Крошка понял, что гитлеровцам нужен пленный, и бросился вдогонку, чтобы отбить разведчика, но в дверях фашистский офицер выстрелил в него. Тут ему повезло – он споткнулся о порог и упал, пуля пролетела мимо. Вскочив, стал искать глазами офицера, который выстрелил. Но в помещении его не оказалось. Крошка выбежал из здания и здесь увидел Глушецкого, отбивающегося от группы гитлеровцев.
– Держись, командир! – крикнул Крошка и бросился на помощь.
Он увидел, как гитлеровцы вырвали у Глушецкого автомат и сжали со всех сторон. «Живым хотят взять», – догадался Крошка.
Глушецкий рванулся, и Крошка заметил в его поднятой правой руке противотанковую гранату. Граната взметнулась вверх и упала. Сильный взрыв разметал гитлеровцев.
– Николай! – не то крик, не то стон вырвался у Крошки.
Удар в спину сбил его с ног. Падая, он услышал за домом крики: «Полундра!»
Это спешил на помощь отряд моряков, которых полковник Громов получил из резерва командира корпуса.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Оглушенный камнем, Логунов плохо соображал, что происходит с ним. В голове плавал туман, и боль была такая, что не хотелось открывать глаза. Он чувствовал только поддерживающие его руки. Если бы не эти руки, он упал бы, ибо в ногах совсем не было силы. Мелькнуло далекое воспоминание: вот так однажды его, молодого плотника, пьяного «в доску», вели домой друзья. Неужели и сейчас он сорвался и разведчики ведут его в блиндаж, чтобы выспался? Как посмотрит на это командир роты? Догадаются ли друзья скрыть от глаз Глушецкого?
Логунов тяжко вздохнул и приоткрыл глаза. Надо сказать ребятам, чтобы не подвели.
– Слушай, Гучков, ты же понимаешь… – начал он, медленно поворачивая голову налево. Ему казалось, что слева его поддерживает Гучков.
Но на него из-под надвинутой на лоб серо-зеленой пилотки со свастикой смотрели чужие, строго-насмешливые глаза.
– Гут, – одобрительно усмехнулся гитлеровец.
От неожиданности Логунов вздрогнул и остановился. Повернув голову вправо, он увидел второго гитлеровца с заросшим рыжей щетиной лицом. В голове моряка стало проясняться. Вот оно что! Противная дрожь в ногах сразу прекратилась, но по спине пробежал холодок. И тут Логунов почувствовал, что его руки связаны.
– Шнель, – сердито подтолкнул его сзади немецкий офицер.
Чуть пошатываясь, Логунов медленно пошел вперед. Теперь гитлеровцы перестали поддерживать его.
Попался! Сейчас приведут его в штаб, начнутся допросы. Если не будет отвечать, станут пытать. А потом концлагерь или смерть. Моряков фашисты не щадят. Можно, конечно, купить жизнь. Стоит только сказать, что на некоторых участках бригады один боец приходится на сто метров. Узнав об этом, немцы могут ночью прорвать оборону десантников, и поминай тогда, как звали Малую землю. Факт, что такой «язык» будет оценен. Можно купить жизнь, если дать слово верно служить гитлеровцам. Им нужны такие.
Можно! А потом что? Сможет ли он вернуться после войны к своей Дуне? Нет, не простит она, плюнет в лицо и память о нем вырвет из сердца. Трофим хорошо знает ее характер.
И тут Логунову вдруг вспомнилось, что Гучкова уже нет в живых, и он ощутил какую-то пустоту вокруг себя, тяжелую и гнетущую. Выходит, каждому свое! Один геройски принимает смерть ради спасения товарищей, другой рассуждает, как купить жизнь, а оба – моряки…
Логунов почувствовал, что у него закипает кровь. Какого черта он спокойно идет навстречу смерти? И еще рассуждает!
Остановившись, он с силой пнул ногой в бок шагавшего справа гитлеровца. Тот ахнул и, согнувшись вдвое, стал оседать на землю. Второй гитлеровец, шедший слева, получил ошеломляющий удар в лицо головой. Так лихо бить головой врага могут, пожалуй, только моряки. Гитлеровец не упал, но от жгучей боли в разбитом носу словно ослеп и с воем нелепо закружился. Все это произошло так быстро, что шедший позади офицер, кстати сказать, не предполагавший, что пленный со связанными руками будет сопротивляться, и поэтому настроенный беспечно, не успел опомниться, как получил удар ногой в живот.
Логунов бросился бежать. Пробежав с полквартала, он нырнул в подъезд разбитого дома.
Но руки, руки были связаны у моряка! Не успел он оглянуться, как его сильно толкнули, и он со всего размаху упал лицом на камни. От удара он потерял сознание и уже не чувствовал, как его тело топтали кованые сапоги.
Обозленные гитлеровцы тут и добили бы разведчика, если бы не вспомнили, что его нужно доставить живым. Один из них сбегал за водой и облил Логунова. Когда тот пришел в сознание, они подняли его и, ухватив под руки, повели. Моряк опять начал драться ногами и головой, крича:
– Не пойду, гады! Кончайте на месте!
Тогда его опять сбили с ног, закатали в плащ-палатку и в таком виде принесли в штаб.
Логунов стоял с опущенной головой, покачиваясь от слабости.
– Здравствуй, моряк, – услыхал он русские слова.
