Солдат перестал играть, согнал с лица улыбку и сказал:
– Пять месяцев в руках не держал инструмент. Думал, разучился. В правую руку ранение было. Хотели отрезать. Да хирург узнал, что я музыкант… Сохранил, одним словом. Только вчера дали баян. Ну и, сами понимаете…
Солдат опять растянул мехи баяна и тихо заиграл вальс.
Тот же капитан спросил:
– А сейчас куда? В запасной полк?
Не переставая играть, солдат ответил:
– В родную роту. Сам командир полка затребовал.
– Где же ваш полк?
– Под Керчью.
– На плацдарме?
– На нем самом.
Неожиданно солдат перестал играть, приподнялся и с радостным удивлением воскликнул:
– Вот он где теперь!
– Кто? – не понял капитан.
– Да тот госпиталь. Там хирург Кузьмичев. Это он спас мне руку. Эх, заехать бы туда да поблагодарить.
Около развилки дорог был вкопан тонкий столбик с фанерной дощечкой, на которой написан номер госпиталя с указанием, по какой дороге туда ехать.
Глушецкий взволновался. Там же Галя!
– За чем дело стало? – сказал капитан. – Сейчас остановим машину – и иди туда.
– Домой же надо.
– Куда это – домой?
– Да в полк же.
– Успеешь. Не беда, если задержишься на полсуток и даже на сутки.
– И то верно. Эх, была не была.
Солдат постучал в кабину шофера. Тот остановил машину.
– В чем дело?
За солдата ответил капитан:
– Сейчас один сойдет.
В этот миг Глушецкий испытывал желание спрыгнуть с машины вместе с солдатом. Но долг пересилил желание встретиться с женой. Вызов срочный, кто знает, зачем вызвали. Нет, не имеет он права отвлекаться. Может быть, на обратном пути удастся заехать.
Солдат слез с машины, Глушецкий, наклонившись через борт, торопливо сказал ему:
– Разыщите в госпитале сестру Галину Глушецкую и передайте ей привет от мужа, скажите ей, что попытаюсь завтра, а может, и сегодня вечером увидеться с ней.
– Будет сделано, – весело козырнул солдат.
Когда машина тронулась, капитан сказал Глушецкому:
– Я бы на вашем месте…
– Срочный вызов.
– Это дело другое, – уже другим тоном заговорил капитан. -Досадно, а?
– И не говорите…
В полдень Глушецкий прибыл в разведотдел армии. Его сразу же провели к заместителю начальника отдела. Из-за стола поднялся полковник с седыми волосами. Он протянул Глушецкому руку и пригласил садиться.
– Как здоровье? – спросил он, ощупывая Глушецкого глазами.
– Не жалуюсь, – ответил Глушецкий.
– Помните ли вы… Впрочем… – Не закончив фразу, полковник вышел из-за стола, приоткрыл дверь и распорядился: – Пригласите сюда Вольфсона.
Вскоре в комнату вошел немецкий офицер в потрепанном обмундировании. Глушецкий сразу узнал его – это тот самый офицер, которого он поймал в сорок втором году около Феодосии, вернее, он сам сдался. Зачем он тут?
Немецкий офицер также узнал Глушецкого, заулыбался, шагнул к нему.
Полковник сказал:
– Можете подать ему руку, Глушецкий. Карл Вольфсон наш товарищ в общей борьбе с фашизмом, член комитета «Свободная Германия».
Глушецкий встал и поздоровался с Вольфсоном.
– Рад встретиться с вами, – сказал Вольфсон. – Я часто вспоминал вас.
Глушецкий слегка усмехнулся. Вспоминают ли его другие немецкие солдаты и офицеры, которых он пленил? Вольфсон, если память не изменяет, сын профессора химии Берлинского университета, инженер. Но почему он по-прежнему в мундире немецкого офицера, да еще в таком потрепанном?
Полковник усадил обоих, сел сам и сказал:
– Не будем терять времени. Вы, товарищ Глушецкий, теряетесь в догадках – зачем вас вызвали. Так вот слушайте. Комитет «Свободная Германия» поручил Вольфсону работу по разложению гитлеровской армии. Решено переправить его в Крым. Легенда такая: он попал в плен к партизанам, они держали его для того, чтобы обменять на одного руководителя подполья, задержанного гитлеровцами. Там его обменяют или инсценируют побег, и он окажется опять в своей или другой части, это не так важно. Сам он по специальности сапер.
– А какова моя роль в этом? – спросил Глушецкий.
– Вольфсон запомнил вашу фамилию и пожелал, чтобы именно вы доставили его в Крым и передали партизанам. Мы уважили его просьбу. Теперь понятна ваша роль?
– Все понял.
– Партизаны извещены об этом. Командиру Новороссийской морской базы дано указание выделить в ваше распоряжение сторожевой катер. Он ждет вас в Анапском порту. Смотрите на карту – в этой точке высадитесь, там вас встретят партизаны. По возвращении явитесь ко мне с докладом. А может быть, утром я сам буду в Анапе.
Вольфсону он ничего не говорил. Видимо, с ним все было обговорено раньше.
– После обеда вас отвезут на легковой машине в Анапу. Вопросы ко мне есть?
– Номер катера? – спросил Глушецкий.
