Школьников познакомился с Маргаритой в Новороссийске. Отношения у них сложились довольно странные. Она разрешила ему называть себя женой, но ни разу не позволила даже поцеловать себя и отказалась от денежного аттестата, который он предлагал ей. После сдачи Новороссийска девушка с матерью переехала в Батуми. Она регулярно писала Школьникову. Но в письмах ни разу не передала ему поцелуя, хотя и называла мужем и желала здоровья.
– Я должен сделать ей подарки, – сказал Школьников. – Думаю также заставить переменить фамилию на мою.
Новосельцев сходил в каюту и принес деньги. Школьников поблагодарил, небрежно сунул деньги в карман и ушел.
Было сыро и холодно. Над бухтой стлался туман. Берег казался грязным и мокрым. Из моторного отсека доносился стук. Новосельцев прошел на корму, сел на стеллаж для глубинных бомб и закурил.
На пирсе появились Дюжев и Пушкарев. Комендор был весел, улыбался. Новосельцев с интересом наблюдал за ним. Он впервые видел его таким. Подумал: «Неужели одно сегодняшнее событие так изменило его настроение? Немного же человеку в жизни надо».
Новосельцев не знал, что сегодня в жизни комендора произошло еще одно событие. О нем рассказал коку Дюжев. Рулевой спустился в кубрик и с мрачным лицом молча сел на койку. Наливайко лежа читал книгу. Увидев Дюжева в непривычном для него виде, он отложил книгу и участливо спросил:
– Что-то случилось, Степа?
– Да, случилось, дружище, – невесело произнес Дюжев.
Несколько минут он молчал, ероша волосы, потом упавшим голосом заговорил:
– Вот, Кирюша, какие в жизни случаи бывают. Не выдумаешь сам, и писатель едва ли сообразит так закрутить.
– Давай без предисловий, – заметил заинтересованный Наливайко. – Подрался, что ли, с кем на берегу?
Дюжев с укоризной посмотрел на него.
– Какой ты не чуткий, Кирюша. Разве я переживал бы после драки. Погибла Надя.
– Как? – приподнялся Кирилл. – При бомбежке?
– Для меня погибла. Она оказалась невестой нашего комендора Пушкарева.
Глаза-пуговки стали совсем круглыми.
– Ты не разыгрываешь меня, Степан? – насторожился он. – С меня хватит утреннего розыгрыша из-за торта.
На лице Дюжева появилась кислая улыбка:
– Слушай, Кирюша, расскажу по порядку. Пошел я с Сергеем на берег. Походили по улицам с полчаса, а потом я предложил зайти к Наде. По дороге рассказываю ему, что имею виды на девушку и даже делал ей предложение. У нее, говорю, правда, не совсем серьезный характер, хохотушка, но это в моем вкусе. Так вот и дошли мы до домика, где у рыбаков нечто вроде штаба было. Надя работает радисткой на сейнере, но сейчас сейнера почти все на приколе, и я Надю всегда находил в этом домике. Открываю дверь. Надя обернулась, вскрикнула и бросилась на шею. Не на мою, а на комендорскую! Целует, хохочет и плачет, а я стою дурак дураком. Потом пришел в себя и спрашиваю: «Позвольте, как все это понимать?» И что же оказывается – эта Надя родом из Балаклавы и довоенная невеста Сергея. Подумать только! Когда двое милуются, третий лишний. Вышел я на свежий воздух, погулял вокруг дома и около, дождался, когда срок увольнительной кончился, окликнул Сергея и – на корабль. Вот, Кирюша, и все! Была Надя, и нет Нади.
– Интересно, даже романтично, – сделал вывод Наливайко. – Значит, она сохраняла верность своему жениху, а тебе только голову морочила. А ты говоришь – несерьезный характер…
– Бывает, Кирюша, так, что есть чем думать, да не о чем, а бывает, что и есть о чем думать, да нечем, – неожиданно весело произнес Дюжев.
– Это как понимать? – в недоумении вскинул глаза Наливайко.
– А как хочешь…
Он снял сапоги и завалился на койку.
– Теперь у тебя с Сергеем отношения враздрай? – спросил Наливайко.
Но Степан ничего не ответил.
Спустя неделю, когда катер вернулся из дозора, к Новосельцеву неожиданно пришел Глушецкий.
– Опять в Крым? – поинтересовался Новосельцев.
– Нет. Привез вашему начальству секретный пакет.
– Стал офицером связи?
– Не собирался. Просто почему-то выбор пал на меня.
– Значит, что-то очень важное, – заключил Новосельцев. – Иначе с какой стати стали бы использовать в качестве почтальона командира-разведчика.
– Возможно, – согласился Глушецкий.
Новосельцев вызвал кока и сказал, что на корабле гость и надо попотчевать его обедом.
За обедом друзья разоткровенничались.
– Поговаривают, – сказал Новосельцев, – что скоро американцы и англичане откроют второй фронт. Медлят союзнички.
– На союзников надейся, а сам не плошай. Вспомни из истории: верил ли когда Суворов союзникам? Надо, Виктор, на свои силы рассчитывать. На Черчилля и Рузвельта надежды возлагать не следует. Нам известно, что это за люди.
– Я не Черчиллю и Рузвельту верю, а английскому и американскому народу, – с горячностью возразил Новосельцев.
