Среди них Ира Каширина, которая потом привела самолет с погибшей Дусей Носаль, Саша Акимова, ставшая штурманом эскадрильи, Героем России, Олечка Яковлева — нежная маленькая девочка с твердым характером, Ольга Голубева — наша «артистка». Оля пришла в полк с актерского факультета института кинематографии, сначала была мастером по спецоборудованию, потом окончила штурманскую группу и летала непрерывно и успешно. На ее счету около 600 боевых вылетов. Выступала на всех концертах самодеятельности. Я больше всего запомнила ее монолог Липочки из пьесы Островского. Была она всегда весела, остроумна, чуть кокетлива и насмешлива. Хорошие книги написала после войны о своих полетах. Вот вам и артистка…
А вот вооруженцев набирали из девушек, приезжающих в Воздушную Армию по мобилизации, женщин в это время уже в армию брали. Их распределяли по всем полкам на подсобные работы. Командование помогало нам набрать хорошее пополнение. Штаб Армии однажды запросил списки отличниц боевой службы для благодарности, а потом большинство из них перевели в наш полк. У нас все они чувствовали себя лучше: они были равными среди всех. Всего во время войны, уже на фронте мы приняли и подготовили 150 человек. Это больше, чем один ночной авиаполк…
Обычно авиаполки после боев с большими потерями отводили в тыл, там доформировывали, давали новую матчасть, тренировали. Наш полк ни разу в тыл не уходил…
Когда в 1943 году полк вернулся на землю Ставрополья, мы вновь остановились в станице Солдато-Александровской, где нам пришлось базироваться в период отступления. Мы вернулись с победой! Встречали нас всем селом. Особенно рады были те, у кого раньше жили наши девушки, они принимали их со слезами…
Наступила весна, а с ней и бездорожье. Мы пели на известный мотив «Давай закурим»:
Теплый ветер веет, развезло дороги
И на нашем фронте все трудней летать…
Станица Ново-Джерилиевская, куда мы перелетели, утопала в грязи. Машины БАО с бензином, боеприпасами, продовольствием застряли в пути. Рядом был хороший аэродром, но вырулить на него по грязи было очень трудно. И тогда командиры наших полков Бершанская и Бочаров решили посылать по очереди самолеты в Кропоткин за бензином и продуктами. Немцы оставили на аэродроме много бомб, и мы их освоили. Из продуктов у населения можно было достать только кукурузные початки. Мы ели кукурузу, спали на кукурузных стеблях, сами назывались кукурузники. Дуся Пасько острила: «Кукуруза из вещи в себе стала вещью для нас». И все-таки мы летали…
В апреле 1943 года мы стояли в станице Пашковская, на окраине Краснодара, откуда летали в течение двух месяцев. Там в ночь на 1 апреля произошла трагедия…
Как всегда аэродром был не освещен, самолеты, возвращаясь с боевого задания, подходили в полной темноте и с погашенными огнями АНО (аэронавигационные огни — три лампочки: на правой, левой плоскости и на хвосте: красный, белый и зеленый). На четвертом развороте самолет Юли Пашковой и Кати Доспановой столкнулся с самолетом командира эскадрильи Полины Макагон и Лиды Свистуновой. На старте услышали только треск и грохот от падения машин. Они были полностью разбиты. Макагон и Свистунова погибли сразу. Юлю пытались спасти, но 4 апреля она тоже умерла.
Н. Меклин
Юле
Ты стоишь, обласканная ветром,
С раскрасневшимся смеющимся лицом.
Как живая смотришь на портрете
С черным трауром обведенным кольцом.
Слышно было каждую минутку
Голос чистый, звонкий, молодой,
«Ты успокой меня, скажи, что это шутка»…
Но ты ушла и смолкнул голос твой.
Не споешь, не улыбнешься славно,
Не станцуешь весело в кругу, —
С нами ты была совсем недавно,
Я забыть тебя живую не могу.
Как березка свежая и стройная,
Вся — веселье, юность, солнца свет.
Ты навек уснула сном спокойным,
На земле прожив лишь двадцать лет.
У Кати Доспановой были сломаны обе ноги. Она буквально воскресала из мертвых. Всю закованную в гипс ее привезли в Ессентуки. Через некоторое время рентген показал, что сращение костей идет неправильно. Ломали гипс, правили кости… На долю маленькой Катюши выпало столько страданий.
Однако воля к жизни победила. Месяца через три Катя Доспанова вернулась в полк и вскоре стала опять летать на боевые задания, превозмогая сильные боли. Поэтому нам все же пришлось потом перевести ее на штабную работу.
Катюша Доспанова (Хиваз — по-казахски) — студентка медицинского института, единственная казашка в нашем полку, и скорее всего — единственная девушка из Казахстана, летавшая в качестве штурмана на боевые задания… Так хорошо, высоким чистым голоском пела она национальные песни.
Кто-то был виноват в этой катастрофе, отвлекся, не разглядел силуэт идущей впереди машины. И мы заплатили за это тремя жизнями…
А вскоре произошла еще одна трагедия.
