соответственно ответить» на рост османских морских вооружений, просил министра иностранных дел С. Д. Сазонова «дипломатическими путями добиться задержки их (двух строящихся для Турции линкоров. — Д. К.) в Англии при заводах по крайней мере на год, то есть с расчетом, что они появятся в Константинополе не ранее осени 1915 года»[408]. Через два месяца С. Д. Сазонов, адресуясь к послу в Лондоне А. К. Бенкендорфу с поручением выяснить возможность конфискации или хотя бы задержки английским правительством турецких кораблей, указывал на опасность «нарушения равновесия морских сил на Черном море, которое могло бы оказаться у Турции относительно нашего флота»[409].
С. Д. Сазонов
В 1912 г. МГШ разработал основания для составления нового плана войны с Турцией, в которых учитывалось усиление ее флота[410]. Исходя из оценки изменившейся обстановки, генмор посчитал блокаду Босфора, которая красной нитью проходила через все оперативные планы Черноморского флота в последние годы, невозможной и предложил ограничиться эпизодическими действиями корабельных сил в предпроливной зоне. «Эта операция (блокада пролива. — Д. К.) не по силам нашему флоту, потому что наша база Севастополь слишком удалена от Босфора и флот больше проводил бы времени на переходах от места блокады к порту для погрузки угля, чем нес бы блокадную службу. Кроме того, наш флот не имеет достаточного преимущества в силах, чтобы рисковать боем с германо-турецким в непосредственной близости от его порта, т. е. при обстоятельствах, явно благоприятствующих неприятелю», — писал в январе 1915 г. Д. В. Ненюков, состоявший перед войной помощником начальника МГШ[411].
Важно иметь в виду и то, что к «босфорскому проекту» резко отрицательно относились военный министр генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов и высший генералитет, предполагавшие обнаружить «ключи от Проливов» в Вене и Берлине. Недооценка руководством военного ведомства значения Черноморского театра выразилась, в частности, в упразднении нескольких приморских крепостей, в том числе Очакова, прикрывавшего подходы к Николаеву — крупнейшему центру военного кораблестроения, и Батума, в котором располагался терминал нефтепровода из Баку[412].
Таким образом, впервые с 1881 г. вопрос о «десантной экспедиции» к Босфору был вовсе снят с повестки дня, причем по причинам не только оперативно-стратегическим, но и сугубо техническим. Осенью 1912 г. возникла реальная угроза захвата Константинополя болгарскими войсками, и новому морскому министру адмиралу И. К. Григоровичу было высочайше предписано быть готовым к высадке пятитысячного десанта для защиты христианского населения в случае анархии в турецкой столице. Выяснилось, однако, что Черноморский флот не располагает количеством транспортов, потребным для перевозки даже столь незначительного воинского формирования[413]. 14 (27) марта 1913 г., когда С. Д. Сазонов вновь возбудил вопрос о «посылке отряда» в связи с успехами болгар во Фракии, командующий морскими силами Черного моря вице-адмирал А. А. Эбергард доложил: «Надлежит иметь в виду, что в указанном случае я могу двинуть лишь 750 человек на транспорте «Кронштадт». Через две недели начальник МГШ А. А. Ливен сообщил, что флот способен перевезти в Константинополь 2 тыс. человек и еще 3 тыс. через пять — шесть дней[414]. И это притом, что минимальный состав только первого эшелона «босфорского» десанта оценивался в один армейский корпус трехдивизионного состава численностью около 40 тыс. человек[415].
Несмотря на это, замысел МГШ, предоставлявший неприятелю возможность беспрепятственного ввода своего флота в Черное море и предполагавший «переход в наступление» только в случае «ослабления флота противника миноносцами, подводными лодками и минами заграждения»[416], не встретил поддержки со стороны А. А. Эбергарда. Последний настаивал на идее «закупорки» Босфора минами и блокировании пролива корабельными силами. Принципиальный спор между генмором и черноморским командованием по поводу замысла «плана операций» не был разрешен до начала военных действий[417].
Весьма вероятно, что трансформация позиции МГШ в «босфорском вопросе» была обусловлена и обстоятельством субъективного характера смертью первого начальника генмора вице-адмирала Л. А. Брусилова. Лев Алексеевич в 1889 г. планировался к назначению на проектируемою должность военно-морского агента в Турции[418], в 1890-х годах состоял адъютантом главного командира Черноморского флота и портов вице-адмирала Н. В. Копытова, лично занимался изучением прибосфорского района, стоял у истоков подготовки десантной экспедиции и являлся одним из наиболее последовательных апологетов идеи овладения Проливами (приложение 7).
