ультатов и летние наступательные операции армий русского Северного фронта. Германский флот, основные силы которого были сосредоточены против англичан и не покидали Северного моря, активности на Балтике не проявлял. Боевые действия на Балтийском театре прибрели характер позиционный борьбы, что дало М. А. Петрову основание назвать балтийскую кампанию 1916 г. «периодом затишья»[767].
Состав противоборствующих группировок военно-морских сил в 1916 г. претерпел значительные изменения. Русский флот Балтийского моря, несмотря на приостановку строительства значительной части крупных надводных кораблей[768], продолжал пополняться легкими силами: в 1916 г. в строй вступили десять эскадренных миноносцев («Азард», «Гавриил», «Гром», «Десна», «Изяслав», «Капитан Изыльметьев», «Лейтенант Ильин», «Летун», «Орфей» и «Самсон») и тринадцать подводных лодок («Волк», «Львица», «Пантера», «Рысь», «Тигр», «Кугуар», «Единорог», «Леопард», «АГ-11», «АГ-12», «АГ-13», «АГ-14» и «АГ-15»)[769], не считая десяти посыльных (сторожевых) судов и шести тральщиков[770]. Группировка английских подводных лодок, в августе выведенная из состава 8-й флотилии и образовавшая самостоятельную «Балтийскую флотилию» во главе с коммандером Ф. Кроми, усилилась четырьмя малыми лодками типа «С». В августе сентябре «C26», «C27», «C32» и «C35» были приведены в Архангельск на буксире, после чего по Северной Двине, Сухоне и Мариинской системе доставлены на Балтику[771].
В преддверии очередной кампании флот был выведен из подчинения главнокомандующему армиями Северного фронта и подчинен Морскому штабу ВГК, образованному 24 января (6 февраля) 1916 г.[772]. Однако, несмотря на долгожданное «освобождение» Балтийского флота от власти ближайшего сухопутного начальства, директива начальника Морского штаба главковерха вице-адмирала А. И. Русина, преподанная командующему флотом вице-адмиралу В. А. Канину 3 (16) марта, мало чем отличалась от предыдущих. Главная задача флота осталась прежней — «не допустить проникновения противника к востоку от главной морской (Нарген-Поркалаудской) позиции в Финский залив». Обеспечивающими задачами объявлялись прочное удержание Або-Аландского и Моонзундского районов, а также «упорное сопротивление» проникновению противника в Рижский залив и, в случае прорыва неприятеля, «всемерное затруднение» его действий внутри залива. Другие задачи формулировались как «активные операции» для «нанесения возможного вреда противнику» и «содействие операциям наших армий». Характерно, что два последних пункта определялись лишь как «возможные» и во всяком случае «не идущие в ущерб главной задаче»[773]. Таким образом, как справедливо заметил Н. А. Данилов, «весь план борьбы с германским флотом имел в своем основании борьбу за дефиле, загражденные минными полями»[774].
Спуск на воду подводной лодки «Кугуар» (май 1916 г.)
Транспортировка британской подводной лодки типа «C» из Архангельска в Кронштадт
Сугубо оборонительный характер действий основных сил Балтийского флота в кампании 1916 г. дал многим современникам, а впоследствии и исследователям повод упрекнуть В. А. Канина в пассивности и безынициативности, которые ярко контрастировали с энергией и предприимчивостью Н. О. фон Эссена. Однако это сопоставление представляется нам не вполне корректным. Важно иметь в виду, что в период командования Н. О. фон Эссена российский флот на Балтике не имел сколь-нибудь серьезного противника, в то время как В. А. Канину уже через два месяца после вступления в должность командующего пришлось иметь дело с крупными силами германского флота Открытого моря, предпринявшего серию операций с целью овладения Рижским заливом. Прорыв неприятеля через Ирбенский пролив в августе 1915 г. показал, в условиях отсутствия у русских сопоставимой с противником корабельной группировки погасить наступательный импульс соединений германских дредноутов может лишь глубоко эшелонированная и хорошо оборудованная система оперативной обороны. Создание на театре таковой системы и стало основным содержанием деятельности Балтийского флота.
