Но даже вид развалин не портил ее радостного настроения.
«Я сегодня вроде студентки, сдавшей экзамен», – подумала Таня, поймав себя на том, что с ее лица не сходит улыбка.
Около дороги лежал убитый солдат. Его широкие скулы и тонко поджатые губы показались удивительно знакомыми. «Кто это?» – подумала Таня, напрягая память. И вдруг вспомнила, а вспомнив, отшатнулась. Капитан Уздяков!
Невдалеке на камнях сидели два солдата и спокойно покуривали.
– Ребята, – обратилась к ним Таня. – Надо бы убрать человека, лежит почти на самой дороге.
– Пусть лежит, собака, – не поднимаясь, отозвался один солдат и пренебрежительно сплюнул.
– Зачем вы так говорите о погибшем товарище? – укорила его Таня.
– Черт ему товарищ! – ожесточась, ругнулся солдат.
Встав и бросив окурок, солдат подошел к Тане, широко расставив ноги и щуря серые глаза, сказал:
– Идите своей дорогой, товарищ старшина. Не ваша тут забота. Не имеем чести вас знать.
Таню рассердили его слова.
– Почему вы стоите перед старшиной в такой развязной позе? Станьте как полагается. Вот так. А теперь слушайте приказание: убрать труп.
Второй солдат, до сих пор молчавший, также поднялся и подошел к Тане. Козырнув, он миролюбиво сказал:
– Девушка-старшина, не расстраивайте нервы. Нам поручено убирать трупы. Ну, а с этим мы не торопимся. Пусть поваляется.
– Это был офицер, я его знаю, – призналась Таня, устыдясь своей вспыльчивости.
– Был, да сплыл, – невесело усмехнулся первый солдат. – Плохого знакомого имели, товарищ старшина. Негодяем оказался.
– К фашистам хотел перебежать, – пояснил второй. – Либо от страха, либо сознательно – кто знает. Поднял руки и побежал к ним, ну и схлопотал пулю в спину от своих. Вот каким оказался ваш знакомый. Понятно теперь, почему не торопимся? Прилетел бы ворон да глаза ему повыклевал. – И со вздохом заметил:
– Да не дождешься ворона. Все птахи залетели подальше от этого пекла.
Их слова ошеломили Таню. Она обошла Уздякова, стараясь больше не глядеть на него, и чуть не бегом бросилась подальше от места, где обрел конец своей жизни человек, проповедовавший какой-то вечный круговорот и себялюбец по натуре.
Поднявшись на пригорок, Таня увидела чудом уцелевшее трехэтажное здание и красный флаг на его крыше. Глядя на него, Таня вновь заулыбалась. Около дома обнимались солдаты. Это малоземельцы встретились с солдатами Большой земли! Таня подбежала ближе. Кто-то крикнул:
– Снайпер, поздравляю с победой!
Усатый солдат обнял ее, поцеловал. Вслед за ним ее обнимали и целовали другие. У всех было веселое ребяческое настроение. Некоторые приплясывали. Высокий, широкоплечий матрос приподнял Таню, чмокнул в лоб и воскликнул:
– Братва! Сейчас бы по чарке по случаю победы! Да сплясать под баян!
– А может, у кого есть? – раздался возглас.
Но у всех фляги оказались пустыми. Не нашлось и баяниста. Кто-то сказал со вздохом:
– В нашей роте был баянист. Вчера похоронили.
– Жалко парня… Что ж, обойдемся без музыки.
Таня заразилась общим весельем и не протестовала против объятий и поцелуев, только со смехом приговаривала:
– Ребята, вы мне ребра не поломайте. Женщину надо нежно обнимать, а не по-медвежьи. Иначе до своего батальона не доберусь.
– А ты из какого? – спросил веснушчатый солдат с нашивками ефрейтора.
– Из куниковского.
– Ого, – уважительно протянул он. – Значит, боевая. В куниковский батальон слабаков не берут. Ты в самом деле снайпер?
– Уже два года.
– И сколько ухлопала фашистов?
– Сто пятьдесят.
Высокий матрос, вспоминавший про чарку и баян, услышав ее слова, воскликнул:
– Братва! Перед нами геройская дивчина. Сто пятьдесят гитлеровцев спровадила на тот свет. Это же надо! У меня на счету всего семнадцать. А я ли не старался! Низкий поклон тебе, и дай я поцелую тебя еще раз.
Он обнял ее и поцеловал прямо в губы. Отпустив, виновато сказал:
– Прости, если не понравилось. От всего сердца. Вот так поцелую свою Марусю, как освободим Анапу. Она там живет. Вернее сказать, жила. А где сейчас – не знаю.
Слегка смущенная Таня погрозила ему пальцем:
– Ну и находчив ты.
Матрос усмехнулся:
– На то и моряки… Но ты, право, не сердись. Смотрю на тебя и диву даюсь – такая маленькая, хрупкая на вид…
Усатый солдат внушительно заявил:
– Мал золотник, да дорог.
Кто-то радостно сообщил:
– Ребята, в порт идут наши корабли.
У Тани екнуло сердце. Значит, скоро увидит Виктора. Семь месяцев мечтали они о встрече. И вот настал долгожданный день. Ее неудержимо потянуло в порт, к причалам, где ошвартуются корабли.
Помахав на прощание солдатам и матросам пилоткой, Таня торопливо зашагала дальше.
И вдруг остановилась. Сегодня такой праздник, а она одета черт знает как! Гимнастерка и брюки грязные, подворотничка нет, пилотка потеряла свой цвет. А сапоги какие… И в таком виде она хочет показаться Виктору! Даже не умывалась, не причесывалась сегодня. А солдаты еще целовали такую неряху. Впрочем, они сами были не в лучшем виде.