Полковник назвал помер и фамилию командира катера. Глушецкий немного огорчился – фамилия командира была незнакомой, а хотелось бы пойти к крымскому берегу на корабле Виктора Новосельцева. Ведь это он в прошлом году доставлял разведчиков в Крым, ему хорошо знакомо место высадки. Видимо, Виктор выполняет другую задачу. Глушецкий еще не знал, что Новосельцев тяжело ранен.
– А что это за комитет «Свободная Германия»? – спросил Глушецкий. – Чем он занимается?
Вольфсон сносно владел русским языком и обстоятельно ответил на вопрос.
– Мы уже сейчас думаем о будущем Германии. Это должно быть свободное демократическое государство. Уцелевших фашистов будем судить. Кто должен управлять страной? Те, кто активно воевали с фашизмом. А их много. Задача комитета сплотить этих людей. Большую работу проводим в лагерях военнопленных. Разъясняем пленным солдатам и офицерам, что такое фашизм, куда Гитлер ведет Германию. Наши люди есть в гитлеровской армии – и здесь, на фронте, и в Германии.
Вольфсон говорил спокойно, уверенно. В его голосе, движениях не чувствовалось нервозности, свойственной некоторым людям, отправляющимся на выполнение опасного задания.
Будь сейчас Вольфсон в гражданской одежде, он выглядел бы симпатичным парнем. Широколицый, с гладко зачесанными светлыми волосами, высоким лбом, голубыми глазами, в которых светится доброжелательность и доброта, он вполне походил на русского человека.
В комнату вошел лейтенант и доложил, что машина подана.
– Хорошо, – сказал полковник и поднялся. – В путь-дорогу, друзья. Желаю успеха.
Он пожал обоим руки, обнял. В дверях полковник задержал Глушецкого и сказал:
– Вы полностью доверяйте Карлу. Он надежный человек, проверен нами. Крепок, как настоящий коммунист.
– Я еще не коммунист, – обернулся Вольфсон. – Но на пути к тому, чтобы стать им.
– Верю в это, – сказал полковник.
Вольфсон надел шинель и шапку советского солдата. Они сели рядом на заднее сиденье. Несколько минут ехали молча. Но когда стали подъезжать к развилке дорог, одна из которых вела в госпиталь, Глушецкий сказал:
– Карл, давай завернем на несколько минут в госпиталь.
Там работает моя жена. Не виделся с ней почти год.
– Какой разговор, – живо отозвался Вольфсон. – Понимаю.
Машина въехала в расположение госпиталя.
– Подожди меня, Карл, – сказал Глушецкий, вылезая.
Галя стояла около госпитального автобуса и о чем-то разговаривала с шофером. Глушецкий издали окликнул ее и побежал навстречу, чувствуя, как от волнения колотится сердце.
В марте полковник Громов вернулся в бригаду.
Фоменко не обнаружил разочарования или недовольства. Несмотря на то что Громов нередко одергивал его, подавлял своим превосходством, Фоменко уважал и даже любил его. Он не отдавал себе отчета, почему любил. Возможно, потому, что сам не имел тех качеств, которые были у полковника. У иных людей это вызывает зависть, иногда черную, а у других, как у Фоменко, любовь и уважение. Сам не жесткий по характеру, Фоменко ценил в Громове непоколебимость, твердость духа, умение владеть собой в любой обстановке, быстро принимать решения.
Когда в комнату вошел Громов и, улыбаясь, пробасил: «Приветствую, мой друг», Фоменко бросился ему навстречу, обнял с радостным восклицанием:
– Георгий Павлович! Как я рад…
Громов тоже обнял его, потом отступил на шаг.
– Ну-ка, посмотрю, какой стал. – Одобрительно кивнул и сказал: – Выглядишь молодцом. Слышал, хорошо справлялся с командованием бригадой. Рад этому. Откровенно говоря, я недооценивал тебя. Жил бок о бок, но не я, а генерал Петров разглядел в тебе командира. – Он сделал тяжелый вздох. – В укор мне…
«Чего это он сразу самокритикой занялся?» – удивился Фоменко, польщенный, однако, оценкой Громова.
– Мне кажется, – сказал он, жестом приглашая полковника садиться, – у вас не было оснований быть недовольным мною, я четко выполнял все ваши распоряжения.
– Вот именно – распоряжения, – поморщился Громов.
Они сели на стулья около письменного стола друг против друга. Громов принялся набивать табаком свою трубку.
– Знал я, товарищ подполковник, – начал он, бросая на Фоменко хитрый взгляд, – одного директора завода. Был у него начальник отдела снабжения. Спрашивает как-то его директор: «В такую-то область ты отгрузил продукцию?» Тот ответил: «Ну конечно». Директор опять спрашивает: «В достаточном количестве?» Снабженец заверяет: «Не беспокойтесь, отгружено столько, сколько надо». Тогда директор замечает: «Слишком много не следовало бы». Снабженец и тут находит ответ: «А мы слишком много и не посылали». Директор подумал и сказал: «Вообще-то я думаю, что не стоило бы туда посылать». А снабженец отвечает: «А мы и не посылали».
Фоменко вежливо улыбнулся:
– Я понял, Георгий Павлович.
– Неужели сразу понял? – удивился Громов.
– Вы правы в какой-то мере, отождествляя себя с тем директором завода, а меня со снабженцем. Но раз мы поняли, то, стало быть…
Громов положил ему руку на плечо:
– Прости, дружище, за то, что стремился сделать тебя таким снабженцем. Я понял многое за эти месяцы.