижения отечественных и зарубежных историков в изучении опыта военных действий на морских театрах Первой мировой войны бесспорны. Однако до настоящего времени целый ряд весьма существенных вопросов нашел в отечественной и зарубежной историографии лишь частичное или поверхностное освещение и требует всестороннего углубленного исследования. Прежде всего, общая оценка результатов деятельности Российского флота в 1914–1917 гг. страдает незавершенностью и, вследствие отсутствия в отечественной историографии попыток дать такую оценку на основе апробированного формализованного критериального аппарата, имеет неконкретный и, в ряде случаев, субъективный характер. Это обстоятельство, в свою очередь, не позволяет дать выдерживающий критику ответ на вопрос о вкладе военно-морского флота в достижение вооруженными силами частных стратегических целей и целей войны в целом.
В частности, должным образом не оценена эффективность действий отечественного флота на морских сообщениях противника и, следовательно, не сделаны аргументированные выводы о том, в какой мере соответствовали обстановке практиковавшиеся формы применения и способы действий сил по нарушению коммуникаций. Важная причина такого положения заключается в том, что до сего времени не введены в научный оборот достоверные двусторонние статистические данные о потерях, понесенных неприятельским судоходством на Балтийском и Черном морях.
В западной военно-исторической традиции доминирует, на наш взгляд, поверхностный и в некотором роде пренебрежительный взгляд на боевое прошлое Российского флота. В последние десятилетия наблюдается тенденция к повышению качества исследований, однако, несмотря на доступность документов из коллекций федеральных и ведомственных архивов нашей страны, сохраняется определенная узость источниковой базы разработок и их концептуальная заданность. Кроме того, зарубежные историки Первой мировой войны, за весьма редким исключением, слабо знакомы с результатами исследований советских и российских специалистов. Причину этого следует, очевидно, искать в том, что на основные европейские языки отечественные научные произведения переводятся крайне редко, а знакомство с ними в подлиннике для большинства иностранных коллег является задачей чрезвычайно сложной. Недостаточная осведомленность о достижениях российской военно-исторической науки наряду с отсутствием широкой документальной базы не позволяют западным исследователям в полной мере реализовать в своих исторических штудиях принципы объективности и всесторонности, что, безусловно, снижает гносеологическую и практическую значимость полученных ими научных результатов.
Глава 1ПРОБЛЕМА НАРУШЕНИЯ НЕПРИЯТЕЛЬСКИХ КОММУНИКАЦИЙ В ПРЕДВОЕННЫХ ПЛАНАХ ПРИМЕНЕНИЯ РОССИЙСКОГО ФЛОТА (1906–1914)
Трансформацию направленности и содержания стратегического планирования в российском морском ведомстве, эволюцию планов применения морских сил в 1906–1914 гг., в которых аккумулированы взгляды высшего государственного, военного и морского руководства на роль и место военно-морского флота в будущей европейской войне, представляется целесообразным исследовать в параграфах, разделенных по географическому принципу. Это вызвано географической обособленностью Балтийского и Черноморского театров военных действий, принципиальными различиями в их физико-географических условиях, внешнеполитической обстановке и составе своих сил и сил флотов потенциальных противников, а также крайне ограниченными возможностями межтеатрового маневра силами и, наконец, известной самостоятельностью и весьма широкими полномочиями командования морских сил этих морей. Все это позволяет утверждать, что процессы стратегического планирования на Балтийском и Черноморском театрах являлись в определенной степени обособленными.
В тесной связи с разработкой планов применения флота находилась деятельность МГШ в рамках военно-морского сотрудничества с союзной Францией и дружественной Великобританией — аспект военного планирования, особенно важный в условиях подготовки к коалиционной войне. В наши задачи не входит анализ всего многообразия внешнеполитических, дипломатических и иных сторон данной проблемы. Мы попытаемся осветить роль Морского министерства (точнее, МГШ и подведомственных ему заграничных военно-морских агентов) в деле установления контактов с коллегами из государств Антанты и ответить на вопрос о том, в какой мере результаты сношений с англо-французами отразились на направленности и содержании стратегического планирования накануне Великой войны.
1.1. ЭВОЛЮЦИЯ ОПЕРАТИВНЫХ ПЛАНОВ МОРСКИХ СИЛ БАЛТИЙСКОГО МОРЯ
С образованием в 1906 г. МГШ работа по планированию оперативно-стратегического применения морских сил впервые в отечественной военно-морской истории приобрела систематический и планомерный характер. В основу своей деятельности руководство и офицеры генмора положили идею о том, что «всякая затрата средств на флот, не истекающая из общего плана обороны, согласованного с военно-политическими задачами государства, является бесцельной и лишает флот средств, могущих быть необходимыми для его целесообразного и планомерного развития»[319]. Поэтому первым шагом МГШ на поприще военного планирования стала попытка выяснения именно внешнеполитических аспектов проблемы.
