. Получив одобрение Министерства иностранных дел, ставка дала командующему Балтийским флотом «добро».
Минную постановку намечалось выполнить силами минных заградителей «Ильмень» и «Лена», четырех эскадренных миноносцев 1-го дивизиона и двух эсминцев 2-го дивизиона. Кроме того, корабельному отряду заграждения были приданы четыре парохода и несколько моторных катеров для обеспечения навигационной точности постановки, а затем ограждения опасного района для исключения подрыва нейтральных судов в период официального уведомления Швеции. Охранение заградителей на переходе, а затем оборона района постановки от неприятельских подводных лодок, резко активизировавшихся осенью 1916 г., была возложена на шесть миноносцев 7-го дивизиона. Командование этими силами командующий флотом поручил начальнику Або-Аландской позиции контр-адмиралу барону О. О. Рихтеру[868].
Корабли отряда вышли в море в 2 часа пополудни 17 (30) августа: «Ильмень» и «Лена» в охранении пары миноносцев 7-го дивизиона — от острова Корсе, остальные корабли — от банки Ярамас. Заградители имели на борту по 280 мин, эсминцы 1-го дивизиона по 50, 2-го дивизиона по 20 мин. К 23.00 корабли отряда заняли исходные точки, и через 50 минут первая мина полетела за борт. «Ильмень» и «Лена» выставили две линии мин на запад от маяка Логшер (углубление 3–4,4 м, расстояние между линиями полтора кабельтова, минный интервал 46 м). При этом минзаг «Лена» успешно выставил все мины. На «Ильмене» же во время постановки якорь одной из мин зацепился за кормовой минный скат, и в течение десяти минут, потребовавшихся для очистки якоря, мина буксировалась кораблем. В результате из имевшихся на борту 280 мин «Ильмень» поставил только 162, и в заграждении образовался разрыв длиной около полумили. На остальных кораблях все прошло благополучно, и в течение ночи в Оландсгафе была поставлена в общей сложности 821 мина.
Заградитель «Ильмень»
18 (31) августа линия, частично поставленная заградителем «Ильмень», была продолжена на две мили к маяку Флетиан минными транспортами «Кимито» и «Кивима», в охранении которых находились миноносцы 7-го дивизиона[869].
В тот же день российский поверенный в делах в Стокгольме Б. Евреинов, заблаговременно уведомленный Министерством иностранных дел по конфиденциальным каналам о готовящемся заграждении Оландсгафа, получил открытую телеграмму, все содержание которой ограничивалось единственным словом — «Да». Это был условный сигнал, по которому дипломат тотчас уведомил шведский кабинет о том, что «Императорское правительство по военным соображениям и в целях ограждения как русского, так и шведского мореплавания сделало распоряжение погрузить мины в Оландсгафе, до пределов трехмильной полосы шведских территориальных вод…»[870].
О постановке заграждения в Оландсгафе командующий флотом проинформировал Главное гидрографическое управление, которое на следующий день официально объявило для сведения судоводителей, что «в целях обеспечения свободы мореплавания торговых судов в Ботническом заливе правительство сочло себя вынужденным поставить в ночь с 30 на 31 августа минное заграждение в Балтийском море в районе, ограниченном с запада пределами трехмильной полосы шведских территориальных вод, с севера параллелью 59 градусов 54 минуты и с юга — параллелью 59 градусов 40 минут. Правительство слагает с себя всякую ответственность за случайности, могущие произойти со всякими судами, зашедшими в очерченное выше запретное пространство»[871].
Новый командующий Балтийским флотом вице-адмирал А. И. Непенин, вступивший в должность 7 (20) сентября 1916 г., сразу позиционировал себя как сторонник возобновления активных действий на неприятельских морских сообщениях. При этом Адриан Иванович предложил верховному командованию на утверждение два варианта таковых действий. Первый предусматривал уничтожение германских транспортов за пределами территориального моря Швеции без предупреждения, дабы лишить суда противника возможности укрыться в терводах нейтрального королевства (заметим, что к осени 1916 г. строгое выполнение норм призового права выглядело неуместным донкихотством). Второй вариант предусматривал постановку минных заграждений в районах, прилегающих к границе шведских территориальных вод. Ставка санкционировала только второй вариант, причем обязала штаб флота согласовывать каждую минную постановку с Министерством иностранных дел[872].
Однако из-за огромного расхода мин на подновление и усиление существующих и создание новых оборонительных заграждений (речь, прежде всего, идет о Передовой минно-артиллерийской позиции, на формирование которой было затрачено более 4000 мин), деятельность Балтфлота по постановке активных заграждений носила весьма ограниченный характер. До конца кампании 1916 г. на морских сообщениях противника было выставлено лишь два небольших заграждения.
