Более эффективными оказались действия «UB7» (обер-лейтенант цур зее В. Вернер), которая оперировала у побережья «угольного» района с 19 по 26 января (с 1 по 8 февраля)[1085]. На третий день похода у мыса Кара-Бурну лодка усмотрела эсминцы «Пронзительный» и «Счастливый». 22 января (4 февраля) В. Вернеру удалось вновь обнаружить русские миноносцы и даже занять позицию залпа и выпустить торпеду. Германцев, однако, выдал воздушный пузырь, и эскадренные миноносцы своевременно уклонились от самодвижущейся мины, которая прошла между ними. Столь же безуспешным оказался и ответный обстрел «UB7» эсминцем «Счастливый» (капитан 2 ранга Г. В. Фус)[1086]. Вечером 23 января (5 февраля) находившаяся на позиции перед Зунгулдаком лодка В. Вернера не смогла воспрепятствовать обстрелу гавани эсминцами «Поспешный» и «Громкий», однако на следующее утро командиру «UB7» удалось выйти в район приема самолетов русскими авиатранспортами и, скрытно форсировав линию противолодочного охранения (те же «Поспешный» и «Громкий»), в 11.16 выпустить торпеду в «Императора Александра I» с дистанции 4 — 5 каб.
На лодке, по данным Г. Лорея, был слышен взрыв[1087], из чего современный германский исследователь делает вывод о попадании в авиатранспорт[1088]. Однако в действительности торпеда прошла в 5 метрах за кормой «Императора Александра I»[1089]. С корабля своевременно заметили самодвижущуюся мину, капитан 1 ранга П. А. Геринг вовремя дал ход и уклонился от нее поворотом влево, одновременно открыв огонь ныряющими снарядами артиллерией левого борта. Самодвижущаяся мина, отработав, вероятно, свой ход, остановилась, коснувшись стоявшего у борта корабля гидросамолета № 37, после чего была отброшена кильватерной струей давшего ход авиантранпорта и через несколько минут затонула. Для поиска подводной лодки в воздух вновь поднялся самолет лейтенанта Р. Ф. фон Эссена, к которому присоединился остававшийся в воздухе аппарат № 35 лейтенанта Г. В. Корниловича. Наблюдатель последнего зауряд-прапорщик В. Л. Бушмарин усмотрел перископ «UB7» в 4 каб от атакованного авиатранспорта на его правом траверзе, после чего самолет просигнализировал об обнаружении подводной лодки цветными дымками и, как доносил летчик, «начал кружить над нею», обозначая таким образом место цели. «Император Александр I» обстрелял показанную точку ныряющими снарядами, причем, по наблюдению пилота, один снаряд попал в перископ, наблюдался и близкий разрыв второго снаряда. После обстрела лодка ушла на глубину и более не обнаруживалась ни самолетами, ни миноносцами, оставленными в этом районе после ухода «авиационных судов»[1090]. По данным противной стороны, лодка повреждений не имела, хотя и была вынуждена отказаться от попыток атаковать повторно[1091]. Эскадренные миноносцы «Пронзительный» и «Гневный», 25 января (7 февраля) вышедшие для смены «блокирующей» пары, на следующий день обнаружили приткнувшийся к о. Кефкен неприятельский 500-тонный пароход, который был уничтожен семью снарядами «Гневного».
Эскадренный миноносец «Гневный»
Положительный опыт массированного по тем временам применения авиации по неприятельскому порту убедительно показал, что включение в состав «маневренных» групп авианесущих кораблей усиливало тактические и оперативные возможности сил в борьбе с морскими перевозками противниками. Как справедливо замечают отечественные авторы, «в этот период удар по Зунгулдаку с воздуха был единственным, но важным результатом самостоятельных действий корабельной авиации»[1092]. Даже при неблагоприятных метеоусловиях и противодействии со стороны неприятельской артиллерии морские авиаторы добились успешного решения поставленной задачи, эффективно воздействовав как на основную, так и на «запасные» цели[1093]. Был получен ценный опыт и в организации противолодочной обороны корабельного соединения. Даже при использовании примитивных средств связи между кораблями и самолетами (сигнальные дымки) удалось достичь тактического взаимодействия разнородных сил в ходе поиска и атаки подводной лодки. Оно выразилось, в частности, в первом в отечественной военно-морской истории случае результативного использования корабельного противолодочного оружия по данным внешнего источника целеуказания, каковым являлся аэроплан[1094].
