Крейсер «Россия»
Учитывая быстро выяснившуюся неспособность агентурной сети МГШ информировать балтийское командование о состоянии и местонахождении германского флота, генмор предпринял попытку (правда, запоздалую) организовать разведку с привлечением судов частных пароходных кампаний[598].
В рамках мероприятий «подготовительного к войне периода», введенного правительством с 13 (26) июля, царь повелел спешно закончить вооружение батарей и установить минные заграждения в Кронштадтской, Ревельской и Свеаборгской крепостях[599]. Кронштадт, кроме того, предписывалось объявить на осадном положении[600]. В соответствии с мобпланом были введены в кампанию корабли «первого» резерва и начался перевод в первую линию кораблей «второго» резерва[601]. Из резервных кораблей была, в частности, сформирована 2-я бригада крейсеров под командованием контр-адмирала П. Н. Лескова («Россия», «Олег», «Богатырь», «Аврора» и «Диана»)[602]. Запланированная на осень 1914 г. постановка «Славы» и «Цесаревича» в капитальный ремонт, а также намеченное Морским генеральным штабом к 1915 г. переоборудование «Дианы» и «Авроры» в плавбазы подводных лодок, а «Олега» и «Богатыря» к 1916 г. в минные заградители[603] были отставлены. 15 (28) июля приступили к постановке крепостного минного заграждения в районе Кронштадта, а на следующий день началось свертывание навигационного оборудования прилегающих к российскому побережью районов театра.
В. А. Канин
В ночь на 18 (31) июля, с объявлением мобилизации и получением МГШ агентурных данных о сосредоточении в Киле крупных сил германского флота, морской министр адмирал И. К. Григорович получил высочайшее согласие на постановку «центрального» минного заграждения, составлявшего основу создаваемой в западной части Финского залива оборонительной позиции[604]. Утром 18 (31) июля — накануне объявления войны Германией — отрядом заградителей контр-адмирала В. А. Канина была осуществлена беспрецедентная по объему, темпам и качеству минная постановка: в течение четырех с половиной часов минзаги «Амур» (капитан 1 ранга А. А. Ружек), «Енисей» (капитан 1 ранга К. В. Прохоров), «Ладога» (капитан 1 ранга Н. В. Кротков) и «Нарова» (капитан 1 ранга М. И. Никольский) выставили 2124 мины в восемь линий с углублением 4,9 м и минными интервалами 45,7 — 85,7 м[605]. В прикрытии корабельной минно-заградительной группы были задействованы основные силы флота: бригада линейных кораблей (вице-адмирал барон В. Н. Ферзен) была развернута на меридиан м. Пакерорт, к западу от района заграждения заняли позиции подводные лодки (начальник подводной бригады — контр-адмирал П. П. Левицкий). Для обеспечения скрытности постановки бригада крейсеров (контр-адмирал Н. Н. Коломейцов) выдвинулась к м. Дагерорт с задачей задержания всех направляющихся в Финский залив судов[606]. Одновременно с постановкой заграждения были приведены в готовность береговые батареи, расположенные на флангах центральной позиции и на опушке финляндских шхер.
Подводная лодка «Аллигатор» и минный заградитель «Амур»
Таким образом, к моменту объявления войны Балтийский флот был отмобилизован и развернут, постановка минного заграждения центральной позиции — успешно завершена. Это стало возможным благодаря высокой боевой и мобилизационной готовности органов военного управления и сил флота, а также инициативе и настойчивости адмирала Н. О. фон Эссена, правильно оценившего внешнеполитическую обстановку и заблаговременно принявшего целый комплекс упреждающих мер. В результате вероятность внезапного удара неприятельского флота, подобного нападению японцев на эскадру Тихого океана в январе 1904 г., была сведена практически к нулю.
Со своей стороны германское военно-морское командование 30 июня (13 июля) направило Флот открытого моря (адмирал Ф. фон Ингеноль) в плановый поход в норвежские воды, несмотря на эскалацию европейского политического кризиса. По наблюдению немецкого исследователя, это решение, весьма сомнительное с точки зрения военной целесообразности, было вызвано стремлением правительства «избегать всего, что может раздразнить и раздосадовать Англию» и, как следствие, опасением «впечатления, которое могла произвести отмена намеченного по плану плавания»[607]. Только 12 (25) июля, после предъявления австрийского ультиматума Сербии, германский линейный флот вернулся в Вильгельмсхафен и Киль. 18 (31) июля было объявлено состояние «угрожающей опасности войны» и сформировано командование морских сил Балтийского моря во главе с гросс-адмиралом принцем Генрихом Прусским (начальник штаба — капитан цур зее П. Хайнрих)[608].