А. А. Эбергард
Проект оперативного плана на 1914 г., разработанный оперативной частью штаба морских сил Черного моря во главе со старшим лейтенантом И. А. Кононовым и утвержденный адмиралом А. А. Эбергардом 15 (28) декабря 1913 г., был построен на предположении, что война будет наступательной со стороны Турции и оборонительной для России при нейтралитете Румынии и Болгарии, во всяком случае, на начальном этапе войны. Командование флота предполагало, что превосходящие турецкие морские силы для обеспечения действий своих сухопутных войск на Кавказе попытаются предварительно нанести поражение русскому флоту или заблокировать его в Севастополе. Поэтому А. А. Эбергард видел свою задачу в «борьбе за господство на море», для чего предполагал всеми вверенными силами «занять выгодную позицию для боя вблизи своей главной базы и на этой позиции дать решительный бой»[419]. Замысел командующего предусматривал комплексное применение разнородных сил, поэтому удаление позиции от Севастополя определялась возможностью использования подводных лодок, гидроавиации и старых маломореходных миноносцев, Постановки минных заграждений у Одессы, на подходах к Керченскому проливу и у Босфора оценивались как «вспомогательные операции», не имеющие решающего значения. Постановка заграждения в предпроливной зоне должна была по возможности иметь упреждающий характер, то есть выполняться до выхода в Черное море главных сил неприятеля. Это заграждение, по мнению командования флота, должно было в дальнейшем затруднить неприятельское грузовое судоходство, а в случае успешного для русских боя у Севастополя препятствовать возвращению турецкого флота в Босфор.
Очевидно, что суждения о политической обстановке, положенные командованием морских сил Черного моря в основу «плана операций» на 1914 г., совершенно не соответствовали реальному положению дел. Это относится прежде всего к основному постулату документа, согласно которому «Россия, не усилив своей армии параллельно с усилением в 1913 году германской и австрийской армий, не имея на Черном море ни сильного флота, ни достаточных средств для перевозки крупного десанта, также боясь внутренних потрясений, сама войны не начнет (выделено мной. — Д. К.)»[420]. Эти «ошибочные, но логичные» рассуждения стали следствием неспособности высшего государственного руководства ориентировать военное и военно-морское командование в своих внешнеполитических приоритетах, иными словами — «поразительного несоответствия политики и стратегии»[421].
Отметим, что «план операций» не предусматривал никакого взаимодействия с действующими на Кавказе сухопутными войсками, не планировалось выделение сил и средств для обороны побережья вне районов базирования сил флота, в чем, прочем, следует упрекать не столько командование флота, сколько высшее военное руководство империи. Весьма показательна в этом смысле выдержка из телеграммы командующего флотом наместнику на Кавказе графу И. И. Воронцову-Дашкову от 8 (21) сентября 1914 г.: «Сожалею о скудости средств флота, которому до войны никаких требований не ставилось (выделено мной. — Д. К.), почему теперь приходится уделять из средств, назначенных для других целей»[422]. Что же касается действий на сообщениях противника, то таковые предполагалось развернуть только после ослабления неприятеля и завоевания господства на театре.
Наконец, при рассмотрении документа с оперативной точки зрения обращает на себя внимание то обстоятельство, что сформулированной в нем цели действий флота — завоеванию господства на море — не соответствовал замысел, предусматривавший не активные действия по поиску и поражению неприятельских сил, а ожидание турецкого флота на позиции вблизи своей главной базы. При этом других вариантов решения разработано не было, хотя идея о непреклонной решимости противника «наступать к Севастополю» и дать сражение в невыгодных для него условиях являлась явно предвзятой.
Действительно, планами турецкого военного командования предполагалось прежде всего обеспечение надежной обороны Босфора путем создания системы оборонительных минных заграждений, а также прикрытие анатолийского побережья от устья пролива до Трапезунда с организацией нескольких пунктов базирования морских сил и сосредоточением в приморской полосе группировки сухопутных войск численностью до 60 тыс. человек. Активные действия в Черном море планировалось вести силами миноносцев и прибывших из Германии подводных лодок