Облетай мы ледниковый покров по периферии, можно было бы определеннее судить, каким образом он вписывается в общую природную систему архипелага Шпицберген, но чего не было, того не было. Так и осталось наше десятидневное пребывание в этой части архипелага лишь рекогносцировкой с ограниченными целями, в отличие от полета поперек Западного Шпицбергена, результаты которого благодаря любезности доктора Т. Гьелсвика были пополнены при возвращении морем в Баренцбург на «Сигналхорне» под норвежским флагом.
Поддерживая добрые экспедиционные традиции, перед отплытием без приглашения приняли участие в погрузочном аврале. К этим работам привлекались даже экипажи вертолетов, только что вернувшихся с «поля». Естественно, разговорились, и, узнав, что мы возвращаемся в Баренцбург, швед–механик сообщил, что ему, вероятно, вскоре предстоит познакомиться с Австралией.
— Каким образом? — удивился я.
Смысл его объяснения — королевские ВВС Швеции вынуждены сами зарабатывать на содержание где придется, на этот раз в какой–то нефтяной компании. Сочувствуя, я поинтересовался, а не жарко ли будет. Ответ был весьма неожиданным: в Конго было жарче. Вот это ребята: из Конго в войсках ООН на Шпицберген, со Шпицбергена в Австралию, и все в поисках заработка на содержание своих люби–мых ВВС! Трудно приходится нейтралам, зажатым в тиски между НАТО и Варшавским блоком.
С многочисленными высадками геофизиков и ревизией полевых отрядов руководством Норвежского Полярного института путь до Баренцбурга занял двое суток. Зрительно я сомкнул свой морской маршрут с вертолетным, опознав силуэт острова Амстердам в виде мрачной плоской глыбы с угловатыми береговыми обрывами. Старенький «Сигналхорн» постройки 1912 года пробирался на юг вблизи берега, так что мы могли повторно отнаблюдать те же ледники, с которыми я имел дело в полете 31 августа. С моря и высоты птичьего полета горные цепи в ожерельях ледников и синеве моря и неба при всей эстетической экспрессии выглядят по–разному и не могут не вызывать восхищения в самой заскорузлой душе. Нас, однако, больше всего волновала граница таяния на ледниках, которую мы с палубы срисовывали на карту, сравнивая с ее положением две недели назад. Убедились в хорошем совпадении своих наблюдений.
Работы прибавилось, когда мы обогнули мыс Квадехукен и вошли в пролив Форландсуннет, поскольку мы «срисовывали» ледниковую информацию как с ледников Земли Принца Карла на западе, так и с Земли Оскара II на востоке, фиксируя одновременно и другую попутную информацию, которая могла пригодиться в будущем. Последнее включали вполне доступные горные ледники, удобные бухты или сулой (особое волнение на контакте разных течений) в узкости пролива у Стрелки Сарса, не подозревая, что она пригодится год спустя. Если на восточных берегах граница таяния находилась примерно на высоте около 400 метров, то на низких плоских ледниках Земли Принца Карла у подножия высокого горного хребта, гребни которого нередко превышали тысячу метров, эта замечательная граница располагалась всего на 200 метрах. Почему у Нансена они вызвали какие–то ассоциации с шельфовыми ледниками Антарктиды, я так и не понял, хотя его книгу взял в этот поход специально. С 1906 года, когда их положил на карту шотландец Брюс, из–за отступания фронта они словно попятились ближе к обрывам хребта. Мысленно мы уже представляем границу таяния и накопления оледенения главного острова архипелага: от 200–400 метров на западе в области полупокровного оледенения, с подъемом до 600–800 метров в центре в области горного оледенения, снова снижаясь до 200 метров на восточном побережье. Однако последняя величина требует подтверждения. Завершился наш вояж у причалов Баренцбурга, где состоялся своеобразный бартер: мы получили, наверное, с кило швейцарского шоколада, а экипаж «Сигнпалхорна» обзавелся парой бутылок «Столичной». Однако наш главный трофей явно нематериального свойства: результаты визуальных наблюдений с моря и воздуха, причем в системе других результатов, полученных ранее.
Утром 15 августа мы прибыли в Баренцбург с СевероВосточной Земли, и уже 19–го с очередным попутным рейсом нам предстояло вновь оказаться на долгожданном восточном побережье. Как правило, в спешке маршрут намечен достаточно в общем виде, и уже поэтому обещает немало сюрпризов. При этом пилоты не всегда могут идти навстречу нашим пожеланиям, в силу каких–то своих указаний и инструкций, в сути которых мы не в курсе.
Нашу деятельность на востоке главного острова архипелага на берегах Стур–фьорда привожу по дневнику:
«19.08.66. Бухта Мона.
Все–таки мы попали на восточное побережье. Сидим сейчас в крохотной хижине, в которой уместились с трудом, и слушаем шум ветра и прибоя. Прибой великолепный, по которому я соскучился, так давно его не слышал. Впрочем, здесь он несколько специфический. Белопенные гребни вскипают и рушатся на фоне голубых силуэтов плоских айсбергов, проектирующихся на плоские контуры такого же плоского острова Эдж за Стур–фьордом.
Вылетели в 14.30 двумя машинами Власова и Фурсова по многократно пройденному маршруту через долины Грендален и Рейндален со Свеагрувой, откуда наш вертолет неожиданно направился в Рейндир–бухту, и в 15.40 мы оказались над общим фронтом ледников Паула и Шееле, откуда устремились по сквозной долине, рассекающей остров поперек к Китовому заливу. Вот какой подарок преподнес нам Фурсов накануне своего возвращения на Большую землю: Русановский маршрут 1912 года, но по воздуху!