Принц Генрих Прусский
В контексте настоящего исследования представляет интерес тот факт, что одной из важных причин решения о возвращении флота из норвежских вод, принятого лично кайзером вопреки мнению рейхсканцлера Т. фон Бетмана-Гольвега (последнего поддерживало министерство иностранных дел при колеблющейся позиции адмирал-штаба[609]), стали опасения Вильгельма II относительно возможности внезапного нападения со стороны легких сил русского флота. На докладе рейхсканцлера от 13 (26) июля о необходимости оставить флот в Норвегии, дабы его преждевременное возвращение не усилило политического напряжения, кайзер наложил резолюцию: «Существует русский флот! В Балтийском море в настоящее время совершают учебное плавание пять русских миноносных флотилий; они все или частично могут через 16 часов появиться перед Бельтами и поставить там минные заграждения! Мой флот получил приказ идти в Киль, и он туда пойдет!»[610].
Весьма существенно, что не только Вильгельм II, но и его подчиненные были не склонны недооценивать боевые возможности Российского флота и считались с возможностью энергичных наступательных действий русских. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что с началом войны начальник Адмирал-штаба адмирал Г. фон Поль предупреждал принца Генриха о возможности появления российских кораблей у Нойфарвассера уже в ночь на 20 июля (2 августа)[611].
Вот что писал по этому поводу корветтен-капитан М. Бастиан автор первого очерка о войне 1914–1918 гг. на Балтике: «Необходимо воздать должное противнику в том, что после поражения в Восточной Азии он положил немало труда на возрождение своего флота и вполне сумел превратить его в мощное орудие обороны. Поэтому у германского командования были все основания, чтобы не недооценивать неприятеля. Справедливость в отношении бывшего противника требует открытого признания в том, что германский флот обрел в лице бывшего императорского российского флота своего учителя по части минной войны, как с точки зрения стратегического — и наступательного, и оборонительного — использования этого подводного оружия, так и с точки зрения его технической конструкции. Поэтому поступают в высшей степени несправедливо, когда позволяют себе смотреть на русский флот свысока… Командующим русским Балтийским флотом был адмирал фон Эссен, пользовавшийся далеко за пределами русских флотских кругов славой способного и энергичного командира»[612].
С объявлением войны соединения российского флота Балтийского моря осуществили оперативное развертывание в соответствии с «Планом операций…»: главные силы — флагманский корабль командующего броненосный крейсер «Рюрик», бригада линейных кораблей, бригада крейсеров и 1-я минная дивизия (контр-адмирал Н. А. Шторре) — расположились восточнее центральной минно-артиллерийской позиции, подводные лодки перед фронтом минного заграждения, 2-я минная дивизия (контр-адмирал А. П. Курош) в финляндских шхерах. 20–24 июля (2–6 августа) миноносцы и тральщики выставили ряд минных заграждений в шхерном районе на участке Гангэ — Порккала-Удд и дополнительные заграждения на центральной позиции.
В таком положении, пребывая в готовности к отражению удара превосходящего неприятеля (по наблюдению очевидца, «под гипнозом неминуемого в ближайшее время боя»[613]), флот провел первый месяц войны. В дневное время главные силы находились в районе боевого предназначения и занимались отработкой задач боевой подготовки, а на ночь отходили в Гельсингфорс. «Командование 6-й армии, — читаем у М. А. Петрова, — было склонно во всем видеть опасные признаки готовящегося десанта»[614]. Кстати, есть основания полагать, что опасения высадки немцев у врат столицы имели хождение и в петербургском обществе. По наблюдениям Н. Дорогова, «в столице не без трепета ожидали, что могучий германский флот появится перед Кронштадтом для начала десантных операций»[615]. Как свидетельствует Н. А. Монастырев, заставший первые дни войны в Ревеле, «по городу стали носиться разные слухи, что германская эскадра появилась перед Финским заливом, что произошло сражение и передавались всякие ужасы»[616].
Тем не менее личный состав Балтфлота, подобно подавляющему большинству подданных Российской империи, принял известие о начале Великой войны с воодушевлением и энтузиазмом и был преисполнен решимости сражаться с сильнейшим неприятелем до последней возможности. «