Когда начальник штаба полка еще училась в школе, она играла донну Анну. Пришла Мухина – знаменитый скульптор – и сказала: «Этой девочке надо идти на сцену».
Фашистские зенитчики подбили наш самолет. Он совершил вынужденную посадку на ничьей земле. Летчик и штурман – Руфина Гашева и Ольга Санфирова решили пробираться к своим. Идут – одна чуть впереди, другая сзади. На двух подруг один пистолет. Идущая впереди говорит подруге, у которой в руке пистолет: «Если наткнешься на врагов – первым выстрелом убей меня, вторым себя». Идут. Потом первая оборачивается, говорит подруге: «А ведь ты меня не убьешь». Вторая тут же отвечает: «Я тебя больше всего на свете люблю. Я тебя обязательно убью!»
Вчера в полк привезли погоны. Началась массовая примерка. Я на мгновение почувствовал себя в ателье мод.
Штурман полка Женя Руднева, держа в руке список штурманов, ласково говорит: «Это все мои штурманята».
Мужчины, приезжающие в полк, держатся весьма осторожно.
Кажется, что под ногами у них не поле аэродрома, а минное поле.
В рабочее время: «Товарищ капитан! Разрешите обратиться?» В нерабочее время: «Ира, у тебя есть белые нитки? Толя письмо прислал – умрешь со смеху».
Маша Смирнова до войны была учительницей и дошкольным воспитателем. Представьте себе ее в белом халате и косынке. Она сидит на пеньке и читает ребятишкам сказочку. Проходит время, и эта самая воспитательница совершает свой 705-й (!!) боевой вылет на бомбежку врага. Это уже не сказочка. Это чистая правда…
Я смотрю на Машу и думаю. Пройдут года. У Маши будет внучка. И внучка скажет своей подружке: «А моя бабушка кавалер ордена Александра Невского».
На теоретической конференции штурман Таня Сумарокова делает содоклад об уничтожении живой силы противника. Говорит с уверенностью генштабиста. На днях она в полете обморозила себе щеки. Утром сообщила, что собирается защищать диссертацию на тему «Выведение веснушек методом обмораживания».
Московские хорошие девушки, смотрите на Руфину Гашеву. У этой девушки есть чему поучиться. Когда я услышу о силе человеческого духа, я обязательно вспомню об этой московской девушке, прямо из аудитории университета ушедшей на фронт. Сама она говорит, что страшно бывает редко. Больше всегда азарта. Попадешь в луч прожектора и думаешь, как бы влепить бомбу в самый прожектор. Интересно как-то. Всегда у нее, как она говорит, чувство страха запаздывает.
Попробуйте себе представить Джульетту в комбинезоне. Пусть она наденет унты, шлем, перчатки. Пусть подпояшется ремнем с кобурой. Произойдет чудо – возникнет военный летчик, но при этом не исчезнет Джульетта. Это не парадоксальное сравнение. Это именно так. Тихая, очень поэтичная, ясноглазая – вот какова эта девушка с именем Руфина.
В одной из эскадрилий висит юмористическая стенная газета. Там напечатаны «Заповеди женского полка». Вот некоторые из них:
«Гордись, ты женщина. Смотри на мужчин свысока!
Не отбивай жениха от ближней!
Не завидуй другу (особенно если он в наряде)!
Не стригись. Храни женственность!
Не топчи сапоги. Новых не дадут!
Люби строевую!
Не выливай раку, отдай товарищу!
Не сквернословь!
Не теряйся!»
День. Мы сидим в землянке. Над нами с оглушительным ревом проходит штурмовик. Все оборачиваются и многозначительно смотрят на девушку в погонах лейтенанта. Она слегка краснеет и пожимает плечами: «Ну что же я могу с ним сделать!» Дело в том, что в девушку-лейтенанта страстно влюблен парень – летчик-штурмовик из соседнего полка.
Руфина Гашева летела с Санфировой. Везли бомбы и кассеты с зажигательной смесью. Над целью заел замок. Гашева сказала: «Леля! Я сейчас вылезу». И она вылезла на плоскость и столкнула кассету вниз на врага. Самолет шел со скоростью 100 км в час и на большой высоте.
Из литературного журнала 1-й эскадрильи: «Мы пришли отовсюду – из Осоавиахима, из ГВФ, из вузов, из техникумов, с заводов и учреждений. Пришли такие молодые, как семнадцатилетняя Вера Маменко, и „пожилые“ – в основном двадцатидвухлетние. Было тут много москвичек… Были из Киева, из Керчи, из Иркутска и Калинина. Все собрались, чтобы потом под Моздоком участвовать в борьбе за Сталинград… а на Таманском полуострове драться за Керчь…»
Однажды ночью, когда наши части стояли в обороне на р. Миус, над линией фронта пролетел низко-низко самолет По-2. Над самыми окопами самолет убрал газ, и оттуда послышался гневный женский голос: «Что же вы сидите, черт вас возьми! Мы бомбы возим, бомбим фрицев, а вы не наступаете!» В эту же ночь подразделение пехоты перешло в атаку, захватило несколько блиндажей и дотов противника. Командующий наземными войсками приказал найти девушку, которая ругалась в эту ночь над линией фронта, и вынести ей благодарность…
Она – летчик, офицер, награждена четырьмя орденами, а муж работает в тылу. Прилетела домой на сутки. Утром открыла глаза, видит – муж стоит перед зеркалом в ее гимнастерке с орденами. Стоит и молча качает головой. Она закрыла глаза.
