о батальона. Он просил помочь похоронить своего замполита — дать салют, своих бойцов у него почти нет: многие убиты и ранены. Мы похоронили майора недалеко от здания французского посольства, и наши бойцы дали салют в честь героя штурма Вены.
Вечером на новой своей машине с шофером, бывшим московским таксистом рядовым Тереховым, мы катались по улицам Вены. Машина ему понравилась, и он был оставлен на ней как водитель. Теперь наш дивизион выглядел не хуже других дивизионов бригады. Ночь прошла спокойно, но к утру в одну из боевых машин попала мина. Кто ее выпустил, трудно было определить: бои заканчивались и шли в районе, слишком далеко отстоящем от нас для минометного обстрела. Этой миной убило часового. Мне доложили, что этот парень все боялся за свою жизнь, и вот, как по заказу, мина прилетела к нему. Об убитом бойцы его расчета были плохого мнения: он был барахольщик, — в доказательство они принесли обнаруженные в его карманах несколько золотых часов. Мы похоронили убитого, а его «трофеи» сдали в штаб бригады.
13 апреля Вена была полностью очищена от немецких войск. Дивизион получил задачу поддерживать стрелковый корпус, наступающий от Вены на запад. Я выехал на рекогносцировку к Сант-Пельтену и тут же от командующего артиллерией армии получил приказ в бой не вступать, — до встречи с союзниками перед войсками 3-го Украинского фронта немецких войск уже не было. Чувствовалось, что война идет к своему завершению. Мы очень внимательно следили за операциями других фронтов, в первую очередь на Берлинском направлении. Здесь наступлением командовал уже тогда прославленный полководец маршал Г.К.Жуков.
Недалеко от нашего расположения, напротив собора Святого Стефана, находился холм, на котором расположилась батарея зениток. Здесь девушки у орудий слушали патефон. К этому времени нас, каждого из командиров дивизионов, командир бригады оделил рулоном искусственного шелка разной расцветки, и мы менялись между собой этими материалами. Я попросил зенитчиц уступить нам патефон, предлагая взамен материал на платья, но девушки и слушать меня не захотели: «Мы и в военной форме походим!» Такова была великая потребность в музыке. Жаль, что ничего с этим не получилось, но на сердце было радостно: победа близка. В Вену перебазировались все дивизионы бригады, которые сосредоточились на юго-восточной окраине города. Наш дивизион менял место расположения самостоятельно. Картина перемещения была оригинальной: командир батареи Михайлов едет на мотоцикле, а Афанасьев тянет на буксире старую машину — такси с фонарями на капоте, как у старинной кареты; резина у машины была негодная, и ее оставили посреди улицы. Затем командир взвода управления Васильев жмет на веломотоцикле — их наши бойцы обнаружили целый склад. Такая «кавалькада» и приехала к новому месту расположения. Мы остановились у двухэтажного особняка, огороженного высокой металлической сетчатой оградой, — это был особняк владельца парфюмерной фабрики. На ограде виднелась надпись «Цивиль» — значит, гражданские люди. Ахмет подергал дверь — заперто, и в тот же момент из окна высунулся мужчина и окликнул нас. «Момент», — сказал он, и ворота открылись. Нас с Ахметом проводили на второй этаж в спальню и сказали, что все в вашем распоряжении: постель, стол, туалет. Приходили мы сюда только на ночь, а день я проводил в дивизионе. Начальник штаба устроился на жительство у богатого еврея, командиры батарей — у австрийцев.
Вернулся шофер Ларичев; он искал мне машину и пригнал новенькую чистенькую машину «Адлер»[56] с передними ведущими колесами. Очень скоро «Адлер» показала свою слабость: после дождя я не мог выехать на этой машине — она вырыла передними колесами ямки, а с места не тронулась. Больше в нее я не садился. Паспорт начали оформлять на «Мерседес», — комбриг тогда не интересовался, какая у меня появилась машина, а разрешение на получение документов дал. Как-то под вечер он пригласил к себе всех командиров дивизионов и объявил, что мы поедем кататься по улицам Вены на своих легковых машинах. Мой дивизион был четвертым, и в колонне машин «Мерседес» с Тереховым находился в самом хвосте. Сели, промчались вереницей по полупустынным улицам красавицы Вены и остановились у дома, где жил комбриг Лупанов. Вот теперь он увидел мою машину и сказал мне: «У тебя машина лучше, чем у командира бригады, зря я согласился дать тебе на нее паспорт. Ну, ладно, имей в виду, еще посмотрим». У него была машина марки «БМВ». Это выражение («имей в виду») он часто высказывал мне, к делу и в большинстве не к делу, — поэтому я не придал этому тогда особого значения. Сел в машину, Терехов дал сигнал «правительственный» (как мы ее называли) сиреной, и мы уехали в дивизион.
А в дивизионе произошло ЧП: начальник связи старший лейтенант Гладилин упал с балкона второго этажа, но ничего, лежит и спит. Разбираюсь, как это произошло: оказалось, хватил винца лишнюю дозу и во хмелю вышел на балкон (который не имел перил), чтобы поздравить жителей Вены с освобождением от немецкого гнета. Но речи он сказать не успел, — его мотнуло, и он шлепнулся на асфальт. Бойцы подобрали его и унесли в дом. Когда он хорошо проспался, то пришел ко мне и доложил обо всем. Я спросил, где больно, он ответил — нигде. Так и не было у него никаких последствий от полета с балкона.
