Мама выглядела непонимающей и обиженной.
– Да, потеряла, – согласилась Наташа, мысленно прокляв себя за трехдневное помутнение рассудка; лучше бы не болтала о смерти Кира. – Но я уже не переживаю… Не так сильно.
В спальню просунулось лицо папы. Он ободряюще улыбнулся, но Наташа скривилась.
– Вы целую делегацию собрали? Всей семьей приехали? Кстати, папа, забери планшет. Он пылится зазря.
Она указала на ящик стола. Отец загоготал.
– Нет уж, лапочка, игрушка твоя. Можешь хоть колбасу на нем резать. Дамы, оставьте нас наедине. Я хочу помириться с неугомонной дочерью, коль она не в депрессии.
– Нет! – воскликнула Наташа. Общаться с ним она была не намерена. Ничего нового он ей не скажет.
Между тем отец осторожно, под локоток, выпроводил маму, сладко улыбнулся бабушке и закрыл дверь. Девушка забилась в угол и ощерилась как кошка, готовая шипеть на обидчика.
– Уйди.
Папа садиться не стал, отошел к окну, провел по подоконнику пальцем и начал пристально рассматривать пыль на подушечке.
– Наталья, я долго гадал, как к тебе подступиться. Извинений ты не принимаешь, обещаниям не веришь. А потом я догадался: ты вся в меня.
– Глупости, – буркнула Наташа, насупившись.
Не похожа она на отца. Он плохой, он их бросил; она бы в жизни так не поступила!
– Не перебивай. Ты такая же, как я, а значит, для тебя нет ничего дороже правды. Мне тоже безразличны чьи-то рассказы, если они не подкреплены фактами. Придется объясняться честно, тем более ты взрослая. Да, я вас бросил.
Наташа задохнулась от возмущения.
– Я встретил другую женщину и обезумел от любви. Ты вряд ли понимаешь, каково это, когда не представляешь жизни без человека и несешься к нему, чтобы провести вместе любую свободную минутку. Но обманывать вас со Светой я тоже не мог, поэтому собрал вещи и ушел к той, которую любил. Ты помнишь, что мы с моей второй женой скоро расстались?
Наташа, у которой на глазах выступили слезы, не ответила. Все она понимала, абсолютно все…
– Но ты не догадываешься почему, – продолжил папа, доставая из кармана коричневый кожаный кошелек и подбросив его к потолку. – Я пропадал без вас. Эйфория от свиданий пропала. Мне не хватало улыбок твоей мамы, ее пения, твоей смешной болтовни. Я попробовал вернуться к Свете – она подтвердит, если спросишь, – но та выгнала меня и была права. Наталья, если бы тебя попросили больше не появляться, ты бы продолжила навязываться или перестала?
– Перестала бы, – сказала Наташа без раздумий, – но ты сдался слишком быстро. Раз мы такие драгоценные, что ж ты после единственного отказа сбежал? Разумеется, мама не поддалась на твои уловки; однажды ты ее обманул. Но, может, попытайся ты получше…
– Мне отказали, и я не собирался унижаться – не тот характер. Впрочем, я попробовал еще разок. И теперь уже попробовал осознанно, поняв, кто мне действительно необходим. И мама простила меня… Но ты выросла именной такой, какой надо. Упертая девчонка! – папа сказал это с гордостью. – Тебя не задобрить подарками, не убедить. Но фактам ты поверишь. Гляди.
Он вынул из кошелька свернутый тетрадный листок и передал Наташе. Та развернула его; он протерся, сгибы кое-где прорвались. На листике акварельный рисунок: неуклюжий пузатый человечек, ручки-ножки из палочек, цветочки, кривое желтое солнышко в уголке.
«Любимому папочке» – было приписано снизу корявым детским почерком. Наташа помнила, что рисовала отцу рисунки, но он не хвалил ее за них, не радовался, как мама, а спокойно принимал и куда-то убирал. Когда родители развелись, Наташа додумалась: он их без сожаления выкидывал. Тогда она смертельно обиделась.
– Я всегда ношу его с собой. Ты можешь засомневаться, а не нашел ли я его у Светы и не прикарманил, чтобы задобрить тебя. Но клянусь! Он лежал у меня все эти годы. Я очень люблю вас.
– Ты вечно поздравлял меня с днем рождения не в тот день, – буркнула Наташа, возвращая отцу рисунок. На мгновение он заставил ее усомниться, но не более того. – Да если бы день. По пять раз в году! Ты не помнил какую-то ерундовую дату! Какая тут любовь?
– Я до сих пор не помню. – Отец бережно убрал листок обратно. – Не в числах счастье. Но я помню твои первые шаги и то, как ты уделала всех в детском саду на конкурсе талантов. И что ты обожала ванильное мороженое. И когда тебе понадобится помощь – я лоб расшибу, но сделаю все. Пусть я дерева не посадил и дом не построил, да и с сыном не сложилось, но дочь я выращу по всем правилам.
Дерева не посадил, дом не построил…
Наташу осенило, как вынырнуть из того океана отчаяния, в котором она тонула последние дни. Но одной не справиться, а раз папа предложил сам…
– Мне сейчас нужна. – Наташа ухмыльнулась.
Отец изумленно поднял бровь.
– Как-то слишком быстро для человека, который знать меня не желал час назад.
– Я не желаю и сейчас, но раз ты предлагаешь… На тебя можно положиться?
– Честное пионерское, – он оперся о подоконник. – Ну, слушаю твою просьбу. Чего надобно, золотая рыбка?