Л. А. Брусилов
Справедливо полагая, что формулировать стратегические и оперативные задачи следует исходя из задач политических, начальник генмора капитан 1 ранга Л. А. Брусилов в июле 1906 г. обратился к министру иностранных дел А. П. Извольскому с просьбой дать «правильную точку отправления» для работы. В частности, был поставлен ключевой вопрос — следует ли считать балтийское направление главным, а западных соседей — «наиболее опасными». Однако столь очевидная для молодых офицеров МГШ необходимость в увязке внешней политики и морской стратегии не была, вероятно, вполне осознана дипломатическим истеблишментом. Во всяком случае, А. П. Извольский, как и его предшественник граф В. Н. Ламздорф годом ранее[320], уклонился от прямого ответа. Глава внешнеполитического ведомства ограничился рассуждениями о сближении с Англией, которое, видимо, должно было в ближайшем будущем изменить расклад сил в Европе, и предложил вынести эту проблему на решение авторитетного межведомственного совещания[321].
Не больше определенности было и в директивах главного вершителя российской политики — императора Николая II, который в рескрипте на имя вице-адмирала А. А. Бирилева по случаю назначения последнего на пост морского министра (от 29 июня (12 июля) 1905 г.) ограничился весьма общими указаниями на «безотлагательное обеспечение морской обороны отечественных берегов во всех наших водах». Едва ли наставления такого рода могли стать откровением для руководителей морского ведомства. Очевидно, что никаких иных задач, кроме «обороны отечественных берегов», слабый Балтийский флот решить был не в состоянии в 1907 г. Россия располагала здесь тремя линейными кораблями против 19 германских, шестью крейсерами против 31 германского и 70 миноносцами (не считая устаревших номерных) против 98 у немцев. Конкретных же указаний о направленности политики империи в балтийском регионе и о перспективах возможной войны генмор не получил и от державного вождя.
А. П. Извольский
МГШ, лишенный, таким образом, руководящих указаний, самостоятельно интерпретировал внешнеполитическую ситуацию и сформулировал стратегические основания для программы восстановления морской мощи империи. Первым результатом работы Л. А. Брусилова и его подчиненных стал всеподданнейший доклад «Программа развития и реформ морских вооруженных сил России», представленный царю 2 (15) октября 1906 г. По оценке М. А. Петрова, «этот доклад создает определенный рубеж (выделено мной. — Д. К.) в общем ходе мероприятий и плановых предположений морского ведомства после русско-японской воины»[322].
Сделав обзор состояния Российского флота, составители документа наметили перспективы воссоздания морских сил, поставив во главу угла необходимость «ясной и определенной программы подготовки к войне». Проанализировав военно-политическое положение государства после поражения на Дальнем Востоке, специалисты генмора пришли к выводу, что «утрата флота на Балтийском море… не только чревата грозными последствиями в будущем, но и отзывается расстройством самого государственного организма».
Результат борьбы на Балтике, по мнению МГШ, мог оказать решающее влияние на ход и исход будущей войны в целом: «Поражение здесь грозит самому бытию государства… Стратегические условия Балтийского моря, допускающие глубокий охват правого фланга, столица, лежащая на морском берегу, отсутствие флота на этом море, готовность к наступлению флотов и десантов, брожение на окраинах, возможность восстания в Финляндии в случае роковой борьбы прямо указывают, что наш правый фланг, а следовательно, весь западный фронт, находится в грозной опасности (выделено мной. — Д. К.)»[323].
Признавая основным потенциальным неприятелем Германию (хотя некоторые чины МГШ традиционно считали главным вероятным противникам Англию), генмор полагал Балтийский морской театр главным. Л. А. Брусилов указывал на необходимость нацелить весь кораблестроительный потенциал на воссоздание Балтийского флота, который через четыре — пять лет смог бы вести против германских морских сил успешные оборонительные действия. Сила, способная противостоять немцам, представлялась составителям доклада в виде единого «тактического организма» — эскадры в составе четырех эскадренных броненосцев (по классификации 1907 г. — линейных кораблей), двух броненосных и шести легких крейсеров и 20 эскадренных миноносцев. Учитывая строящийся и наличный корабельный состав, предлагалось незамедлительно приступить к постройке четырех броненосцев, одного броненосного и трех легких крейсеров и десяти эсминцев. Особое внимание МГШ обращал на необходимость модернизации системы базирования, которая совершенно не соответствовала требованиям времени.