[423]. Как явствует из планирующих и аналитических документов морского генштаба Османской империи (последний был создан морским министром Джемаль-пашой по совету главы британской морской миссии вице-адмирала А. Лимпуса незадолго до мировой войны[424]), добытых российской морской разведкой, турецкое морское командование не слишком высоко оценивало потенциал российского флота и намеревалось «претворить в Черном море опыт войны Японии против России»[425]. Кстати, несколько пренебрежительное отношение к русскому Черноморскому флоту вполне разделял контр-адмирал В. Сушон и некоторые представители кайзеровского военно-морского командования. В письме командиру Средиземноморской дивизии от 1 (14) августа 1914 г. гросс-адмирал А. фон Тирпиц заметил: «Силы русских в Черном море незначительны. Не заблуждайтесь насчет того, что попадете в их ловушку. Наибольшая скорость крупных кораблей русских номинально не больше 18 узлов, а на самом деле гораздо ниже. Искусство стрельбы в любом случае плохое»[426]. События, которые заставят немецких адмиралов актуализировать свои представления о боеспособности русского флота, были еще впереди. После окончания мировой войны автор официального германского описания кампании на Черном море признает: «Боевая подготовка русского флота была хороша, лучше, чем в Балтийском флоте. Черноморский флот стрелял на большие дистанциях, много плавал, появлялся всегда соединенно, что совершенно лишало «Гебена» возможности использовать с успехом свое превосходство в скорости и артиллерийском вооружении против неприятельских сил по частям»[427]. Кстати, в этом с Г. Лореем вполне солидарен и авторитетный английский историк Д. Вудворд: «На Черноморском флоте корабли были подготовлены лучше, чем на Балтийском. После дела «Потемкина» вице-адмирал А. А. Эбергард предпринял действительно серьезную попытку привести флот в порядок»[428].
Джемаль-паша
Оперативный план, подготовленный штабом морских сил Черного моря, не был утвержден морским министром, однако другого оперативного плана генмор не разработал. В итоге к лету 1914 г. план применения Черноморского флота фактически не существовал, отсутствовали и единые взгляды на ведение войны на этом театре. Как следствие, флоту не были поставлены конкретные задачи на случай начала военных действий. «Это, с одной стороны, развязывало руки… Эбергарду, а с другой — характеризовало отсутствие вполне сложившихся идей в самом [Морском] генеральном штабе. Черноморскому флоту была поставлена условная задача и не дано определенного указания для составления плана кампании», — замечает по этому поводу М. А. Петров[429].
В августе 1914 г., с началом военных действий с Германией и Австро-Венгрией, обстановка в Черном море, которое пока не превратилось в театр военных действий, оставалась сложной и динамичной. Потерю линкоров «Султан Осман I» и «Решадие», реквизированных великобританским правительством, Порта в известной мере компенсировала фиктивной покупкой современных германских кораблей линейного крейсера «Гебен» (в турецком флоте — «Явуз Султан Селим») и малого крейсера «Бреслау» («Мидилли»). Эти корабли, составлявшие германскую Средиземноморскую дивизию контр-адмирала В. Сушона, 28 июля (10 августа) 1914 г. прорвались в Дарданеллы, успешно преодолев недостаточно энергичное и умелое противодействие со стороны английского флота[430].
Английский линейный корабль «Эйджинкорт» (бывший турецкий «Султан Осман I»)
Линейный крейсер «Гебен» (в оттоманском флоте — «Явуз Султан Селим»)
Малый крейсер «Бреслау» («Мидилли»)
Появление в Черном море германских кораблей стало для российского военно-морского руководства неприятным сюрпризом. Возможность присоединения крейсеров В. Сушона к османскому флоту хотя и имелась в виду (на такую возможность, в частности, указывал вице-адмирал А. И. Русин в ходе переговоров с французскими коллегами в июне 1914 г.[431]), но считалась маловероятной: по сведениям МГШ, в «плане стратегического развертывания» германских военно-морских сил «Гебен» значился в составе Флота открытого моря, призванного бороться с англичанами на главном театре — в Северном море[432].
