, Н. Йорданова[221], Д. Канаврова[222], В. Павлова[223], А. Панайотова[224] и др. Благодаря фактическому отсутствию языкового барьера и традиционным научным связям с отечественными военными историками, болгарские специалисты, в отличие от своих западноевропейских и американских коллег, в полной мере используют результаты советских и российских исторических разработок. Это обстоятельство, в сочетании с привлечением внушительного массива собственных источников, позволяет болгарским исследователям вносить значительный вклад в освещение хода борьбы на Черноморском театре.
Существенным дополнением к зарубежной историографии Великой войны являются монографические работы[225] и статьи[226], посвященные истории создания и боевой деятельности отдельных родов сил, классов и типов кораблей.
Некоторые аспекты рассматриваемой проблемы в той или иной мере затронуты в целом ряде диссертационных проектов.
В докторской диссертации И. И. Ростунова[227], посвященной общим вопросам стратегического руководства вооруженными силами России в 1914–1917 гг., особый интерес представляют положения, характеризующие предпосылки и основные направления строительства системы управления действующими армией и флотом в военное время. Однако «флотские» аспекты этой проблемы автором практически не затронуты. Вероятно, поэтому оставлены за скобками и вопросы, связанные с организацией взаимодействия видов вооруженных сил на стратегическом уровне, хотя именно эту функцию ставки ВГК надо полагать в числе важнейших.
В контексте нашей темы представляет ценность анализ процесса подготовки Балтийского флота к мировой войне и эволюции планов применения российских морских сил на Балтике, проведенный в кандидатской диссертации Е. Ф. Подсобляева[228].
В кандидатской диссертационной работе В. Л. Герасимова рассмотрены вопросы строительства и применения отечественной морской авиации периода Первой мировой войны. К теме нашего исследования непосредственное отношение имеют материалы, раскрывающие генезис форм и способов оперативного применения рода сил флота, впервые вышедшего на арену вооруженной борьбы[229]. В качестве элементов оперативного применения сил морской авиации автор выделяет ведение воздушной разведки в пределах операционной зоны флота (в 1916 и 1917 гг. на Черном и Балтийском морях) и борьбу за превосходство в воздухе (с апреля по октябрь 1916 г. на Балтике).
В докторской диссертации С. П. Шилова впервые в отечественной историографии на основе немецких архивных материалов (BA-MA) исследован российский вектор военно-морской политики Германии в годы, предшествовавшие Первой мировой войне. Особый интерес для нас представляет освещение автором эволюции планов применения германских морских сил в Балтийском море. Констатируя усиление внимания военно-морского командования Второго рейха к этому театру военных действий, С. П. Шилов, в частности, отмечает: «Приблизительно с 1912 года русские эскадры на Балтике становятся силой, которую немецкие адмиралы не могли игнорировать… Планы Адмиралтейства становятся все более многовариантными…»[230]. Выводы С. П. Шилова позволяют в значительной мере актуализировать традиционную для советской историографии точку зрения, согласно которой «флот (германский. — Д. К.) предполагал воевать с англичанами…, пренебрегая всеми другими противниками»[231].
Некоторые сходные сюжеты освещены в кандидатской диссертации Л. В. Ланника, являющейся комплексным элитологическим исследованием военного истеблишмента Второго рейха, эволюции его взглядов на Россию и, в частности, ее вооруженные силы. Автор, однако, усматривает во взглядах военной верхушки кайзеровской Германии «грубую недооценку сил или невнимание к цивилизационным особенностям России», которые, по мнению, Л. В. Ланника, и привели «к краху первоначального стратегического замысла»[232]. Этот тезис, не вполне корреспондирующийся с выводами С. П. Шилова, обусловлен, вероятно, тем обстоятельством, что Л. В. Ланник оставил вне поля зрения военно-морской сегмент проблемы.