Эскадренный миноносец «Десна»
В ночь на 5 (18) октября эсминцы «Новик», «Орфей», «Десна» (капитан 2 ранга граф А. Г. Кайзерлинг), «Летун» (флигель-адъютант капитан 2 ранга Б. А. Вилькицкий) и «Капитан Изыльметьев» (капитан 2 ранга А. В. Домбровский) поставили к северо-западу от мыса Стейнорт «заграждение № 21» из 200 мин пятью короткими линиями (углубление мин 3,7 метра, минный интервал 61 метр).
Наконец, в ночь на 12 (25) октября минный заградитель «Урал» (командир капитан 2 ранга А. В. Витгефт) и миноносцы 4-го дивизиона (начальник — капитан 1 ранга П. В. Гельмерсен) выставили 120 мин в проливе Северный Кваркен[873]. Этой постановкой имелось в виду, с одной стороны, нарушить неприятельские сообщения в Ботническом заливе, а с другой — защитить по представлению Министерства торговли и промышленности свое каботажное судоходство и коммуникацию, соединяющую ботнические порты Финляндии со Швецией. По завершении постановки корабли отряда оставались в районе до следующего дня с целью предупреждения капитанов нейтральных судов об опасности. 13 (26) октября правительство опубликовало извещение о минировании Северного Кваркена[874].
Характеризуя организацию самостоятельных действий подводных лодок, отметим некоторые новации, реализованные командованием флота с началом кампании 1916 г.
Во-первых, началу систематических действий подводных сил на сообщениях противника предшествовал специальный поход подводных лодок «E9», «E19» и «Волк» 1 (14) — 10 (23) мая с целью вскрытия обстановки на основных путях неприятельских судов. Это решение было обусловлено необходимостью проверки и уточнения полученных от МГШ агентурных данных о маршрутах, графиках движения и составе германских конвоев, о расположении и характере корабельных дозоров противника, В комплексе с подводными лодками для разведки коммуникаций использовались радиотехнические средства, а в прилегающих к нашему побережью районах — и морская авиация[875]. В результате этого группового выхода, в ходе которого районы крейсерства подводных лодок перекрывали все основные пути германских транспортов, сведения МГШ были в целом подтверждены[876].
Во-вторых, угроза со стороны германских подводных лодок, занимавших позиции у Тахконы и Дагерорта, и обнаружение в этих районах минных заграждений заставили командование флота изменить маршруты оперативного развертывания своих лодок. Российские подводные лодки вынуждены были выходить из Ревеля проливами Моонзунд и Соэлозунд или финляндскими шхерами, что увеличивало время переходов в районы боевого предназначения и, следовательно, сокращало коэффициент оперативного использования подводных лодок.
В-третьих, задача нарушения коммуникаций была снята с английских подводных лодок, которые, напомним, в предыдущей кампании добились здесь значительных результатов. Теперь же британские лодки вели боевые действия против боевых кораблей противника у побережья Курляндии и в юго-восточной части моря, причем в некоторых случаях английским командирам разрешалось атаковать только крейсера и другие крупные корабли противника[877]. Российские же подводные лодки, оперировавшие на «шведской» коммуникационной линии, не смогли повторить прошлогодних успехов своих британских коллег.
Наибольших результатов добилась подводная лодка «Волк», которая 4 (17) мая в Норчепингской бухте уничтожила германские суда «Гера», «Кольга» и «Бианка» суммарной грузовместимостью 5940 брт[878]. Однако этот успех был предопределен не только мастерством и настойчивостью командира лодки старшего лейтенанта И. В. Мессера, но и тем обстоятельством, что неприятельские пароходы совершали самостоятельные переходы без охранения боевыми кораблями — германское судоходство, по выражению германского адмирала Э. фон Гагерна, в начале кампании еще пребывало в «состоянии беззаботности»[879]. Однако в дальнейшем от этой «беззаботности» не осталось и следа: короткие участки трассы вне территориального моря Швеции транспорты проходили исключительно в составе конвоев. В редких же атаках последних российские подводники не преуспели в силу целого комплекса причин технического и тактического порядка, исследование которых не входит в число задач настоящего исследования. Так, «Тигр» (старший лейтенант В. В. Соллогуб), совершивший за кампанию пять боевых походов, обнаружил лишь два неприятельских «каравана», один из которых 6 (19) июня безрезультатно атаковал тремя торпедами из подводного положения. Командир «Барса» старший лейтенант Н. Н. Ильинский в шести походах трижды атаковывал конвои противника, но успеха также не добился