– А ну их, этих черчиллей, – сделал пренебрежительный жест Глушецкий. – Что делается, Виктор, под Сталинградом? Бьют фашистов! Вон куда центр войны переместился. Хочется туда…
– Туда не спеши, – таинственно понизил голос Новосельцев. – И здесь кое-что назревает.
– А что именно? – насторожился Глушецкий.
– Майору Куникову предложили готовить десантный отряд. Берут только добровольцев. Вот это будет отрядик!
Глушецкий заинтересовался.
– Расскажи о Куникове. Эту фамилию я часто слышу за последнее время.
– Я с ним не знаком, видел только раза два, но кое-что знаю. Он не кадровый военный. По образованию Куников инженер-машиностроитель. По-видимому, был талантливым человеком, иначе не выдвинули бы его с должности цехового инженера на пост редактора московской газеты. Когда началась война, он отказался от брони и пошел на фронт добровольцем. На фронте захотел служить в морской пехоте, и нигде иначе. Стал командиром отряда моряков. Об этом отряде, воевавшем в азовских плавнях, ходят легенды. Одним словом, командир что надо!
Глушецкий задумался. Много интересных, невероятных подчас историй слышал он за последнее время о Куникове, и ему захотелось увидеть этого майора, ставшего при жизни легендарным командиром морской пехоты. Хорошо бы послужить в его батальоне.
Расставаясь, он спросил Новосельцева, где находится батальон Куникова.
А через час он уже был у Куникова.
При первом знакомстве майор не произвел особого впечатления на Глушецкого. Это был человек плотного, но не сильного телосложения. Выражение его лица не воинственное, а добродушно-веселое. Под густыми бровями светились живые черные глаза. Морщинки около губ и глаз были тоже веселыми, они не старили его.
С веселой строгостью майор спросил лейтенанта:
– Принесли какую-то новость?
– Пришел к вам с вопросом.
– Задавайте. Отвечу, – Куников тряхнул головой.
– Мне сказали, что вы подбираете добровольцев – рядовых и командиров. Верно ли это?
– Допустим… А дальше?
– Хотел только узнать.
– И только? – Куников рассмеялся. – А почему не договариваете: хочу, мол, записаться? У вас какая воинская специальность?
Когда Глушецкий назвал свою фамилию, Куников весело хлопнул его по плечу:
– Слышал, слышал! А ну, раздевайтесь, выпьем чайку. Люблю за стаканом чая поговорить. А у разведчиков всяких историй в запасе больше, чем у охотников…
Глушецкий вышел от майора, довольный разговором, с твердым решением: «Буду проситься в его отряд».
Но надежды на то, что начальник разведотдела отпустит его, было мало. Даже Куников сказал: «Едва ли отпустят».
Разговор с начальником разведки получился совсем иным, чем ожидал Глушецкий.
Медведкин молча слушал лейтенанта, одобрительно кивая головой, чуть посмеиваясь одними глазами. Видя, что у начальника отличное настроение, Глушецкий подумал: «Может, и отпустит».
Когда лейтенант закончил свою просьбу и вопросительно посмотрел на начальника, Медведкин встал из-за стола, прошелся несколько раз по комнате, поглаживая лысину.
Остановившись у стола, он сказал:
– А ведь вы опоздали, лейтенант.
Глушецкий недоуменно посмотрел на него, пытаясь разгадать смысл сказанного.
– Да, опоздали. Если бы утром пришли – быть бы вам у Куникова. А сейчас уже поздно. Час тому назад звонил Куников, просил за вас. Но и он опоздал, пришлось отказать.
– Мне непонятно, товарищ капитан второго ранга, – сказал Глушецкий, хмурясь.
Медведкин сел на край дивана.
– Все дело испортил небезызвестный вам полковник Громов.
– Он жив?! – в радостном изумлении воскликнул Глушецкий.
– Выходит, что жив, коли был у меня.
– Интересно, как он выбрался из Севастополя?
– Скоро увидитесь с ним и спросите. Полковник формирует бригаду морской пехоты. В штаб приезжал выпрашивать для бригады хороших командиров. Увидел Семененко, узнал, поговорил – и к командующему. Каким-то путем узнал, что по новому штатному расписанию моему отделу не положено иметь отряда. Рано или поздно я должен был вас, как сверхштатных, отчислить. Одним словом, командующий уже подписал приказ. Завтра поедете в Сочи. Бригада находится там.
В Сочи! У Глушецкого радостно екнуло сердце. Он увидит Галю, мать… Не выдавая охватившего его волнения, он словно между прочим сказал:
– А отряд Куннкова готовится к большому делу…
– Откуда вам это известно?
– Я же разведчик, вижу…
– Бригада Громова готовится к такому же делу.
– Вот как…
Теперь Глушецкому хотелось бы знать, какую должность ему придется занять в бригаде. Начальник прочел этот вопрос по выражению лица лейтенанта, но он имел привычку сначала заинтриговать человека, а потом сказать. И на этот раз он долго ходил вокруг и около, прежде чем сказал:
– Вы, оказывается, были на хорошем счету у Громова. Назначаетесь командиром отдельной разведывательной роты. Ваш отряд явится костяком роты. Довольны?
Да, Глушецкий был доволен.
– Сейчас идите в отдел кадров за предписанием. Оно уже заготовлено. Желаю успеха. – Он подал лейтенанту руку: – Будь, Николай, хорошим офицером.