— Я ненавижу с кем-то спать, чтобы заснуть и проснуться. — ответил Тимур. — Тамара была моей девушкой несколько лет, но за эти годы мы ночевали вместе не больше трех раз. В детстве, в деревне, я спал вместе с Ингой, и она всё время ворочалась и вздыхала.
— Я не буду ворочаться и вздыхать, — пообещала Лиза. — Я буду лежать тихо-тихо и не шевелиться.
И от того, что в её лице снова появилась хоть какая-то жизнь, Тимур неохотно кивнул.
— Лиза, это самая ужасная затея на свете, — сказал он.
— Спасибо, — ответила она и погладила его по плечу.
Довольно робко.
Ужинать решили у Тимура, потому что Лиза после переезда распаковала не все еще коробки, и до сих пор обходилась одной кастрюлькой и вилкой. Усадив её чистить картошку, Тимур пошел в душ и принял его с рекордной скоростью: очень уж его раздражал посторонний человек, находившийся без пригляда на его собственной кухне.
У него было отвратительное настроение.
Представляя себе, как он всю ночь лежит без сна и пялится в потолок, слушая сопение Лизы на соседней подушке, Тимур спрашивал себя: а для чего он вообще в это во все ввязался?
— Страдаешь? — спросила Лиза, когда он вернулся на кухню. — Я чувствую себя садистом.
— Вы такая и есть.
— Бабушка сказала, что готова принять нас завтра вечером, — Лиза пропустила его бурчание мимо ушей. Она стояла к нему спиной и катала в ладонях фрикадельки из фарша. От энергичного движения её рук, все ее тело ходило ходуном, и сочетание узких плечей с широкими бедрами казалось еще более выразительным.
Тимур отвел глаза и уселся за барную стойку так, чтобы Лизы была сбоку, а не прямо перед его носом.
Спросить, где её родители? А вдруг этот вопрос откроет портал в душераздирающую драму, в которой он никак не желает участвовать?
И Тимур молчал, бездумно разглядывая, как за окном нежные сумерки опускаются на желтеющие листья деревьев.
От Нинель всегда пахло каким-то острым съедобным парфюмом, а отца она называла «мой пыльный философ». На «пыльного» отец не обижался, должно быть, это означало что-то больше общепринятого смысла. Инга числилась как «колючка», её Нинель не так охотно фотографировала, как Тимура. Хотя сестрица, конечно, с детства была красавицей. Но характер её никогда нельзя было назвать милым.
Возможно, она ревновала отца к этой бесцеремонной женщине?
— А у вас какие отношения были с Нинель?
— Оу, — Лиза обернулась на него через плечо, — твой отец вечно находил вот таких вот бродяжек. Одно лето он пригрел какую-то лохматую хиппи из Питера, помнишь, длинные юбки и множество браслетов? Потом он заходился от восторга от творчества какого-то престарелого скульптора, не понятого современниками и не принятого коллегами по цеху. Всё время одно и то же: Руслан и его безумные увлечения.
— Он спал с Нинель? — спросил Тимур, ощущая приступ воистину детской жестокости.
— А какая разница? — плечи Лизы поднялись и быстро опустились.
Тимур вспомнил слова Тамары: «А что есть измена? Секс? Мечты? Прикосновения? Поцелуи?»
«Предательство», — тогда ответил он.
Но сейчас, глядя на то, как Лиза тушит фрикадельки, Тимуру показалось, что всё — секс, мечты, прикосновения, поцелуи — было бы изменой. Одна крошечная мысль, посвященная другому мужчине.
Но что делать, если женщина целиком наполнена другим мужчиной?
— Почему вы так легко относились к его похождениям? — спросил он.
Лиза накрыла сотейник крышкой и села напротив него.
— Потому что, — ответила она, не опуская перед Тимуром глаз, — каждую ночь он уходил домой, к жене. И что значили остальные женщины по сравнению с этим?
— Почему вы были такой идиоткой и жили так сложно? — спросил он сердито.
— Потому что я любила его, — снова ответила она, и неизменность этого ответа отозвалась в Тимуре какой-то обреченностью.
— Понятия не имею, почему я вас терплю, — сказал он, снова отворачиваясь к окну и деревьям.
— Потому что сначала ты не мог от меня избавиться, — терпеливо пояснила Лиза, — а потом постепенно привык. А теперь готов закармливать меня стейками, лишь бы я не расстраивалась сама и не расстраивала тебя.
— А вы и рады мною пользоваться.
— Конечно, — Лиза вздохнула, — ведь без меня ты совсем пропадешь.
На кухонном столе Лизы так и валялась утренняя косметика, которую они не успели убрать, и только увидев это, Тимур осознал, что они начали сегодняшний день вместе и вместе его закончат.
Лиза кинула плащ на тумбочку, потом посмотрела на него с опаской, словно на змею, достала из кармана мобильник, глянула на него и, оглядевшись по сторонам, сунула его в ящик с крупой.
Утренний звонок, вот в чем было дело.
Тимур уже и думать забыл о том, что кто-то звонил Лизе и называл её бесстыдной пиявкой. Она боится ночевать в одиночестве из-за одного глупого звонка? Ему казалось, что она храбрее.
— Мне надо переодеться, — пробормотала Лиза.
Пока она была в ванной, Тимур сложил её косметику, подивившись многочисленности кисточек и тюбиков, и огляделся по сторонам.
