Швеции. Причем именно последняя являлась крупнейшим экспортером: в 1913 г. из 6440 тыс. т добытой в Швеции руды в Германию было вывезено 4977 тыс. т (77 %)[577]. При этом в «Акционерное общество Гренгесберг» («Aktiebolaget Grängesberg Oxelesund»), эксплуатирующее железорудные месторождения, были вложены значительные германские капиталы, что, кстати, заставило Россию отказаться от возникших в 1915 г. (приложение 16) планов закупки части шведской руды[578].
Весьма существенное значение имело и то обстоятельство, что лотарингская руда не отличалась высоким качеством. В отличие от шведской, она была бедна железом и богата фосфором, поэтому именно импортное сырье использовалось для производства стали, необходимой военной промышленности, в том числе военному кораблестроению. Э. Людендорф, в частности, не без оснований отмечал, что без поставок руды из Швеции немцы не смогли бы развернуть «подводную войну» в опасных для Англии масштабах[579].
С началом войны, когда на фоне резкого сокращения объемов добычи руды собственно в Германии (уже в 1914 г. на треть) английская морская блокада лишила немцев возможности ввозить этот вид сырья из Испании[580], Швеция осталась единственным источником импорта высококачественной железной руды в Германию и Австро-Венгрию. Поэтому поддержание бесперебойных экономических перевозок в Балтийском море переросло для Центральных держав в проблему, без преувеличения, стратегического масштаба. По наблюдению немецкого исследователя, «Германия была в силах поддерживать свою боеспособность только до тех пор, пока были обеспечены пути подвоза шведской руды через Балтийское море»[581]. Проблема усугублялась тем, что из-за непринятия мер к возврату судов в отечественные порты в первые же дни войны немцы лишились большей части грузового флота. В европейских водах, портах стран Антанты, потерянных германских колониях было потоплено или захвачено более 500 судов, что вместе с судами, интернированными в нейтральных государствах (главным образом, в США, Португалии и странах Латинской Америки), дало более 3 млн. брт потерянного тоннажа[582]. Тем не менее, с началом войны даже на фоне общего снижения импорта (до 40 % от довоенного уровня) объемы поставок шведской железной руды в Германию, и без того весьма внушительные, еще более возросли: в 1914 г. они составили 6600 тыс. т, в 1915 г. 6800 тыс. т, в 1916 г. — 6900 тыс. т, в 1917 г. — 6200 тыс. т, в 1918 г. — 6600 тыс. т[583].
Как указывалось выше, шведская помощь германской экономике не ограничивалась поставками железной руды. Нейтральное королевство поставляло во Второй рейх стальную проволоку, электромоторы, а также обувь военного образца и другую продукцию легкой промышленности. Особое значение приобретал импорт шведского провианта, так как собственное сельское хозяйство Центральных держав оказалось не в состоянии обеспечить население продовольствием: уже в феврале 1915 г. в Германии, а в мае — в Австро-Венгрии были введены хлебные карточки[584]. Кроме того, в апреле 1915 г. шведы продали для нужд кайзеровской армии более 10 тыс. лошадей, что, кстати, вызвало интенсивную переписку между Петроградом, Парижем и Лондоном. Союзники обсуждали целесообразность дипломатического давления на Стокгольм, но оставили намерения принудить Швецию отказаться от сделки, опасаясь ужесточения условий транзита военных грузов стран Антанты через территорию нейтрального государства[585].
Наконец, Швеция являлась для Германии важнейшим каналом реэкспорта, зачастую контрабандного, товаров из третьих стран американских меди и хлопка, английского никеля, российских керосина, продовольствия и кормов, заокеанских колониальных товаров кофе, чая, какао, риса[586].
Со своей стороны немцы вывозили в Швецию калийные удобрения, рельсы, трубы, краски, медикаменты и другие товары. За годы войны возросло количество поставляемого в Швецию угля — в 1915 г. Германия почти полностью вытеснила Великобританию из шведского угольного рынка[587]. Показательно, что в 1916 г. объем экспорта германского угля в скандинавские страны превысил уровень 1913 г. в шесть раз, а в 1917 и 1918 гг. — в три раза[588].
2.2. ПОСТАНОВКА ЗАДАЧИ И ПЕРВЫЙ ОПЫТ ДЕЙСТВИЙ ПО НАРУШЕНИЮ МОРСКИХ СООБЩЕНИЙ (КАМПАНИЯ 1914 г.)
