Существовала ещё одна система переподготовки сыщиков и разведчиков. Раз в несколько лет каждая бригада переводилась в специальный учебный отдел, где в течение месяца сыщики чередовали посещения лекций и занятий, просмотр специальных кинофильмов с работой за учебными объектами.
Слежка за выпускниками «школы 101», Военно-дипломатической академии или разведчиками, уже поработавшими за рубежом, но обязанными пройти переподготовку, была основной работой учебного отдела. Работали и за нелегалами, тоже проходившими подготовку и переподготовку.
Утром каждая бригада получала инструктаж, где и когда можно будет принять под наблюдение объект слежки, его приметы, время окончания наблюдения. После возвращения в учебный отдел бригады «отписывались», как после работы за настоящим объектом. То же делали и наблюдаемые, чья задача была весьма нелегкой: нужно не только обнаружить слежку, но и зафиксировать приметы сыщиков, номера их машин, провести тайниковую операцию или моментальную встречу с передачей материала так, чтобы не попасть при этом в поле зрения «наружников».
Эти стажировки у нас назывались «играть в казаков-разбойников».
Военные почему-то имели преимущество перед сотрудниками ПГУ: в случае, если они расшифровывали наблюдение, они могли не проводить операций по связи и вообще уходить с маршрута.
Мы не любили работать с будущими разведчиками родом из азиатских республик, которых готовили, очевидно, для работы в восточных или африканских странах. Часто они под наблюдением метались, пытались оторваться от слежки, прыгая в вагоны метро или электрички перед закрытием дверей. Нам же разрешения на плотную, открытую слежку не давали, и мы, таким образом, оказывались в гораздо худшем по сравнению с объектами положении…
Наша бригада «в общем и целом» проходила эти стажировки удовлетворительно. Запомнился один случай — и смех, и грех. Работали за молоденьким военным из ВДА — Военно-дипломатической академии, скромно одетым, невзрачным парнем.
Работа не заладилась с самого начала: паренёк как-то разбросал нас всех, я остался с ним один (приехал на метро в Сокольники) и стал названивать по телефону дежурному по отделу, одновременно покрикивая в микрофон «воки-токи», чтобы подтянуть ребят. Военный сел в совершенно пустой автобус — я за ним не полез, был уверен, что уже намозолил ему глаза.
Подтянулся Петрович на машине, потом и остальные. Кто-то хорошо знал маршрут автобуса, на котором уехал наш паренёк, и решили двумя машинами — одна по маршруту, другая по параллельным «просекам» — пройтись по Сокольникам. Двинулись не спеша, я был уверен, что мы расшифрованы и хотел просто «додержать» объект до положенного срока.
Через минуту мы увидели «военного» в конце одной из улиц и, не торопясь, пристроились к нему с нескольких сторон…
Мы не видели самой операции по изъятию тайника, но, проанализировав его маршрут и поведение, точно указали место — паренёк на секунду мелькнул в поле зрения одного из нас, отходя от водоразборной колонки.
Последствия оказались совершенно неожиданными. Парень, оказывается, вообще не обнаружил за собой наблюдения и фактически «завалил» свою операцию и экзамен по НН. Нам рассказывали, он настолько расстроился, что заболел и попал в госпиталь! Мы попросили передать ему наше сочувствие, но — на войне, как на войне.
Победителями в этих играх чаще оказывались, конечно, учебные объекты. Нелегалы вообще творили, что хотели, и уходили от наблюдения почти в любой момент, скрытно проводили любые операции. Наши инструкторы твердили, что это — учебная работа. Нарушения правил движения, опасные ситуации, не дай Бог, аварии должны быть исключены.
С другой стороны — за «потери» объектов взыскивали чуть ли ни как в обычном, а не учебном отделе, после окончания переподготовки на каждого сотрудника составлялась характеристика, где указывалось количество потерь, выявленных операцией, короче говоря, всё, что составляло суть переподготовки. Выглядеть плохо не хотели ни наши объекты, ни мы.»
Андрей Савельев
В газете «АиФ» № 34 от 21.08.2001 можно прочитать статью об истории сотрудника 7-го управления Андрея Савельева. В 1976 году он вернулся домой после службы в армии и по совету друга, сотрудника КГБ, пошёл устраиваться туда на работу. Там предложили следующую работу: «Действовать будете на улице, занятие очень динамичное, с трудно предсказуемыми ситуациями». Он согласился, но в штат взяли далеко не сразу.
Почти год кандидат трудился во внештатной службе 7-го управления, где знакомился… с Москвой. Выглядело это так: Андрей получал на неделю задание изучить, к примеру, участок от Калининского проспекта до улицы Герцена, и по вечерам, после работы на деревообрабатывающем комбинате, старательно, пешком обходил все улицы и закоулки в этом районе. За «внештатку» не платили ни копейки, что с большой точностью позволяло сделать вывод о добросовестности и желании кандидата стать чекистом.