В Вене меня разыскал военный следователь и сказал, что ведет расследование по поводу стрельбы дивизиона тяжелых гвардейских минометов по нашему наступающему батальону. Я сказал следователю, что стрелял по целям, которые указывали старшие начальники, и в тот район, которые он назвал, огня дивизион не вел. Все можно было уточнить на месте разрывов по маркировке снарядов, — и предложил ему съездить на место, по которому мы вели огонь. Мы приехали, нашли остатки снарядов с хорошо заметной маркировкой и сличили ее с записями нашего журнала о полученных для стрельбы снарядах. Данные не сходились.
Следователь сказал, что ко мне претензий больше не имеет, и уехал. Кроме нашего дивизиона, огонь по Вене вели дивизионы 29-й бригады, и еще один наш.
Другая беда: сверили списки личного состава дивизиона, и оказалось, что нет двух бойцов. Командиры батарей все еще надеялись, что бойцы найдутся, и не докладывали мне об этом. Бойцы исчезли после окончания боев за город, — командиры послали их по делу, а они не вернулись. Не все бойцы имели личные документы: у меня тоже не было удостоверения, что я командир дивизиона 28-й бригады РГК. Тогда было не до документов, требовалось немедленное выполнение боевой задачи. Размышляя, я прикинул, что бойцы задержаны комендатурой и там их надо искать. Вена подлежала разделу на административные зоны между союзниками, и к этому времени уже такие зоны были выделены, а на их границах стояли посты контролеров движения. Вот в такой обстановке мы с Тереховым и поехали искать пропавших бойцов. Незаметно мы пересекли нашу зону и оказались на территории, отходящей Франции, и здесь на пункте нашей комендатуры обнаружили своих бойцов. Их тут держали несколько дней и никаких запросов в части не сделали. Я добился их освобождения, и мы выехали обратно, но пока это дело разрешилось, уже был поставлен контрольнопропускной пункт, и все машины останавливались для проверки при въезде в нашу зону. Нам ехать было опасно — у машины еще не было технического паспорта, и ее могли отобрать. Мы остановились в сторонке; КПП находился за железнодорожным полотном, под которым проходила шоссейная дорога, и нашу машину с КПП не было видно. Я присматриваюсь к движению и вижу: каждую одиночную машину останавливают и проверяют документацию. Я решил ждать того благоприятного момента, когда пойдет колонна машин, чтобы включиться в нее. Можно было объехать по окраинам города, но такой путь был слишком долгим. На наше счастье, появилась колонна какой-то части. Впереди на легковой машине ехало командование части, и их машину пропустили без остановки, а за ними шла вереница легковых машин. Я скомандовал Терехову: «Давай в колонну!» — он ловко вклинился в поток машин, и мы проскочили КПП, а потом резко свернули направо и благополучно приехали в дивизион.
Недалеко от расположения дивизиона находился трехэтажный особняк без жителей, набитый награбленным немцами добром. Мы вошли в него и увидели роскошный кабинет фашистского генерала: на фотографиях он, помеченный крестиком, сидел в машине рядом с Гитлером. На стене, на большом ковре, висели десятки ружей различных стран: от старинных кремневых до бескурковых современных, были ружья из витой дамасской стали. Шкафы были набиты бельем, рассортированным по принадлежности к полу и возрасту, было много столового и постельного белья. Солдаты принесли мне большую зеленую папку, в каких подписывались дипломатические документы, на ее обложке была серебряная пластинка с немецкими фамилиями. Я взял эту папку (в ней было удобно хранить военные карты), а пластинку снял и выбросил. Когда дивизион расформировали, папку я оставил себе и привез домой; потом я хранил в ней копирку. Из опросов жителей мы уточнили, что владелец особняка был особо важной персоной при Гитлере, имел большой чин в войсках СС. В подвале особняка размещалась кухня, прачечная и комнаты для прислуги. Солдаты использовали эту кухню и готовили себе пищу, хотя за это я их журил. Перловую кашу, что варили повара, солдаты не ели, а готовили себе из трофейных продуктов более вкусную пищу. Им запрещали пользоваться трофейными консервами, но ничего не помогало: бойцы были опытны, хитры на выдумки и умели приспособляться к действительности. В дивизионе заботами старшин имелись запасы риса, гречки, сахарного песка, консервов, и старшины снабжали своих солдат этими продуктами, — а запасы вина были в каждом расчете, вот поэтому и бойкотировалась солдатская кухня.
В Вене и ее пригородах находились огромные подвалы с многочисленными большими бочками с вином. Любителей выпить красного вина хватало в каждом подразделении. Еще в начале боев за город любители выпить обнаружили эти подвалы с вином и пользовались им. В одном обширном подвале все вино из бочек емкостью с хорошую железнодорожную цистерну было выпущено и стояло, как вода, до самого порога; кто торопился набрать вина — опускали канистру и наполняли ее этой смесью вин. Все офицеры боролись с выпивохами и не разрешали пить и запасать вино из погребов. Но бойцы были хитрыми и догадливыми и водили проверяющих за нос. Так, на каждой боевой машине расчеты возили по шесть канистр: одну с маслом, а остальные с бензином. Наш генерал Вознюк сам ходил и проверял, что находится в канистрах на машинах: нюхал, открывая канистры, ничего из спиртного не находил, — а солдаты попивали. Позднее, в Болгарии, я узнал секрет сохранения вина: в канистру на три четверти или наполовину наливали вина, а наверх наливали бензин. Такова была система заправок вином про запас! В Вене наши гвардейцы пили хорошее вино, не черпая его из винного скопления, а брали из нетронутых бочек, а то и находили в маленьких «боченятках», как они называли бочонки. Раз со старшиной батареи, разыскивая пропавших солдат, мы ездили по городу. На окраине города он попросил остановиться, чтобы сходить по делу. Он ушел и долго не появлялся и вышел с противоположного конца улицы, неся на плече бочонок с вином, — а сам мокрый по пояс. С