К началу Первой мировой войны командующий морскими силами Балтийского моря адмирал Н. О. фон Эссен располагал, считая боеспособные корабли основных классов, четырьмя линкорами додредноутного типа, шестью броненосными крейсерами и четырьмя крейсерами, 49 эскадренными миноносцами и 12 подводными лодками. Учитывая, что в первые дни войны выступление Великобритании было далеко не очевидным (формальных обязательств на сей счет перед Россией и Францией Англия не имела), российскому командованию приходилось считаться с возможностью того, что Балтфлот окажется перед лицом многократно сильнейшего противника — флота Германии. Последний насчитывал 13 линейных кораблей-дредноутов и 20 додредноутов, три линейных, семь броненосных и 32 малых крейсера, 140 эсминцев и 28 подводных лодок[589].
Поэтому с открытием военных действий главнокомандующий 6-й армией генерал от артиллерии К. П. Фан-дер-Флит, 20 июля (2 августа) сменивший в этой должности назначенного главковерхом великого князя Николая Николаевича, предложил адмиралу Н. О. фон Эссену руководствоваться «Планом операций Морских Сил Балтийского моря на случай возникновения европейской войны» 1912 г. Главком подтвердил, что главная задача флота — «всеми способами и средствами препятствовать производству высадки в Финском заливе»[590]. Войскам армии предписывалось «оказывать флоту при выполнении этой задачи полное содействие». В развитие главной задачи флоту следовало «установить наблюдение за водным пространством Балтийского моря и Финского залива» для своевременного выявления группировок десантных и других корабельных сил противника на этапе их оперативного развертывания.
Линейный корабль «Андрей Первозванный» и крейсер «Громобой»
Кроме того, Балтфлоту вменялись «содействие поддержанию связи между войсками, действующими на побережье», и «оказание сухопутным войскам содействия при операциях в прибрежной полосе»[591]. Однако таковые операции, согласно обоим вариантам плана стратегического развертывания русской армии (варианты «А» и «Г» плана 1912 г.), заключались во вторжении в Восточную Пруссию из глубины континентальной территории, но не вдоль побережья Балтийского моря[592]. Поэтому не вполне ясно, о каком содействии со стороны флота могла идти речь и, главное, как это требование корреспондировалось с главной задачей Балтийского флота, предусматривавшей его сосредоточение в Финском заливе. По нашему мнению, эта «нестыковка», возникшая уже на этапе постановки задач подчиненным силам, в полной мере характеризует уровень подготовленности командования 6-й армии к управлению оперативно-стратегическим объединением военно-морского флота.
Действия и мероприятия, создающие благоприятные условия для успешного решения главной задачи, были выполнены флотом заблаговременно до введения «подготовительного к войне периода» 13 (26) июля[593], объявления мобилизации 17 (30) июля и начала военных действий между Россией и Германией 19 июля (1 августа). Отмобилизование и развертывание морских сил Балтийского моря проводились в соответствии с решениями высшего государственного руководства, боевым расписанием флота и «Планом операций…» 1912 г. и осуществлялись последовательно, по мере нарастания военной угрозы.
Уже 11 (24) июля на экстренном заседании Совета министров было принято решение наряду с поисками возможностей мирного урегулирования конфликта между Веной и Белградом быть готовым к направленной против Австро-Венгрии мобилизации Киевского, Одесского, Московского и Казанского округов и морских сил Черного моря[594]. Однако при утверждении решения кабинета на следующий день Николай II, не питавший, видимо, иллюзий относительно миролюбия «кузена Вилли» и не желавший неожиданно обнаружить в виду своей столицы кайзеровский флот, собственноручно вписал в журнал заседания правительства указание о мобилизации и морских сил Балтийского моря[595].
12 (25) июля, считая войну неизбежной, командующий морскими силами по своей инициативе отменил предусмотренные планом боевой подготовки маневры[596]. По наблюдению биографа Н. О. фон Эссена, над головой адмирала «дамокловым мечом висела память Порт-Артура»[597], поэтому главной задачей флота в угрожаемый период командующий справедливо полагал недопущение внезапного нападения противника. Исходя из этого, Николай Оттович принял ряд мер, важнейшими их которых стали выставление в устье Финского залива корабельного дозора в составе полубригады крейсеров (13 (26) июля), приведение отряда заградителей в полную готовность к постановке минного заграждения центральной позиции (14 (27) июля), организация охраны рейдов, введение режима радиомаскировки. Одновременно началась предусмотренная «Планом операций…» эвакуация Либавы.