— Да. Я тоже.
Однако он лежал, глядя в темноту — точно так же он мог бы лежать рядом с Дженис — и думая о том, как бы потихоньку принять еще порцию виски. «О, разумеется, очень слабую, доктор, я обещаю; самую слабую из всех вами виденных». Много ли будет от нее вреда в первую ночь, когда препараты еще только начали циркулировать в его крови?
— Милый, где ты? — позвала она. — Куда ты пошел? Тебе уже пора домой?
— Еще нет. Я сейчас к тебе вернусь.
В полумраке гостиной он прямиком направился к мерцающему отблесками огней домашнему бару, а оттуда на кухню за льдом.
— Ну же, тише… — говорил он себе, как мать, успокаивающая малыша. — Тише… тише… тише…
Вид на город из окна гостиной Памелы был великолепен, ничуть не уступая виду с террасы в ее офисе, и он наблюдал за играми света и тьмы, делая маленький глоток и выдох, маленький глоток и выдох. Он не спешил, растягивая процесс и сознавая его важность, ибо этот раз должен был стать последним.
Студия Джулиана, если освободить ее от декораций и слегка затемнить, вполне подошла бы для мероприятий типа празднования единственной свечи Сильвестра Каммингса, но в этот вечер ее разноцветье резало глаз, рок-н-ролл оглушал, вырываясь из мощных динамиков и отражаясь от стен, а в плотной галдящей толпе не попадалось ни одного лица, которому на вид было бы больше двадцати пяти.
— Пэмми! — крикнул Джулиан из дверного проема своей спальни. — И Джон! Рад тебя видеть, старик! Выглядишь отлично! Уже совсем поправился?
— Да, спасибо.
Когда Джулиан отобрал у них плащи и небрежно швырнул их на груду другой одежды на своей постели, стало заметно, что он под градусом или под кайфом, — а может, просто опьянен ролью хозяина столь многолюдного сборища.
— Мы с Джерри пришли к выводу, что ты угодил в больницу по нашей вине, — сказал он Уайлдеру. — По крайней мере, мы приложили к этому руку — я говорю обо всех нас. Это были сумасшедшие две недели. Но и веселые, не правда ли? То есть они были бы веселыми, если бы ты не заболел.
— Да-да, было весело.
— Джулиан, — начала Памела, — сейчас не самый лучший момент для таких разговоров, но я все же спрошу: когда ты планируешь довести фильм до ума?
— Пэмми, я ведь объяснил тебе по телефону. На меня сейчас свалилось столько всяких проектов, что мне, если честно, просто некогда заниматься этим, — разница в том, что другие проекты приносят реальный доход. Нужно ведь иногда и подзаработать, не так ли? Впрочем, вы не беспокойтесь: «Бельвю» сохраняет высокий приоритет в моих планах. Но к чему сейчас говорить о делах? Это же гулянка! Я хочу, чтобы вы оба славно повеселились. Развлекайтесь! Расслабляйтесь! Я знаю, что ты не балуешься травкой, Джон, но у нас полно вина, есть пиво в тазике со льдом, а кое-что покрепче ты всегда найдешь в углу по соседству с Честером Праттом. О’кей?
— О’кей, Джулиан.
Они уселись на пол, отыскав свободное место неподалеку от тазика с пивными бутылками, а вскоре к ним подошел Джерри и примостился рядом с Памелой. Он сделал самокрутку, по очереди затягиваясь которой эти двое завели негромкий разговор между собой.
— …Не уверена, что хочу с ним знакомиться, если у него все тот же кошмарный вид, — говорил Памела. — Он что, вообще не просыхает?
— Я и сам не устаю этому поражаться. Не знаю никого другого, кто мог бы поглощать такое количество алкоголя. До сих пор я встречался с ним раз пять или шесть, и всякий раз он был пьян почти до беспамятства. Даже в тот вечер, когда я присутствовал на его лекции в Принстоне.
— В таком случае когда же он работает?
— Понятия не имею. Однако ему это удается. Боже, что за книга!
— А как ты с ним познакомился, Джерри? Ты не рассказывал.
— Просто написал ему письмо. О том, что хотел бы экранизировать его роман. И он мне ответил.
— О ком вообще речь? — спросил Уайлдер.
— О Честере Пратте, — сказала Памела, — авторе книги «Сожгите свои города». Сейчас он стоит вон там.
— Пойдем, — сказал Джерри, вставая с пола и протягивая ей руку. — Я вас обоих с ним познакомлю. Не каждый день выпадает шанс встретиться с незаурядным писателем.
В кои-то веки Уайлдер не почувствовал себя неловко в присутствии рослого человека. А ведь Пратт был еще и знаменит, и Памела говорила о «большом счастье» с ним познакомиться, используя обращение «сэр». Незаурядный писатель был действительно высок, но при этом оказался болезненно худым и даже каким-то хрупким, а его искаженное пьяной гримасой лицо вызывало ассоциацию скорее с печальным и слабым ребенком, чем со зрелым мужчиной.
— Что представляет собой эта книга? — спросил он у Памелы, когда они вернулись на прежнее место рядом с пивным тазиком.
— Мне его роман показался шедевром, но сейчас я в этом уже не так уверена. Ты когда-нибудь встречал подобную ходячую развалину?
— …Пэмми! Ох, Пэмми, как я рада тебя видеть!
— …Пэм!
Вмиг она очутилась в удушающих объятиях девиц из Марлоу, с которыми не виделась со времени выпуска, — девиц всех типов и габаритов в самых разных нарядах, от вычурных до повседневных, с безмолвно-улыбчивыми кавалерами на буксире, — и, хотя Памеле удалось подхватить общий радостный тон, до восторженности подруг ей было далеко.