Когда «испытательный срок» подходил к концу и стало ясно, что кандидат будет зачислен в штат, о службе НН с ним начали говорить более открыто. Потом — учёба в спецшколе № 401 в Ленинграде, где в течение года он изучал основы контрразведывательной деятельности, тактику ведения наблюдения, способы и средства связи, маскировку, искусство грима, кинофотодело и многое-многое другое. После школы получил звание прапорщика и должность в «семёрке».
Необходимо отметить, что сотрудники НН всегда находились в негласном штате КГБ, что предполагало полную зашифровку человека. К примеру, даже служебного удостоверения за время работы в «наружке» у Андрея не было. Как нигде не было известно, что он — сотрудник КГБ. Для окружающих он был работником одного из оборонных предприятий столицы.
По мнению Андрея, «семёрка» пользовалась большим авторитетом. Это был настоящий коллектив, где люди близко узнавали друг друга и практически все праздники отмечали вместе. «Семёрка» всегда занимала призовые места в КГБ на всех соревнованиях — спортсмены там, как правило, подбирались очень сильные. Кстати, знаменитая «Альфа» создавалась именно в «семёрке» и долгие годы организационно входила в состав управления.
Спорт всегда помогал в работе, потому что жизнь сотрудников НН была щедра на всякие сюрпризы. Однажды объект поехал один в лифте на 10-й этаж, а Андрею пришлось в целях конспирации подниматься за ним бегом, чтобы его не потерять. Или другой случай: объект вышел на лыжную прогулку. Вопрос: что делает сотрудник «наружки»? Конечно, бежит за ним на лыжах 3 или 5 километров.
Но дело в том, что он не только не должен выпустить объект из поля зрения, но должен и держать связь, ориентировать других сотрудников, выявлять возможное контрнаблюдение, искать возможность сделать оперативное фото, предугадывать движение объекта, чтобы не пропустить оперативно значимых действий, естественно вписываться в обстановку. Вся эта работа, разумеется, идёт насмарку, если объект засёк «хвост»…
И честно говоря, работу в «семёрке» не назовешь «сладкой» и «непыльной». Заболеть нельзя, если накануне сотрудник установил связь объекта и довёл его до дома, то на следующее утро изволь его «вести». По той простой причине, что только он и знает связного в лицо.
Дальше. Объекту не скажешь: «Подожди, у меня обеденный перерыв». Это означает нерегулярное питание всухомятку, работу в дождь, снег, холод, постоянные стрессы. И конечно, есть и профессиональные болезни — язва желудка, радикулит, болезни сосудов ног. А льгот особых нет. Звёзды на погоны не падают «золотым дождём» — и в 30 лет в «наружке» ходят лейтенантами.
И ещё о профессионализме. В «наружке», как правило, существует полная взаимозаменяемость: каждый сотрудник должен быть готов в любой момент заменить своего товарища. Особенно велика ответственность, если сотрудник меняет водителей оперативной машины, которые, к примеру, запросто могут проехать в час пик по городским улицам так, что успеют за объектом, «летящим» в голубом экспрессе по подземным магистралям.
Существует практика, когда разведчики приезжают домой на переподготовку. В том числе — оттачивается и умение выявлять за собой «хвост». Единственная информация, которой разведчики владеют, — в определённые несколько дней на указанном маршруте в любой момент может вестись наблюдение. Соответственно, проверяют свою квалификацию и профессионалы из «наружки»…
Вот один из случаев. Довольно хорошо подготовленный разведчик приехал на переподготовку и, полагая, что наблюдения за ним нет, сошёл с маршрута. Встретившись с товарищем, направился с ним в пивную. В отчёте для руководства он написал, что прошел весь маршрут, не обнаружив за собой НН. В ответ ему выложили на стол отчёт «наружки», где было указано даже количество выпитых кружек пива…
Иногда спиртное приходится употреблять и сотрудникам «наружки», но только если это вызвано служебной необходимостью. К примеру, объект заходит в тамбур пригородной электрички, и тут же разыгрывается небольшая сценка. К нему подходят два типа и говорят: «Мужик, стакан есть?» Дальше — выпивают бутылку вина на троих, начинается задушевный разговор, и в итоге бригада устанавливает станцию, куда ехал объект.
Приходится сотрудникам «наружки» бывать и в ресторанах. Для посещения злачных мест было предусмотрено даже выделение денег. Правда, заказать на ту сумму можно было только чай, и, чтобы не «засветиться» из-за бедного стола, всегда сотрудникам «наружки» приходилось доплачивать свои кровные.
Сотрудник службы НН — это прежде всего актёр. Но с точностью до наоборот. Если маэстро в театре всеми силами добивается зрительского внимания, то оперативнику внимание совсем ни к чему. Отсюда и требования к внешности. Если у вас есть золотые зубы, дефекты речи, шрамы на лице — путь в «семерку» вам заказан. У сотрудника «наружки» всё должно быть среднее — причёска, рост, одежда.
Так, на сближение с объектом в подъезде жилого дома один из сотрудников «наружки» пошел в роли… инвалида, тут же придуманной и блестяще сыгранной. Он так натурально изображал больного с нарушениями опорно-двигательного аппарата, что «подопечный» даже посочувствовал ему, а потом посетил своего связного и ничего не заподозрил.