Женя Руднева писала в своем дневнике:
«24 апреля
Вчера утром прихожу к штурманам, собирающимся бомбить, поругала их за отсутствие ветрочетов и спрашиваю Нину Ульяненко: «Да, Нина, ты была на полетах, как там, все в порядке?» Нина странно взглянула на меня и каким-то чересчур спокойным голосом спрашивает: «Что — все в порядке?»
— Ну, все благополучно?
— Дусю Носаль убили. Мессершмит. У Новороссийска…
Я только спросила, кто штурман. «Каширина. Привела самолет и посадила»». Да, у нас всякий раз что-то новенькое. И обычно всякие происшествия на старте бывают без меня. Дуся, Дуся… Рана в висок и затылок, лежит как живая… А ее Грицко в Чкалове…
А Иринка молодец — ведь Дуся навалилась на ручку в первой кабине, Ира привставала, оттягивала ее за воротник и с большим трудом вела самолет. Все еще надеялась, что она в обмороке…
Что бы я вчера ни делала, все время думала о Дусе. Но не так, как это было год назад. Теперь мне стало гораздо тяжелее, Дусю я знала близко, но сама я, как и все, стала другой: суше, черствее. Ни слезинки. Война. Только позавчера летала я на эту цель с Люсей Клопковой… Утром мы с ней со смехом выпили за то, что нас не подбили: мы слышали под плоскостями разрывы зениток, но они нас не достали…»
Дусю Носаль война застала в родильном доме. При бомбежке был убит ее маленький сын… Она приехала к нам, летала блестяще, а на приборной доске ее самолета всегда был прикреплен портрет ее мужа, тоже летчика — Грицко, так с ним и летала. Дусю первой мы представили к званию Героя Советского Союза…
А Иру Каширину наградили орденом Красного Знамени. Погибла она позже, в ночь на 1 августа, когда мы летали на «Голубую линию».
После Пашковской полк перелетел в большую кубанскую станицу Ивановскую и довольно долго — с мая до сентября 1943 года — летал из нее. Жили в центре села — в школе, спали на нарах. Часть состава — в ближайших домиках у хозяек. Самолеты стояли вдоль широкой улицы, ведущей к взлетной площадке, хвосты машин прятались под густыми деревьями палисадников. В этой же станице стоял и полк Бочарова, «братский» полк на самолетах По-2. Обслуживал нас один БАО. Мы принимали участие в наступательных операциях по прорыву оборонительной линии противника — «Голубой линии» — на Таманском полуострове и в боевых действиях по освобождению Новороссийска.
В Ивановской у нас был большой праздник — 10 июня нам вручали Гвардейское знамя. Приехали Вершинин и член Военного совета фронта Фоминых. Бершанская прочла гвардейскую клятву, потом поцеловала знамя. Строй полка повторял за ней «Клянусь! Пока видят наши глаза, пока бьются наши сердца и действуют наши руки, беспощадно истреблять фашистских захватчиков». Кричали «Ура!».
Знаменосцем полка мы назначили Наташу Меклин, помощниками — штурмана Иру Каширину и механика Катю Титову. Был торжественный обед. Мы чувствовали, что это наш праздник, только наш день!
Наташа написала гимн полка, и мы пели:
На фронте встать в ряды передовые
Была для нас задача не легка.
Боритесь, девушки, подруги боевые,
За славу женского гвардейского полка.
Вперед лети
С огнем в груди.
Пусть знамя гвардии алеет впереди.
Врага найди,
В цель попади,
Фашистам от расплаты не уйти…
С тех пор, когда намечалась ночь «максимум», когда цели были определяющими, мы выносила знамя полка на старт, около него стоял часовой… К этому знамени потом были прикреплены два ордена — Красного Знамени и Суворова III степени. Сейчас оно хранится в Музее Советской Армии.
Наташа Меклин — красивая невысокая девушка с обаятельной улыбкой. Знаменосцем полка она оставалась до последних дней войны. Хорошо писала стихи: про бравого штурмана, молитву летчика, Юле, Гвардейский гимн полка. Мы выписывали их в свои тетрадочки из литературных журналов эскадрилий.
Наташа, мягкая и выдержанная, в 1942 году пришла ко мне с просьбой назначить ее штурманом к Ире Себровой, «когда увидела ее одну, печальную и одинокую». Неуверенность в себе появилась у Иры после двух тяжелых аварий. Наташа сумела вернуть Ире веру в себя, их экипаж стал одним из лучших в полку. Около года летали они вместе, а дружили потом всю жизнь…
Оставив штурманскую должность, Наташа села в первую кабину летчика. Штурманы любили с ней летать, в ней не чувствовалось страха, она была спокойна и внимательна, умело выходила из прожекторов и обстрела. И если у Себровой к концу войны было 1004 боевых вылета, то Наташа имела 980. Это тоже было больше, чем у других…
В Ивановской же произошло с нами чрезвычайное происшествие. Во время боев на Таманском полуострове Отдельной Приморской Армией командовал легендарный генерал Иван Ефимович Петров, герой обороны Одессы и Севастополя. Он не смог приехать к нам, когда полку вручали Гвардейское знамя, был занят. Встреча наша произошла несколько позже…