В кандидатской диссертации В. П. Глухова исследована литература о Первой мировой войне, изданная в Германии в 1918–1939 гг. В поле зрения автора находятся, в частности, работы учрежденного в 1919 г. Военно-морского архива и воссозданного в 1935 г. военно-научного отдела военно-морского флота, которые справедливо причислены В. П. Глуховым к важнейшим центрам военно-исторических исследований[233]. В диссертации освещен процесс разработки и проанализировано содержание официальной серии «Война на море 1914–1918» («Der Krieg zur See 1914–1918»), которую автор вполне обоснованно характеризует как «капитальный труд…, являющийся в историографии первой мировой войны самым полным исследованием об операциях на морских и океанских театрах»[234]. Автор уделил внимание и другим работам немецких военно-морских историков и теоретиков 20 — 30-х гг. прошлого века, представляющие, по его мнению, «несомненный интерес», — Г. Бауэра, В. Вегенера, А. Гайера, В. Гладиша, О. Грооса, А. Михельсена и др. Несмотря на общий пафос жесткой критики германской буржуазной историографии, красной нитью проходящий через диссертацию В. П. Глухова, произведения немецких морских специалистов оценены им достаточно высоко.
В диссертации А. А. Киличенкова освещена англо-американская историография строительства и применения российского военного флота, в том числе накануне и в период Первой мировой войны. На основе анализа сочинений М. Митчелла, Д. Вудворда, Дж. Вествуда, Н. Саула, И. Гетцлера и других специалистов автором выявлены теоретико-методологические основы англоязычной историографии Великой войны на российских морских театрах, ее источниковая база, проблематика, базовые концепции. Безусловно признавая значимость научных разработок наших зарубежных коллег, мы все же не склонны в полной мере согласиться с выводом А. А. Киличенкова о том, что «английским и американским историкам удалось заметно опередить отечественных исследователей истории русского флота»[235].
Кроме того, некоторые аспекты темы нашей работы затронуты в диссертациях И. А. Козлова[236] и К. Ф. Шацилло[237], давно ставших классикой отечественной школы военно-исторической науки. Положения и выводы этих исследований в полной мере опубликованы авторами в многочисленных монографиях и научных статьях, упомянутых нами выше.
Источниковый комплекс, привлеченный к настоящему исследованию, представляется уместным структурировать на несколько групп.
Это, во-первых, законодательные акты, а также уставные, руководящие и иные официальные документы, позволяющие составить представление о нормативной базе деятельности должностных лиц, органов военного управления и сил в ходе строительства флота и его применения в военное время.
В работе, в частности, использованы отдельные книги «Свода морских постановлений» и его «Продолжений», а также «Собрания узаконений, постановлений и других распоряжений по Морскому ведомству» за 1906–1917 гг. (некоторые из них озаглавлены «Указатель правительственных распоряжений по Морскому ведомству»), являющиеся хронологическими собраниями распоряжений, касавшихся деятельности Морского министерства[238].
Среди ведомственных документов Морского министерства особого внимания заслуживают ежегодные «Всеподданнейшие доклады по Морскому министерству» (аналогичный документ за 1916 г., подготовленный после падения династии, был озаглавлен «Секретный доклад о деятельности Морского Министерства»), аккумулирующие в целом достоверную информацию об изменениях корабельного состава (в том числе понесенных потерях), ходе и результатах оперативно-боевой подготовки сил, организации их всестороннего обеспечения и комплектования, состоянии воинской дисциплины и т. п.[239]. Вместе с тем, эти доклады, издававшиеся тиражом в несколько десятков экземпляров и адресованные императору и верхушке правящей элиты, носили в некоторых случаях апологетический характер и требуют к себе критического отношения. Например, во «Всеподданнейшем докладе по Морскому министерству за 1915 год» констатируется «особо серьезное отношение к службе и своим обязанностям всего личного состава» и «отрадное состояние духа и поведения команд флота»[240], что не вполне корреспондируется с фактами коллективного неповиновения нижних чинов крейсера «Россия» в сентябре, линкора «Гангут» и крейсера «Рюрик» в октябре 1915 г.[241]. Адмирал И. К. Григорович, бывший, безусловно, вполне в курсе ситуации с морально-психологическим состоянием личного состава (по обоим случаям проводилось официальное расследование), не обнаружил намерения «выносить сор из избы» и довести до сведения высшего государственного руководства причины волнений на лучших кораблях Балфлота и их возможное влияние на боеготовность сил.
Положения об органах военного управления флота и морского ведомства