В отличие от предшественника на пересечение нам потребовалось всего 12 минут, и, преодолев водораздел всего на высоте около 250 метров, мы убедились, что система ледников Паула—Стронг получает питание, хотя, видимо, в основном наложенным льдом в салатных пятнах снежных болот. У отступающего фронта выводного языка Стронга происходит обособление ближайших притоков… Сильный местный ветер над морем бросает нашу машину, под которой мечутся белые гребешки. С 1912 года ледник Томсона, заставивший Русанова повернуть из–за многочисленных трещин, значительно изменился, и теперь его несложно перейти, поскольку трещины присутствуют лишь в прифронтальной зоне. Следующий ледник Ричард также отступил, судя по сравнению с 1936 годом… Целая серия ледников от Березнякова до Инглфилда все так же спускается в море. Очень низкая линия раздела таяния и питания на высоте примерно 200 метров. Снова все те же 200 метров, как и побережье Хинлопена в прошлом полете, определенно это не случайность!
К бухте Агард из–за встречного ветра добирались почти полчаса. Ветер здесь достиг штормовой силы, море в сплошных барашках, видно, как водяная пыль стелется по ветру. Помимо отдельных глыб айсбергов, Стур–фьорд чист ото льда. Сели в бухте Мона у ледника Ушер вблизи удачно подвернувшейся хижины…
20.08.66. Бухта Вича.
Вышли в маршрут по направлению к леднику Негри в 13 ч., пришли в 23 ч., одолев около 25 километров, встретив медвежьи следы на правой морене ледника Хэйса, впервые после посещения залива Леди Франклин на СевероВосточной Земле. Из–за потоков пришлось форсировать ледник Хэйса с большим обходом к верховьям. Ничего общего с описанием Ф. Н. Черныщева в 1901 году, заставшего подвижку этого ледника (…уйдя в море верст на пять в виде длинного языка, по обе стороны которого остались лишь узкие полоски воды. Поверхность этого языка поражает своей изломанностью и с вершины горы кажется форменной щеткой. Очевидно, ледник этот в настоящее время сильно наступает и благодаря изломанности сильно «телится», давая массу огромных живописных айсбергов).
Очень часто на пути к Негри топкий грунт. От встречного ветра нет спасения при плюсовой температуре. Яркожелтые, почти оранжевые подушки мхов напоминают об осени. Негри увидали только в конце маршрута, уже на исходе сил. Выслав нам навстречу грандиозную эскадру айсбергов, он приветствовал нас салютом. Прохода дальше нет — это всего–то в километре от ближайших морен.
Тем не менее мы остановились в неприятном месте: без воды, без укрытия от ветра, даже без плавника, так что палатку нам пришлось ставить на ружье и карабине. Это в медвежьем–то месте…
21.08.66. Бухта Бича.
Обошлось. Спали с набитыми желудками без сновидений. Проснулись с ощущением вчерашних перегрузок в теле, особенно досталось спине. А вот погода сегодня как по заказу — солнце, температура +8, нет ветра… Где же вчерашний мордотык, низкие тучи, тяжеленный рюкзак? В результате жизнь предстает в самом радужном цвете, хотя бы ненадолго, но никто не освобождал нас от Негри.
Первая же попытка пробиться к Негри была остановлена приливом. Пришлось искать обход, карабкаясь по скальному склону на полкилометра вверх, где в конце концов нашли подходящее место с приличным обзором Как и на Хейса, граница питания, судя по ближайшим выходам коренных пород, где–то на двухстах метрах. К сожалению, несомненное отступание Негри как реакцию на подвижку 1936 года установить отсюда невозможно, однако, по слухам, этим летом норвежцы проводят аэрофотосъемку, и, таким образом, в перспективе надежда получить эти сведения остается…
А пока с нашей обзорной точки любуемся сразу верховьями ледников Хэйса и Негри, привязывая интересующие нас детали к ближайшим нунатакам в поле зрения, куда попали знакомые очертания вершин Баклунда, Свангберг и других гор на востоке ледникового плато Ломоносова, остановивших там наши снегосъемки в прошлом году. С учетом предстоящего возвращения, именно отсюда лучше всего выходить на ледник Хэйса… С головоломным спуском были в лагере в 21.30.
22.08.66. Бухта Мона
Похоже, Арктика вчера вознаградила нас приличной погодой за наше то ли упрямство, то ли упорство. В ночь погода резко изменилась к худшему. С утра нависли тучи над головой, снег стучит по брезенту палатки. Остается пожелать, чтобы облачность не опустилась до уровня моря, тогда путь через вчерашний перевал для нас закрыт. Снег постепенно заваливает всю вокруг, и тут же начинает таять. Ну и переход нам предстоит! На Хэйса мы нашли другой путь, ближе к фронту, где потоки, так мешавшие нам в маршруте 2$1 $3а, срывались в трещины, которые мы легко обходили… Спустившись с Хэйса, устроили привал посреди холмов морены, чтобы попить чайку, приготовленного на примусе на остатках бензина. Трудно представить людей, уставших, промокших и голодных, устроившихся на мокрых камнях посреди грязных конусов морен, в окружении промозглого тумана, талого снега и проникающей сырости, более довольных, чем мы. Все же достали самый отдаленный угол Шпицбергена, причем с солидным куском восточного побережья! Блаженство буквально переполняло нас, пока мы держали в руках горячие кружки с невинным напитком. Что стоит жизнь, если она теряет радость преодоления и успеха даже в здешних условиях? Не стоит спорить с пресыщенными людьми, предпочитающими комфорт, тем более что они имеют на это право, каждому свое… Нам (как и с погодой) определенно везет. Только вернулись к нашей развалюхе, тут же отказал примус.. Теперь выручает печка.