Кроме того, события августа 1915 г. лишили В. А. Канина иллюзий относительно решимости великобританского флота в нужный момент оказать помощь русским союзникам активными действиями в Северном море: просьба Петрограда «принять какие-либо… меры, облегчающие давление немцев на Ригу», осталась тогда без последствий. Весной 1916 г. наше командование получило еще одну возможность убедиться в том, что на помощь англичан в тяжелую годину рассчитывать не приходится. В начале апреля российский морской министр, имея в виду возможность активизации неприятеля вследствие «крайне выходных немцам условий льда в Рижском заливе», обратился к своему британскому коллеге с просьбой о «самых энергичных демонстрациях» английского флота в Северном море, Скагерраке и Каттегате для «отвлечения внимания противника на запад»[775]. Однако первый лорд адмиралтейства А. Бальфур, адресуясь к И. К. Григоровичу 18 (31) марта 1916 г., уклонился от обещания провести «эффективную военную демонстрацию», аргументировав свой отказ нежеланием «подыгрывать противнику» («to play enemy's game») и подвергать Гранд Флит ударам подводных лодок и миноносцев неприятеля в его «защищенных водах»[776]. Вообще, в кампанию 1916 г. явно обозначилось снижение интереса англичан к Балтийскому театру: окончательно похоронив «балтийский проект» Дж. Фишера и сняв с повестки дня вопрос о форсировании крупными силами Датских проливов и высадке десанта на побережье Померании[777], британское адмиралтейство ограничилось присылкой на Балтику четырех малых подводных лодок.
Таким образом, при новых попытках германского Флота открытого моря оказать массированное давление на Балтике (возможность этого, напомним, никогда не сбрасывалась со счетов ни российской ставкой, ни командованием Балтфлота), В. А. Канину приходилось рассчитывать только на собственные силы, что, очевидно, стало еще одной причиной его «чрезмерной» осторожности.
Однако немцы, особенно после Ютландского сражения 18–19 мая (31 мая— 1 июня) 1916 г., не помышляли об активных действиях на Балтике, ограничившись постановкой своим морским силам оборонительных задач. В меморандуме командующего силами Балтийского моря от 24 марта (6 апреля) 1916 г. задачи эти формулировались следующим образом: «1) предотвратить энергичное выступление русских военно-морских сил, 2) оградить нашу торговлю от больших потерь, 3) не допустить прорыва английских подводных лодок в Балтийское море»[778].
Принц Генрих настаивал на возможно более продолжительном пребывании в западной части Балтики соединений Флота открытого моря и полагал необходимым постоянно держать в Балтийском море линейный крейсер «Фон дер Танн», два старых линейных корабля («Брауншвейг» и «Эльзас»), броненосный крейсер «Роон», три флотилии миноносцев, два дивизиона тральщиков, двенадцать подводных лодок. В случае невозможности перевода на Балтику «Фон дер Танна», способного противостоять русским крейсерам, главком требовал передать в его распоряжение шесть малых крейсеров, из них четыре новых (со 150-мм артиллерией). Однако начальник Адмирал-штаба адмирал Х. фон Хольцендорф, хотя и понимал обоснованность требований балтийского командования, смог удовлетворить лишь малую их часть. Новых крупных кораблей принц Генрих не получил вовсе, к единственному исправному малому крейсеру («Аугсбург») прибавились еще два («Кольберг» и «Страсбург»), в третьей флотилии миноносцев было отказано, количество подводных лодок ограничилось пятью (из них один подводных минный заградитель)[779]. К этому остается добавить, что «Роон» в 1916 г. был выведен из первой линии, а «Брауншвейг» и «Эльзас» имели экипажи сокращенного состава и могли быть использованы только для обороны Либавы.
Х. фон Хольцендорф
Тем не менее командование русского Балтфлота, действуя в духе директивных указаний верховного командования, свое основное внимание сосредоточило на дальнейшем усилении оборонительных рубежей. Главное внимание при этом было обращено на завершение формирования передовой минно-артиллерийской позиции, в основе которой лежало германское минное заграждение, поставленное еще в августе 1914 г. на меридиане маяка Тахкона, а также на усиление обороны Або-Аландского и Моонзундского районов[780]. К исходу кампании 1916 г. система оперативной обороны на Балтийском театре была в основном завершена. В структуре центральной, шхерной и передовой минно-артиллерийских позиций и Красногорско-Кронштадтского, Ревельского, Свеаборгского, Моонзундского и Або-Аландского оборонительных районов с начала войны было выставлено в общей сложности около 25 тыс. мин и установлено 67 береговых артиллерийских батарей, насчитывавших 232 орудия[781]. Устойчивость оперативной обороны обеспечивалась значительной глубиной и эшелонированием рубежей, возможностью комплексного применения разнородных сил флота при решении оборонительных задач, широким использованием минно-артиллерийских позиций, расположение которых увязывалось с рубежами сухопутной обороны.