Девушки условливаются о месте и времени встречи в Москве после войны… Говорят об этом с улыбкой, а думают и надеются всерьез.
«После Победы мы обязательно должны встретиться все. Я думаю о смерти с презрением и никогда не задумываюсь, чтобы помериться с ней силами. Мне кажется, что все должны остаться такими, какими расстаемся сейчас». Это записала в тетрадь Амосовой Галя Джунковская из полка Пе-2, совсем молоденькая, с круглым, чуточку мальчишеским лицом…
Б. Ласкин. Поселок Пересыпь, 44 г.
В конце 1943 года Женю Рудневу отпустили в Москву, выпросилась она домой вместо санатория, куда ей уже оформили путевку. Одиннадцать дней провела дома, побывала и в родной обсерватории. Случилось так, что среди своих спутников по дороге в Москву Женя встретила того, кто мог бы стать спутником всей ее жизни…
Первая и последняя любовь, чистая, светлая и глубокая, как все, что было в ее жизни, пришла к ней неожиданно. И как хорошо, как просто пишет Женя об этом в своем дневнике: «Зачем мне целый мир? Мне нужен целый человек, но чтобы он был „самый мой“. Тогда и мир будет наш». Один раз сумел инженер-танкист Слава приехать к нам в полк, а потом его командировали в Иран… Тысячи километров разделяли их, но теплые слова любви и дружбы доходили из Ирана до Тамани…
Из писем Славы в Пересыпь:
«…Милая моя Женечка! Отныне моя дальнейшая жизнь приобретает новую окраску! Все, что я буду делать, я буду делать как можно лучше, чтя в сердце моем твой прелестный образ. Прошу тебя только об одном – меньше рискуй понапрасну в работе и помни, что ты мне очень дорога. Все-все напоминает мне тебя. Со мной еще так не было! Тоскую по тебе. А сколько раз вынимал я из планшетки твою фотографию. С некоторых пор ты, моя дорогая, для меня вторая жизнь. Ни о ком я не беспокоился до этого, а теперь буду думать все время о тебе, и, наверное, никакая работа и опасность не смогут отвлечь меня от этого. Жить буду только тобой…
…Да, я не знал до тебя такой нежной, развитой, волевой и обаятельной девушки. И прости меня, если я как-нибудь отважусь еще поцеловать тебя.
…Милая девушка моя, мне так хочется тебя чаще видеть, поцеловать, нежно обнять тебя и долго-долго смотреть в твои глубокие глаза. Но только тогда, когда они не темнеют…
…Ты пойдешь совершенствовать знания в академию, а я вернусь к своему инженерному труду. Наш с тобой союз укрепится появлением Женечки или Славки, которые будут напоминать нам то тяжкое время, когда в урагане войны рождалась и крепла наша дружба…
…Тебя я сегодня поцеловал, ты ответила желанным поцелуем, и теперь я твой полный раб.
…Ты называешь меня „мой маленький славный Славик“. Сколько нежности в этих словах.
…А в отношении того, что ты обыкновенная девушка, уж тут ты меня не убедишь. Обыкновенные девушки работают на заводах, учатся в институтах в глубоком тылу. Дорогую цену жизни они не знают, дыхание смерти они не ощущали, а главное, не уничтожали фашистов, самую страшную угрозу для нашей Родины.
…Мне что-то грустно и не по себе. Я вспоминаю тебя и знаю, что далеко-далеко есть моя дорогая, горячо любимая девушка…»
Ее уже не было, а письма шли и шли…
Последние записи в дневнике Жени Рудневой:
«…Я очень высоко ставлю звание командира Красной армии, офицера… ко многому обязывает это звание. Даже при условии, если после войны я не буду военной, – как много даст мне в жизни эта школа офицерского коллектива, если взять от нее все возможное… Очень часто живем старым богатством, а оно улетучивается. Вот пришлось послать Лёне такой запрос „Вышли формулу Муавро“. А сегодня поспорили с Полинкой Гельман о том, в 1572 или в 1672 г. была Варфоломеевская ночь. Хочу письма от Славика!
5 марта 44 г.
620-й вылет с Лорой, чтобы выздороветь от гриппа (повлияло!), шесть с Диной и два на контроль… Контролем я осталась довольна. Хотела бы я, чтобы кто-нибудь из начальства поболтался под облаками и посмотрел, как честно кладут У-двешки бомбы в цель!
15 марта. Я „на той стороне“. Впервые вчера вступила на крымскую землю, а до сих пор я все лишь бомбила ее, а она отвечала мне лучами прожекторов и снарядами зениток. Вчера Женя Жигуленко высадила меня в Жуковке. Над проливом летели бреющим. Как крепко уцепились наши войска за этот клочок крымск