Вместе с тем, при планировании и проведении авиационного удара командованием флота и «маневренной» группы были допущены некоторые просчеты. Прежде всего, выявились негативные последствия отсутствия ответственного должностного лица, руководящего действиями авиации. Начальник «маневренной» группы, находившийся на линкоре в 30 — 40 милях от района подъема и последующего приема авиации, мог осуществлять лишь самое общее руководство. Функции командиров авиатранспортов ограничивались доставкой самолетов в точку тактического развертывания. Лейтенант Е. Е. Коведяев, замещавший начальника авиации Черноморского флота старшего лейтенанта И. И. Стаховского и находившийся, предположительно, на борту «Императора Александра I», лишь отдал приказ на спуск самолетов начальникам авиаотрядов, которые в дальнейшем действовали самостоятельно[1095]. Причем начальник 1-ro корабельного отряда лейтенант Р. Ф. фон Эссен, первым поднявшись в воздух, утратил возможность управления подчиненными ему самолетами[1096].
Кроме того, не была организована предварительная разведка объекта удара, в результате чего шрапнельный огонь неприятельской артиллерии стал для авиаторов неожиданностью. Это обстоятельство, наряду с не вполне четким распределением запасных целей и невозможностью координировать действия аэропланов в воздухе, привело к тому, что действия самолетов, не обнаруживших главную цель (грузовое судно), имели импровизированный характер.
Существенным недостатком следует признать и пренебрежение выявлением результатом удара. В 14.30 24 января (6 февраля) вице-адмирал П. И. Новицкий направил к Зунгулдаку эсминцы «Заветный» и «Завидный» для установления результатов авианалета и уничтожения транспорта, останься он на плаву, однако вскоре (вероятно, из опасения оставить линкор «Императрица Мария» без противолодочного охранения) отозвал миноносцы.
Наконец, трудно признать достаточным наряд сил, назначенных для противолодочного охранения авиатранспортов, практически лишенных возможности маневрировать во время спуска и подъема самолетов. Очевидно, что решение оставить при «гидрокрейсерах» лишь два эсминца было чревато опасными последствиями, особенно с учетом факта обнаружения германской подводной лодки предыдущей парой «блокирующих» миноносцев двумя днями ранее. Вообще, противодействие со стороны подводных сил противника заставило наше командование обратить более пристальное внимание на проблему противолодочного обеспечения сил, оперирующих у побережья «угольного» района. Так, в донесении капитана 1 ранга князя В. В. Трубецкого указывалось, в частности, на необходимость учета подводной угрозы при назначении маршрутов маневрирования не только тяжелых кораблей, но и эсминцев — «устранить постоянный шаблон в прокладке, возможно ежедневно разнообразить ее»[1097].
Что касается действий российских подводных лодок, то в начале 1916 г. таковые, как было сказано выше, носили ограниченный характер. До начала февраля зафиксировано лишь два выхода на неприятельские коммуникации, совершенных подводными лодками «Тюлень» (с 10 (23) декабря по 21 декабря (3 января)) и «Нерпа» (с 1 (14) по 13 (26) января). Если «Тюлень» (старший лейтенант М. А. Китицын) действовал в предпроливной зоне, то подводная лодка «Нерпа» (старший лейтенант М. В. Марков) была направлена к побережью Гераклии в период, когда действия надводных сил там были приостановлены из-за отвлечения эсминцев к берегам Восточной Анатолии.
Эти походы, не давшие существенных результатов в истреблении грузового тоннажа (обе лодки уничтожили по одному маломерному паруснику[1098]), подтолкнули командование к апробации нового способа решения проблемы оперативного взаимодействия надводных и подводных сил. Основной сложностью оставались ограниченные возможности лодочных средств радиосвязи, не позволявшие командованию оповещать оперирующие у неприятельского побережья подводные лодки об изменениях обстановки, равно как и применять их для ведения оперативной разведки. Дальность действия «беспроволочного телеграфа» подводных лодок не превышала 80 — 100 миль, следовательно, для передачи сообщения о выходе неприятельских кораблей в Черное море лодке требовалось покрыть две трети пути от устья Босфора до Севастополя, не говоря уже о том, что выход в эфир был возможен только из надводного положения после установки громоздкой антенны.
В январе 1916 г. в штабе флота появилась идея решения этой проблемы путем развертывания в район действий лодок надводного корабля-ретранслятора, передающего на командный пункт полученные от подводных лодок сведения и репетующего все адресованные им радиотелеграммы. Организация связи в этих случаях регламентировалась секретной директивой («предписанием») штаба флота от 1 (14) января № 4001, согласно которой сеанс связи с подводной лодкой назначался на пятую ночь после выхода в море. Для ретрансляции радиосообщений направлялся эсминец, которому предписывалось зайти в середину района крейсерства подводной лодки или к границе между смежными районами двух лодок и в течение установленного промежутка времени (с 23.00 до 02.00) «