Подняв голову, Логунов увидел, что находится в большой квадратной комнате с низким потолком. Никакой обстановки в ней не было, за исключением стола, застланного синей бумагой, и длинной скамейки у стены. За столом сидел моложавый немецкий офицер. «Обер-лейтенант», – определил Логунов. Голубые глаза офицера смотрели весело, и все красивое лицо с белым лбом выражало спокойную уверенность. Справа от стола стоял рослый солдат с таким свирепым выражением лица и глаз, словно собирался драться. У него даже рукава были засучены по локоть, обнажая жилистые, заросшие рыжими волосами руки. На столе лежала казачья плетка и лист белой бумаги.
Встретившись с глазами моряка, офицер улыбнулся, сверкнув двумя верхними золотыми зубами.
– Уважаю сильных людей, – сказал он по-русски. – Но, признайтесь, ведь это безумие – драться одному против четверых, да еще со связанными руками. Не понимаю, не укладывается в моем сознании. Может быть, от страха? Но мне кажется, что вы человек не трусливый.
Логунов промолчал, слегка удивленный его словами.
Обер-лейтенант встал и подошел к Логунову.
– Итак, будем знакомы, – проговорил он с прежней улыбкой. – Я Гартман, офицер разведки великой германской армии. Вы пока наш пленный, но я думаю, что ненадолго. Если, конечно окажетесь благоразумным человеком. Как ваша фамилия?
– Голопупенко, – глухо буркнул Логунов.
– Гм, – с недоверием протянул Гартман и что-то сказал солдату, стоявшему позади пленного.
Тот начал выворачивать карманы Логунова. Но в них ничего не оказалось. Лишь из нагрудного кармана гимнастерки солдат извлек маленькую фотографию Гучкова с надписью на обороте: «Другу Трофиму на память о Малой земле». Эту фотографию сделал Гучкову политотдельский фотограф в обмен на трофейную зажигалку.
Гартман повертел фотографию и сказал:
– Это не вы. Кто такой?
– Брат, – насупился Логунов.
– Где он?
– На том свете.
Обер-лейтенант искоса взглянул на моряка, усмехнулся и положил фотографию на стол.
– Отдайте ее мне, – попросил Логунов.
– Пожалуйста, – вежливо сказал Гартман и опустил фотографию в карман пленного.
Сев за стол, обер-лейтенант приказал солдату дать пленному табуретку.
– Надеюсь, будете отвечать на все вопросы. – Улыбка сошла с его лица, и глаза стали серьезными. – Этим заработаете жизнь. И не только жизнь. Должен откровенно сказать, что в концлагерях несладко. А если дадите подписку работать на германскую армию, получите волю, хорошую работу, и в концлагере не придется прозябать. Вы сильный, смелый человек. Такие люди нам нужны для управления новой Россией.
«Мягко стелет», – подумал Логунов и облизнул сухие опухшие губы.
Обер-лейтенант пытливо посмотрел на него и крикнул: «Вассер». Солдат принес кружку воды и протянул пленному.
– Руки же связаны, – выдавил из себя Логунов.
– Ах, какой я несообразительный! – воскликнул Гартман и приказал солдату развязать руки пленного.
Почувствовав себя свободным, Логунов вздохнул полной грудью, расправил плечи и, криво усмехнувшись, взял кружку. Ему хотелось выпить ее залпом, но он сдержал себя и пил медленно мелкими глотками, чувствуя, как с каждым глотком возвращаются силы.
– После драки всегда мучает жажда, – сочувственно заметил Гартман. – А вы славно подрались. Теперь, вероятно, и курить захотелось. Пожалуйста.
Он протянул портсигар. Логунов взял папиросу и сунул в рот. Солдат чиркнул зажигалку.
– Я знаю, русские не любят наших сигарет, – сказал Гартман. – Разделяю ваше мнение. В сигаретах скверный табак. Русские папиросы – прима. Не правда ли, отличные папиросы?
– Ничего, – проговорил Логунов, жадно затягиваясь.
«Поет мотивно. Видать, хитрюга. Ну, посмотрим, что будет дальше», – подумал он.
Ему, видавшему виды разведчику, была понятна игра немецкого офицера. Продлится она недолго. Вежливая улыбка на его лице быстро потухнет, когда пленный не ответит ни на один вопрос.
А отвечать он, конечно, не будет. Вот сидит этот представитель арийской расы и самодовольно потирает руки. Победитель! Воображает, что на него будут работать советские люди, а того не понимает, собака, что не унести ему из России свои арийские кости.
Логунов плюнул на пол и бросил окурок.
– Улучшилось самочувствие? – поморщившись, но весело спросил Гартман.
– Вроде бы, – подтвердил Логунов, действительно почувствовавший, что к нему вернулись силы и хладнокровие.
– Теперь приступим к делу. Какой номер вашей части?
– Энский.
Гартман недовольно поморщился.
– Давайте, как говорит русская пословица, шутки в сторону. Отвечайте! – возвысил он голос.
– Я ответил, – сузил глаза Логунов.
Голос его чуть дрогнул. Вот сейчас и начнется то, о чем думалось раньше. Логунов сжал пальцы в кулаки, чтобы преодолеть дрожь в теле. Линия последних часов жизни намечена, и надо собрать всю свою волю, чтобы не уронить честь советского моряка.
– Вы – что? Не хотите отвечать? – спросил Гартман.