— …и еще Рут, Грейс и Полли. А это Джон Уайлдер.
Все они были очень рады знакомству; все они много о нем слышали; а когда все они наконец удалились, Памела спросила:
— Джон, я кажусь тебе такой же юной пустышкой?
— Вовсе нет.
— И то ладно. А знаешь что? Ты был прав, они тут все действительно еще дети. Не только девчонки, но и парни. Джулиан с его свингующей студией, стробоскопами и оглушительным роком; Джерри с его Незаурядным Писателем, вокруг которого — ты заметил? — он увивается весь вечер. Может, поедем ко мне?
— Но еще нет и десяти.
— Я знаю, но мне все это опротивело. Я ни капельки не пожалею, если никогда снова не увижу никого из этих людей. И хорошо, что еще так рано, значит мы сможем дольше побыть вдвоем.
…Дженис, как обычно, уже спала, когда он вернулся домой и перед отходом ко сну исследовал книжные полки в поисках книги Честера Пратта. И он ее нашел у самого пола, ярко-желтую с багровыми буквами. На четвертой странице обложки был снимок автора, и он с трудом опознал Пратта, — вероятно, тот сфотографировался в трезвом виде.
Следующий визит к доктору Бринку состоялся почти через месяц, и единственным затруднением для Уайлдера была необходимость приврать насчет выпивки.
— …Да, со времени нашей последней встречи мне случалось изредка выпивать, — говорил он, пока доктор делал какие-то пометки на страницах в папке. — Но только по чуть-чуть, и это были очень слабые напитки.
Его нервировала манера доктора слушать рассказ, при этом не отрываясь от своих записей.
— Ну, не думаю, что очень слабые напитки, изредка и в малых дозах, будут для вас смертельными, мистер Уайлдер, — сказал он, продолжая писать и лишь изредка поднимая глаза словно для проверки: здесь ли еще пациент. — А в целом как себя чувствуете? Улучшения заметны?
— Еще как заметны! Та история с нервным срывом в Вермонте теперь кажется чем-то очень давним; сейчас даже трудно поверить, что со мной случалось такое.
— Стало быть, вы на верном пути.
— Доктор…
— Да?
— Я понимаю, что это не моего ума дело, но все-таки: как у вас получается разговаривать со мной и что-то писать одновременно?
Реакцией доктора была легкая, сухая усмешка.
— Не обращайте внимания на записи, я делаю их почти автоматически. Если бы вы поработали в этой области столько же, сколько я, вы бы тоже научились совмещать разные занятия. — Он отодвинул папку и встал из-за стола. — А теперь я немного поиграю в доктора. Не могли бы вы снять пиджак и закатать левый рукав рубашку? Я хочу кое-то проверить.
Он подошел к Уайлдеру, крепко схватил его за кисть и начал интенсивно сгибать и разгибать его руку в локте.
— Нет-нет, вы напряжены. Просто расслабьтесь, пусть рука обмякнет. Так, уже лучше… Еще лучше… Хорошо.
Он вернулся в свое кресло, быстро что-то написал и закрыл папку.
— Судя по всему, дела у вас идут очень хорошо, мистер Уайлдер. Как следствие, с сегодняшнего дня я исключаю халдол — это антипсихотик — из вашего комплекса, так что можете чуть меньше осторожничать с напитками. Конечно, в разумных пределах, потому что ни один из этих препаратов не предназначен для приема вместе с алкоголем. Просто запомните, что эффект от одной порции для вас будет примерно таким же, как от двух. Все могло бы пойти по-другому, будь вы закоренелым алкоголиком, но я не думаю, что вы им являетесь. Закоренелые алкоголики не занимают высокооплачиваемые должности в солидных журналах. Кстати, я надеюсь, что однажды, когда у нас будет больше свободного времени, вы расскажете мне подробнее об «Американском ученом».
— Вы его читаете?
Надевая пиджак, Уайлдер так радовался полученному алкогольному послаблению, что обмен безобидными фразами о его работе пришелся как нельзя кстати. Он даже забыл спросить, что означали все эти сгибания-разгибания его руки.
— О, я уже много лет как его подписчик. Все началось с оформления его обложек, которое нравилось моей жене — она сама художница, — а потом и меня зацепило, но уже его содержание. Я даже написал для них статью в прошлом году. Приятно удивляет то, что им удается поддерживать очень высокий для коммерческого журнала уровень научной достоверности.
— В каком номере была опубликована ваша статья, доктор? Я обязательно ее прочту.
— Право, не стоит себя утруждать. Она была, кажется, в августовском номере. Не хочу вас торопить, мистер Уайлдер, но сегодня у меня очень загруженный день.
Он встал и, пожав руку Уайлдеру, проводил его до двери кабинета, уже готовый к приему следующего пациента.
Несколько дней спустя Уайлдер обнаружил на своем рабочем столе экземпляр прошлогоднего августовского номера — ранее он попросил одну из сотрудниц найти его в архиве, — и в нем была та самая, устрашающих размеров статья: «Майрон Т. Бринк. НОВАЯ ПСИХИАТРИЯ». У него не было времени для ее изучения в офисе, но он принес журнал домой, пообещав себе непременно прочесть статью. Впоследствии журнал каким-то образом попал в квартиру Памелы, а когда по прошествии долгого времени, уже в рождественские праздники, Уайлдер о нем вспомнил и поинтересовался, она сказала, что, скорее всего, выбросила его вместе с прочей макулатурой.