Кухня была куда просторнее предыдущей, в ней стояла разномастная мебель, явно случайно сюда попавшая. Занавесок еще не было, и от этого Тимуру было не слишком уютно, как будто улица подглядывала за ним из окон. Коробки громоздились по углам, некоторые из них были открыты, а некоторые оставались накрепко замотанными скотчем.
Дверь в единственную комнату была открыта и, помедлив, Тимур заглянул туда. В прежней квартире у Лизы стояла скромная односпальная кровать, которая, по его мнению, не сильно-то подходила для женщины её образа жизни.
Но сюда она купила огромную, двуспальную, непрактичную кровать, занявшую почти все свободное место. Обычные люди в однокомнатных обходятся диваном, но Лиза явно не стремилась к тому, чтобы принимать здесь гостей. Она превратила помещение в альков, повесив темно-красные бордовые бархатные шторы на окна, поклеив вульгарные алые обои и кинув на пол пушистый золотистый ковер. Ужасно вычурная хрустальная люстра бросала на пол и стены и разноцветные переливы.
Обалдев от такого дурновкусия, Тимур застыл на пороге, пытаясь сообразить, какие психические отклонения должны быть у человека, сделавшего себе такую спальню.
— Похоже на дурной сон, верно? — спросила Лиза. — Адский ад.
Тимур ощутил запах шампуня, влажных волос, геля для души и зубной пасты.
— Зачем вы это сделали? — спросил он.
Лиза обошла его и потрогала шторы, словно и сама им удивившись. Она услышала его просьбу, озвученную на детской площадке её бывшего двора, и сменила облезлую пижаму на более нормальную. Зайчики и слоники на её майке весело прыгали, когда она двигалась. Длинные широкие штаны закрывали щиколотки. Мокрые волосы топорщились во все стороны, умытое лицо казалось старше и одновременно нежнее.
— Не знаю, — сказала она, — мне захотелось сделать что-то ужасное.
— Что же, у вас получилось, — ответил он. — Что-то ужасное у вас получается лучше всего.
Лиза весело вскинула брови, нитка на её губах дернулась в беззвучном смехе.
— Наверное, — сказал Тимур, — это всего лишь отражение адского ада в вашей голове.
— Интересно, — сказала Лиза, снимая покрывало с кровати, — если бы ты сейчас делал ремонт, то какой бы получилась твоя комната?
Он смотрел на обнажающиеся простыни с ужасом.
Он не сможет.
Просто не сможет лечь в эту постель.
Небеса его покарают, и огненная молния превратит его в пепел.
Лиза меж тем открыла шкаф, достала оттуда плед и запасную подушку.
— Второго одеяла у меня нет… — виновато сказала она и посмотрела на Тимура. — Ого! — воскликнула она уважительно, — да у тебя настоящая паника. Побелел-то как, и губы дрожат. Ну надо же.
Лиза бросила плед с подушкой на кровать и подошла ближе к Тимуру.
— Тошнит? А голова кружится? — спросила она с любопытством. — Хочешь ругаться или плакать? Принести тебе воды? Водки? Яда? Торта? Стейка?
Тимур поневоле рассмеялся.
— Ладно, — сказал он и решительно улегся на кровати. Завернулся в плед и поудобнее взбил подушку, — если бы я сейчас делал ремонт в спальне, я бы выбрал черные стены.
— Батенька, да вы психопат, — диагностировала Лиза, выключая верхний свет. Ночной прикроватный светильник ронял грустный фиолетовый свет на её плечи и руки. Она легла со своей стороны кровати и повернулась к Тимуру.
— В черной-черной комнате на черном потоке открылся черный-черный люк, — произнесла она, дурачась.
— Что с вашими родителями, Лиза?
— О, они просто развелись, — ответила она так небрежно, что Тимуру стало сразу понятно, что Лиза врет. — Мама уехала на Камчатку и там вышла замуж за коряка. Родила ему трех коряков. Теперь они целыми днями едят красную икру. А папа улетел в Париж и печет там круассаны.
Тимур улыбнулся.
— Именно так вы рассказывали о них в детском саду?
— И в начальной школе тоже.
— А на самом деле?..
— Тимур, — серьезно сказала Лиза, — я никогда не говорю о своих родителях.
— Ладно, — ответил Тимур. — Мне в общем-то всё равно.
Лиза согласно моргнула, зевнула и, сложив руки под щекой, точно так, как Тимура учили в детсаде, закрыла глаза. Неужели она так запросто собирается спать?
— Перестань на меня таращиться, — велела Лиза, не открывая глаз.
— А вам жалко?
Ниточка на её губах шевельнулась.
— Я старше тебя на десять лет, — произнесла она, — у меня нет макияжа. Конечно, мне жалко.
— Вообще-то на двенадцать. И без макияжа вы выглядите лучше. Меня пугает ваша боевая расцветка. И стрелки у вас все время смазываются к концу дня, а помада стирается неравномерно. Сначала верхняя губа, а потом нижняя. Это выглядит отвратительно. И кружки потом плохо отмываются, у меня вся посуда в ваших губах. А еще у вас правая лямка бюстгальтера все время сползает. А ваши юбки…
— Боги, — выдохнула Лиза, открывая глаза. Ржавые крапинки влажно блеснули. — Ты очень внимател