А. И. Русин
Известно, что адмирал А. А. Эбергард — флагман весьма энергичный и самостоятельный[433] — с получением сведений о прибытии в Босфор крейсеров В. Сушона испрашивал разрешения верховного командования войти с флотом в пролив, воспользовавшись созданным немцами международно-правовым прецедентом, и нанести по неприятельским кораблям упреждающий удар[434]. По мнению комфлота, «копенгагирование»[435] германских крейсеров, пусть даже ценой потери нескольких старых линкоров, в корне решило бы проблему завоевания и удержания господства на Черном море. Однако стремление черноморского командования взять инициативу в свои руки не нашло понимания ни в столице, ни в ставке, где всеми мерами пытались оградить нейтралитет Османской империи. Жестко «одернув» А. А. Эбергарда, политическое руководство и верховное командование, по существу, добровольно отдали туркам право первого выстрела. Впрочем, не только Россия, но и ее союзники весьма осторожно относились к нейтралитету Порты. Так, англичане скрыли факт гибели линкора «Одейшес» 13 (26) октября 1914 г. из опасений того, что «весть об этом германском успехе могла повлиять на Турцию и способствовать ее решению выступить на стороне Германии»[436].
Важно иметь в виду, что пополнение оттоманского флота современными крейсерами резко изменило соотношение сил на театре, которое ранее характеризовалось ощутимым перевесом российского флота. «Гебен», который почти вдвое превосходил в скорости нашу наиболее боеспособную 1-ю бригаду линейных кораблей и по мощи своей артиллерии был сопоставим с «Евстафием», «Иоанном Златоустом» и «Пантелеймоном» вместе взятыми, стал важнейшим фактором обстановки на театре. Вместе с «Бреслау» — хотя и сравнительно слабо вооруженным, но весьма быстроходным крейсером — «Гебен» всегда имел возможность сделать ход первым и удерживать в своих руках тактическую инициативу.
Столь существенное усиление флота позволило германо-турецкому командованию поставить перед собой более амбициозные оперативные цели. 10 (23) октября османский военный министр и по совместительству начальник генштаба Энвер-паша и генерал-лейтенант немецкой военной миссии Ф. Бронзарт фон Шеллендорф (последний вскоре займет пост начальника штаба турецкого главного командования[437]) проинформировали германскую главную квартиру о своем видении первых шагов Турции после вступления в войну. Военные действия предполагалось открыть внезапным, без объявления войны, нападением на русский флот (выбор момента предоставлялся В. Сушону), за которым должно было последовать объявление джихада державам Антанты. На Кавказе османы планировали ограничиться обороной, а активные действия развернуть в направлении Суэцкого канала и, в случае присоединения Болгарии к австро-германскому блоку, против Сербии. Если же на стороне Центральных держав выступит и Румыния, то турки выразили готовность совместно с ней вторгнуться в пределы России. Наконец, в документе фигурирует «высадка трех-четырех армейских корпусов под Одессой», причем десантную экспедицию предполагалось увязать с наступлением австро-германских войск на Восточно-Европейском театре[438].
Линейные корабли «Пантелеймон» и «Иоанн Златоуст» в Севастопольской бухте (1910-е гг.)
Конечно, с оперативной точки зрения этот смелый прожект был совершенно невыполнимым, так как турки не располагали ни свободными войсками, ни тоннажем для перевозки 75 — 100 тыс. человек. Да и завоевание господства в Черном море, необходимого для проведения десантной операции глубиной более 300 миль, являлось для германо-турецкого флота задачей чрезвычайно сложной даже после вступления под оттоманский флаг двух германских крейсеров. На это обстоятельство, кстати, обратил внимание турецкого генштаба и сам В. Сушон в меморандуме от 27 октября (7 ноября) 1914 г.: «Если в ходе войны зайдет речь о десантировании турецкой армии на вражеское побережье, то возникнет вопрос, соответствует ли эта задача возможностям флота. Если противник будет действовать хотя бы элементарно правильно, то оттоманский флот при его численности и боеспособности будет не в состоянии перевезти войска и обеспечить их высадку»[439].
Очевидно, что пассаж Энвера о возможности десанта не более чем образчик бравады юного турецкого генерала, которому, как отмечали многие современники и историки, не давали покоя лавры Бонапарта. Однако российское командование вынуждено было считаться с возможностью вторжения неприятеля на побережье северо-западной части моря. Там, кроме всего прочего, располагался и Николаев, где строились линейные корабли, миноносцы и подводные лодки, готовности которых с нетерпением ожидало командование русского Черноморского флота. «Одесский военный округ остался почти без войск, почему мог явиться искушением противнику для нанесения нам удара, последствием которого могло быть привлечение колеблющейся Румынии на сторону наших врагов и уничтожение наших достраивающихся в Николаеве кораблей