Она зашла за стену разрушенного дома, села на камень и скинула из-за плеч вещевой мешок. Первым делом достала зеркальце, посмотрелась в него и покачала головой. На щеках грязные пятна. На лбу пыль. Хорошо, что есть полная фляга воды.
Таня умылась, вынула из вещевого мешка темно-синюю юбку, чистую гимнастерку и легкие сапоги, сшитые из плащ-палатки. Переодевшись, причесалась и опять посмотрела в зеркало. «Теперь другое дело», – улыбнулась сама себе. Пилотку спрятала в вещевой мешок, а на голову надела бескозырку. Ворот гимнастерки расстегнула на три пуговицы, чтобы была видна тельняшка.
Юбка и гимнастерка мятые, по Таня не придала этому значения. Нет утюгов на Малой земле.
До порта путь оказался не таким-то близким, особенно когда идешь не по ровной дороге, а пробираешься между завалами, перескакиваешь через телеграфные столбы и камни, путаешься в проводах. А кругом еще дощечки с надписью «мины». «Вот молодцы саперы, – с уважением думала Таня. – Успели разведать и обезвредить дороги».
В порт она пришла во второй половине дня. Около полуразрушенного здания клуба моряков увидела офицеров, солдат, матросов. Таня подошла ближе.
К ней подошел невысокий круглолицый матрос, бескозырка у него заломлена набок, а из-под нее выбивается русый чуб.
– А мы гадаем, где наш снайпер. Одни говорят, что ранена, другие, что совсем ушла от нас. А ты жива и здорова, видик у тебя вполне приличный. Откуда взялась?
Лицо матроса знакомое, но Таня никак не могла вспомнить его фамилию и имя. Но разве это так важно? Важно, что встретила куниковца, что ее не забыли. Улыбнувшись, она спросила:
– А где сейчас батальон? Кого можно увидеть?
Матрос не спеша вынул пачку трофейных сигарет, протянул ей.
– Балуешься? Ну и хорошо, что не куришь. А то некоторые девки смалят махорку. Не одобряю. Не стал бы такую целовать. А сигареты, между прочим, дрянь. Затянешься, а до души не достает. – Он выплюнул недокуренную сигарету и стал крутить цигарку из махорки. Закурив, с удовольствием выдохнул дым и сказал: – Вот это другое дело. Между прочим, мы сегодня выпили. Начальство расщедрилось. Видишь, стоят катера. На них пришли командующий флотом, член Военного Совета и командир нашей базы. Сейчас они в этом клубе. Ордена нашим ребятам вручают. Получит матрос орден, выйдет, а в другом зале начпрод преподносит кружку вина и тушенку. Выпьет парень, закусит – и спать. Видишь, кругом спят ребятишки. Не вино сморило. Пять суток не спали. Помнишь, как высаживались на Малую землю? Так тут погорячее пришлось.
Он неожиданно замолк, вынул из вещевого мешка плитку шоколада и протянул Тане.
Таня вдруг вспомнила этого матроса. Костей его зовут. Он друг ее напарника в первые сутки боев на Малой земле Миши Беленко. Это Костя рассказывал после смерти Миши, что поедет в его село на Черниговщину и женится на его сестре.
– Спасибо, Костя, – растроганно сказала она и призналась, что еще не завтракала.
– Значит, кстати подарочек, – ухмыльнулся Костя. – Это я у начпрода Ибрагимова спер. На всякий пожарный случай.
– Ворованное раздариваешь, – Таня погрозила ему пальцем. – Меня соучастницей делаешь.
Костя беспечно махнул рукой:
– Ибрагимов мужик хороший, руганет разок, а потом отойдет. Между прочим, чего мы стоим. Шоколадкой сыта не будешь. Пойдем-ка к начпроду. Ты ведь нашенская, должен он накормить тебя.
– Я не против, – согласилась Таня.
– Нашенская-то нашенская, а где ты была все эти месяцы? Неужели на Малой земле?
Когда Таня подтвердила, Костя уважительно протянул:
– Ну и ну… Тебе не плитку шоколада надо дарить, а целый ящик. А между прочим, тебя сам бог мне послал. Ведь ты нужна мне.
Таня вопросительно посмотрела на него.
– Село, где жил Миша, освобождено от гитлеровцев. Я написал письмо его матери, но ответа еще не получил. А к тебе просьба: я дам адрес, ты напиши ей о геройской смерти Миши, спроси как поживает дочь Марина. И между прочим напиши про меня, дескать, друг Миши матрос Костя жив и питает нежные чувства к Марине. Ну и, конечно, напиши, что я парень положительный и не то чтобы красивый, но симпатичный, У меня есть ее фото. Миша подарил, вот смотри.
Он вынул из нагрудного кармана комсомольский билет и достал из него фотографию девушки с длинными косами и веселыми светлыми глазами.
– Хорошая девушка, – похвалила Таня, возвращая ему фотографию.
– Лучшей жены не пожелаешь.
Таня удивилась про себя, как можно заочно, не видев и не поговорив ни разу, влюбиться в девушку. Но Костю не стала спрашивать.
Шесть морских охотников стояли у развороченных взрывами причалов. Таня смотрела на них с замиранием сердца. На одном из них Виктор. Ей хотелось побежать туда, но что-то удерживало, что-то заставляло оттягивать час свидания. Она пообедала в батальоне, сдала в штабе продовольственный аттестат. Там с ней разговаривал незнакомый офицер, который сказал, что ее фамилии в списке личного состава нет, но аттестат все же взял, заявив: