– Можете поздравить меня со званием майора, – самодовольно улыбаясь, произнес Труфанов.
– Поздравляю, – суховато сказала Таня, хмурясь при виде букета.
Майор положил цветы на стол, подошел к Тане, неожиданно крепко обнял и, несмотря на сопротивление, поцеловал прямо в губы. Таня вырвалась и отскочила от него.
– Убирайтесь вон! – крикнула она.
Ее глаза потемнели, а по лицу прошла судорога.
– Я люблю тебя, Таня, – глухо сказал он, кусая губы. – Я в этом не виноват!
Их глаза скрестились. Первым не выдержал Труфанов. Черные, сверкающие глаза «одержимой куниковки» заставили его отступить. «Эта убьет, не смутится», – подумал он. И неукротимая девушка стала для него еще желаннее.
– Извини, – сказал он глухо и вышел из землянки.
Таня упала на койку и зарыдала.
Так со слезами на глазах и заснула снайпер Таня Левидова, забыв даже потушить лампу-гильзу. Вскоре в землянку крадучись вошел Труфанов. Он подошел к лежащей Тане и наклонился, еле сдерживая дыхание. И тут он увидел в уголках глаз невысохшие слезинки.
Слезы и скорбно вздрагивающие губы поразили майора Он выпрямился и на цыпочках вышел из землянки, потушив лампу.
Утром Таня проснулась с головной болью. Пришедшему напарнику она сказала, что сегодня на охоту не пойдет, так как чувствует себя нездоровой.
– Стало быть, я могу быть свободен?
С минуту Таня раздумывала, потом сказала:
– Идите заберите ваши вещи и возвращайтесь сюда. Будете жить в этой землянке.
– Вместе с вами? – делая круглые глаза, спросил Рубашкин.
– Да, вместе со мной, – нахмурилась Таня. – Надеюсь, вы порядочный человек.
Рубашкин покраснел и растерянно проговорил:
– Да, да, наверное, порядочный…
Таня улыбнулась:
– Идите за вещами.
Он вышел, но тотчас же вернулся и спросил:
– А как на это посмотрит командир батальона?
– Никак! – сердито отозвалась Таня. – Ему до этого нет дела. Идите.
Через полчаса Рубашкин уже застилал трофейным тонким одеялом койку, на которой ранее спала Катя. Из вещевого мешка он выложил на стол толстую тетрадь, школьную чернильницу-непроливашку и ручку. Тане он объяснил:
– Я должен составить доклад на тему «Не тот стрелок, кто стреляет, а тот, кто в цель попадает». На комсомольском собрании будем обсуждать. Хорошо, что денек выдался свободный.
– А почему именно вам поручили делать такой доклад? – поинтересовалась Таня.
– Комсорг батальона приказал. Как молодому снайперу. Между прочим, он хотел поручить его вам, но не решился.
– Почему?
– Все считают, что вы гордая.
– Ну и что из этого? Разве плохо, когда девушка гордая?
В голубых глазах Рубашкина отразилось смущение. Он не нашелся что сказать. Ах, знала бы ты, Таня, как он уважает тебя за твою гордость! Пересилив смущение, Рубашкин пылко воскликнул:
– Вот было бы здорово, если бы вы взялись сделать такой доклад!
– Если доверят, сделаю.
– Честное слово?
– Да.
– Разрешите, побегу к комсоргу доложить.
С довольным видом он выскочил из землянки.
Рубашкин еще не вернулся, а Таню вызвали в штаб батальона.
Она вошла в просторный блиндаж штаба и доложила майору Труфанову, что явилась по вызову. Он посмотрел на нее долгим серьезным взглядом и тихо сказал:
– Прости, Таня. Я не хотел обидеть…
– За этим и вызывали? – сухо осведомилась Таня.
Он молча подал ей распоряжение по телефону дежурного штаба корпуса. Таню вызывали к командующему группой войск на Малой земле генералу Гречкину.
– Можно идти сейчас, – сказал майор. – По траншее пройдете к берегу моря, потом вдоль берега километра два, а потом опять подниметесь и пойдете по траншее. Завтракали?
Таня призналась, что не завтракала.
– Я тоже, – сказал майор. – Давайте позавтракаем вместе.
Таня согласилась.
За завтраком Труфанов говорил мало и старался не встречаться с глазами девушки. Но после завтрака, когда Таня встала, собираясь уходить, он взял ее за руку и горячо заговорил, смотря прямо в глаза:
– Я понял, Таня, твой характер и полюбил тебя еще больше. Верь, это настоящая любовь!
Таня отдернула руку.
– Такие слова я уже слышала. Меня удивляет, товарищ майор, манера некоторых офицеров объясняться в любви пошлыми словами. Один говорит: «С удовольствием пришвартовался бы к вам на весь период войны». Другой еще более откровенен: «Дорогуша, давай крутить любовь – все равно война». Как не стыдно!
– Я не такими словами говорю, – насупился майор. – Но я так люблю тебя, что рано или поздно ты будешь моей! Ты должна полюбить меня! Это неизбежно! Пусть это будет после войны, но я добьюсь своего!
– После войны и поговорим, – с раздражением заявила Таня. – А сейчас прошу прекратить подобные разговоры. Мне они неприятны. До свидания.
И, щуря глаза, она козырнула, повернулась и пошла легкой походкой.
Майор посмотрел ей вслед и в бессилии сжал кулаки.