– Обещай никому не говорить. Ни слова. Понял?
Наташа понимала, что общается с отцом как со сверстником, излишне вольно и грубо (с мамой бы она так не сумела, да мама бы и не позволила), но в ней окончательно пропала робость перед ним, зато появилась небывалая наглость. Старая рана от детских обид закровоточила с новой силой.
Папа шутливо приложил ладонь к груди.
– Клянусь!
– Купи мне несколько саженцев. Пару березок, ель, каких-нибудь красивых кустиков. И дуб, обязательно дуб!
– Зачем тебе?
Но Наташа мотнула волосами.
– Не задавай лишних вопросов.
– Ха! Ладно, твоя взяла. Береза – это не пистолет. Березой ты никому не причинишь вреда.
– Можешь продать планшет и купить на вырученные деньги.
– Я повторяю: планшет твой, – рыкнул отец. – Не в моих правилах забирать дареное. Пользуйся на здоровье. И жди саженцы, на недельке привезу.
– Спасибо. Только не надейся, что я тебя простила. Ни-ког-да, – по слогам проговорила она.
– По-нял, – в тон ей ответил отец, выходя из комнаты.
– Ну как? Вы помирились? – набросилась на него за дверью мама.
– Не-а, – папа зевнул. – Она ненавидит меня, но мы нашли общий язык. Из нас получатся неплохие деловые партнеры.
Наташа сомневалась, действительно ли ненавидит она отца или просто боится нового обмана, поэтому осторожничает.
В целом, не считая маминых причитаний и настороженности в бабушкиных глазах, дальше жизнь потекла обычно.
А к воскресенью папа привез целый багажник саженцев.
Доставая «подарки», он засмеялся:
– Кустики, березки, дуб – все по запросу. Выполнил просьбу?
– Да, спасибо.
Она, восторженная и взволнованная, задумалась, не поцеловать ли отца в щечку, но ограничилась коротким объятием. Для нее эти растения были очень важны. Возможно, она сумеет осуществить задуманное…
Глава 11Последнее письмо
За следующую ночь Наташа досконально изучила основы посадки саженцев. Она никогда не увлекалась земледелием, да и в деревню приезжала не помогать по хозяйству, а отдыхать. Бабушка эту позицию полностью поддерживала и не заставляла внучку копаться в огороде. Но теперь Наташа могла посоревноваться с любым садоводом в уровне теоретических знаний о деревьях и кустах.
Скука смертная. Пихать туда-то, прикапывать так-то, поливать тогда-то. Особенно она волновалась, можно ли сажать в выжженной земле, но статьи этого не запрещали, правда, и не разрешали. Единственное, что Наташа отвергла, – наставления, в какой месяц что лучше приживется. Не ждать же апреля – так она за год изведется. Также не читала она и про лунные циклы и приметы, удачные для посадки. В подобные советы Наташа не верила.
«Интересно, духи леса помогут мне?» – размышляла девочка, листая интернет-страницы.
Впрочем, она не особо надеялась. Те припугнули ее, едва не утопив, за общение с Киром, когда тот был учеником хранителя, а что будет за его смерть? Задушат или придавят веткой?
Будто ей не хватало мрачных мыслей, которые ни на миг не оставляли и не позволяли забыться. Спала девочка по три часа, окуналась в неглубокую дрему и вскакивала от любого шума. Поэтому ночью она предпочитала обитать в Интернете, бездумно щелкая мышкой.
Итак, первым делом надо приспособить землю под посадку. Возделать ее, если изъясняться умным языком. Когда бабушка ушла на рынок за продуктами, Наташа пробралась в сарай и набрала целую тележку вещей: садовые перчатки, складные лопату и грабли, синюю пластмассовую лейку. И крадучись, мимо деда, который как суровый охранник караулил внучку (правда, у телевизора, поэтому прошмыгнуть не составило труда), умчалась в лес.
Такой густой и влажный, полный прелых листьев и зеленого мха. Он дышит. По его артериям-корням течет кровь. Птицы – его глаза. Насекомые – его уши. Наташа отважно шла вперед, стараясь не касаться ни единого листочка и огибая деревья, а не отводя ветки. Только бы не потревожить хрупкий покой лесных жителей.
– Убирайся! – донеслось сверху.
Наташа боязливо подняла глаза, но на толстой ветви березы сидела лишь темная, точно обмакнутая в чернила, ворона с невероятно внимательными глазами.
– Убир-райся! – повторила она и кинулась на Наташу.
Та, закрывшись руками, отпрыгнула в сторону. Черное крыло мазнуло по щеке, когти на мгновение впились в плечо. Наташа покачнулась, упала на колено. Из ранки сочилась кровь.
– Я не уйду! – девушка сжала кулаки. – Я хочу помочь!
– Пр-рочь! – ворона зашипела.
– Можете убить меня, мне все равно. – Наташа отряхнула поцарапанную коленку от грязи и решительно двинулась вглубь. – Я хочу помочь, я хочу помочь…
Она твердила эту фразу без остановки всю дорогу, как заклятье. Ворона двигалась за ней бесшумной тенью, перелетая с ветки на ветку, внимательные глаза кололи лопатки. Больше Наташу не атаковали, и она чуточку успокоилась.
А потом к вороне присоединилась вторая, третья. Если бы они напали все вместе, то непременно выклевали бы Наташе глаза. Но птицы только преследовали, летели за спиной и смотрели… смотрели…