Был совсем теплый день. Таня скинула шапку и надела на голову темно-синий берет. Ватный бушлат решила тоже не надевать, а идти в одной гимнастерке и без винтовки.
Вбежавший в землянку Рубашкин оторопело остановился, округлив глаза. У него был такой потешный вид, что Таня улыбнулась. Только тогда он пришел в себя.
– Согласовано, – радостно сообщил он. – Комсорг доволен, что вы будете делать доклад.
Таня сказала ему, что ее вызывают в штаб генерала Гречкина, вернется, вероятно, не раньше вечера.
– Вам идет берет, – сделал комплимент Рубашкин.
– Смотрите, Вася, не влюбитесь, – пошутила Таня. – А то выселю из землянки.
– Где уж нам, – вздохнул Рубашкин. – Солдат майору неровня.
Таня вспыхнула, сердито глянула на него, но промолчала. А выходя из землянки, она улыбнулась хитровато и весело. Все-таки она была девушкой, и где-то в глубине ее сердца был тайничок тщеславия, в который запали и страстный взгляд майора, и оторопело восторженный ефрейтора. Придет время – и вспомнятся они.
Рубашкин проводил Таню до траншеи.
По траншее Таня спустилась к подножию Колдуна и вышла к берегу. Голубизна моря ослепила ее. Солнце рассыпало по его словно отшлифованной поверхности золотые отблески, которые сияли и слепили глаза. Необъятная ширь моря, притихшего под ласковыми лучами солнца, подействовала на Таню, привыкшую к узким траншеям и тесным землянкам. Она шла вдоль берега, испытывая чувство благостной тишины и покоя.
Пройдя метров триста, Таня увидела в скалах углубления, сделанные человеческой рукой. Это были береговые склады. Деловитые кладовщики отпускали старшинам продукты и боеприпасы. Отсюда в балки шли десятки ишаков, на спинах которых покоились грузы. Погонщики ишаков оглашали воздух гортанными возгласами так же, как где-нибудь в Закавказье.
В общем, здесь, на берегу лазурного моря, была мирная картина. И Тане на какое-то мгновение показалось, что Малая земля где-то далеко отсюда.
Она дошла до берегового госпиталя. Таня с интересом рассматривала выбитые в скале ступеньки, которые поднимались вверх метра на три. На них сидели раненые, греясь на солнце. Ступеньки вели в подземные палаты.
«Вот самое безопасное место на Малой земле, – подумала Таня. – Никакой снаряд, никакая бомба не возьмет».
За госпиталем она поднялась по ступеням наверх и пошла по траншее. Вскоре Таня увидела большой котлован, а в нем капонир с отрытой тяжелой дверью.
Это и был штаб генерала Гречкина.
Войдя в капонир, она доложила дежурному офицеру о своем прибытии. Тот указал на массивную железную дверь и сказал:
– Вызывал генерал. Постучите к нему.
Таня постучала.
– Заходите, – раздался резкий голос.
Таня открыла дверь и увидела генерала, склонившегося над картой. У него были правильные черты лица, волевой подбородок. Резкие морщины около губ и на лбу делали его лицо строгим.
О строгом характере говорили и густые темные брови. Выглядел он моложаво, на вид ему было не более сорока лет. Таня не видела ранее генерала, но рассказов о нем слышала немало, генерал Гречкин представлялся ей сильным и волевым военачальником. Внешний вид склонившегося над картой генерала отвечал ее представлению о командире десантной группы.
– Товарищ генерал, старшина Левидова явилась по вашему приказанию, – с некоторой робостью отрапортовала Таня.
Генерал поднял голову, подошел к девушке и подал руку.
– Гроза фашистов явилась, – шутливо проговорил он, глядя на нее сверху вниз. – Рад приветствовать. Прошу присаживаться.
Он сел рядом с ней.
– Ну-с, гроза фашистов, дайте-ка я рассмотрю вас. Даже не верится, что такая маленькая женщина спровадила на тот свет больше роты фашистов. Вы, оказывается, совсем молоденькая и к тому же красивая. Женихов, думаю, хоть отбавляй. Или, может, не устояла и уже замуж вышла?
Таня строгим голосом ответила:
– Я такими глупостями не занимаюсь, товарищ генерал. Сейчас идет война и не о замужестве думать надо.
– Вот как! – изумился генерал. – Похвально. Девушке труднее на войне, чем мужчинам.
Он встал, подошел к углу, взял винтовку и протянул Тане:
– Подарок от Военного совета Восемнадцатой армии. По его поручению вручаю вам.
Это была снайперская винтовка с оптическим прицелом. На никелированной пластинке, прибитой к ложе, выгравированы слова: «Снайперу Левидовой от Военного совета 18-й армии. Леселидзе».
Подарок обрадовал Таню.
– Спасибо, товарищ генерал, – взволнованно произнесла она.
– От себя лично подарить вам ничего не могу, но обедом угощу. С Большой земли мне привезли несколько кур, сметану и зеленый лук. Даже генерал не каждый день ест зажаренную в сметане курицу.
Он вызвал повара. К удивлению Тани пришел не солдат, а женщина средних лет с веселыми темными глазами на круглом миловидном лице.
– Марина, – обратился к ней генерал. – Познакомьтесь. Это та самая Таня Левидова – гроза немцев, ради которой ты сегодня показывала свое кулинарное искусство. Идите, Таня, с ней и займитесь женскими разговорами, а я, прошу прощения, должен поработать.