Она кинула на него косой взгляд:
– Наверное, вы попали к Кузьмичеву?
Рыбин положил плитку шоколада ей на колени.
– На память от незнакомого офицера.
– Спасибо.
– А теперь давайте познакомимся, – он протянул руку: – Я Михаил Рыбин.
Она подала свою и сказала:
– Галя Глушецкая.
– Знакомая фамилия, – задумался он, сдвигая брови. – Вспомнил – в нашей бригаде командир роты разведчиков был Глушецкий. Звали его, кажется, Николай. Погиб геройски. О нем в газете писали.
– Это мой муж, – вздохнула Галя.
– Вот как?! – воскликнул Рыбин. – Я же хорошо его знал. Мы вместе были в резерве. Он говорил о вас. Мы были тогда недалеко от Сочи, в чудном местечке. Помню, советовал я ему не соглашаться идти в разведку, а проситься в гидрографическое управление. Научный же работник. В резерве пробыл бы месяц, а то и два. А на это время я предлагал ему выписать вас. Побыли бы вместе. Не послушал…
Галя молчала, наклонив голову.
– А вы как оказались здесь? – спросил Рыбин после недолгого молчания.
Галя рассказала, как получила известие о смерти мужа, как умер ребенок, решила пойти на фронт.
– Хотела в ту же бригаду, где служил Коля. Но не попала. Сначала попала в геленджикский госпиталь. Там попросилась на Малую землю. Но когда прибыла сюда, оказалось, что бригаду отправили на формирование. Так и осталась в береговом госпитале.
– Да, бригады тут нет, – подтвердил Рыбин. – И в Геленджике ее нет. Говорят, где-то под Крымской. Я в ней служил. Но меня после апрельских боев перевели в другую бригаду.
Встав, он протянул Гале руку и с сожалением произнес:
– Как жаль, что не могу дольше побыть с вами. Надо идти к начальству с докладом. Но я очень рад, что познакомился с женой погибшего товарища. И еще более рад буду, если смогу как-то утешить вас, развеять ваше одиночество. Знаете что – давайте завтра в это же время встретимся тут.
Много месяцев он не слышал женского голоса и сейчас словно пьянел, держа в своей руке мягкую руку женщины, ощущая теплоту ее ладони, нежность пальцев. Он не выпустил ее руку до тех пор, пока Галя не пообещала завтра прийти сюда.
Словно оправдываясь, она сказала:
– После дежурства я не знаю, куда девать свободное время. Почти всех раненых эвакуировали в Геленджик, поэтому у врачей и сестер свободного времени сейчас много. Все, правда, находят себе дело, а я еще не нашла.
– Не вжились во фронтовой быт, – улыбнулся Рыбин. – Так со многими бывает. До завтра.
Оставшись одна, Галя некоторое время смотрела, как шагал по берегу старший лейтенант. Он развеял ее невеселые думы. И она была благодарна ему за это.
На другой день Рыбин шел в госпиталь в самом веселом расположении духа. Всю ночь он принимал и отправлял грузы, как всегда – под обстрелом. К утру устал до невозможности, а когда добрался до землянки – не мог уснуть. Перед ним стояла Галя – светловолосая, с грустными синими глазами.
Еще издали Рыбин увидел Галю на том же камне. Скрывая улыбку и не ускоряя шага, подошел к ней и сказал:
– Очень рад вас видеть. Спасибо, что пришли.
Сегодня по щекам Гали не катились слезы. Она вскинула на него глаза, в которых было спокойствие.
В ее руках были кусочек белого шелка и иголка с цветной ниткой.
– Вышиваете?
– Да вот занялась… Один офицер принес парашют, на котором немцы подвешивают светящиеся бомбы. Девчата разрезали его на куски, один мне достался.
– Кому подарите?
– А никому. Себе.
– Подарите мне. А я подарю вот это.
Он вынул из кармана самодельный алюминиевый портсигар. На крышке выгравирован рисунок, изображающий гору Колдун, море, пикирующий самолет.
– А я не курю.
– Неважно. Будете держать в нем иголки, нитки и прочую мелочь.
– Разве что так, – согласилась Галя. – Спасибо. На платке я тоже вышью гору Колдун. Сегодня не успею, а завтра будет готов.
– Значит, и завтра встретимся.
– Может быть.
– Буду рад! Я не помню уже, когда последний раз так вот просто говорил с женщиной. А кто-то из великих говорил, что мужчины без женщин глупеют, а женщины без мужчин блекнут.
– Мне, выходит, предстоит поблекнуть, – улыбнулась Галя и с горечью добавила: – Что ж, такова вдовья судьба.
– Вам это не грозит, – успокоил Рыбин. – Для такой доли вы слишком красивы.
– Вы уж скажете.
– Я правду говорю, Галя. Понимаю – у вас горе. Но горюй не горюй, а жизнь продолжается. Придет время – зарубцуется рана. Кто-то другой займет место в вашем сердце.
– Едва ли… – произнесла Галя и наклонила голову, чтобы скрыть вдруг повлажневшие глаза. Тряхнув головой, она добавила: – Не надо об этом. Вы должны мне рассказать все, что знаете о Коле. Как он воевал? Как ходил в разведку? Познакомите меня с теми, кто знал Колю. У них тоже узнаю о нем. Ну, рассказывайте.
На какое-то мгновение Рыбин смутился. Не так уж он близок был с Глушецким, чтобы что-то мог важное знать о нем. Правда, старшина разведроты Безмас, приходя за продуктами, рассказывал немало интересных фронтовых эпизодов. Ну что ж, героем их он сделает Глушецкого.
– Почему вы молчите? Я ведь и пришла сюда за тем, чтобы послушать о муже.
– Надо припомнить, – потер лоб Рыбин, словно напрягая память. – В первый раз я встретился с ним в штабе бригады. Это было спустя дней десять после высадки десанта…
А про себя Рыбин подумал: «Такой оборот дела меня не устраивает. Да ладно уж, как-нибудь выкручусь».
Галя слушала отрешенно, все так же устремив взгляд на море. Когда Рыбин умолк, она встала и подала ему руку:
– Спасибо. До завтра.
И пошла, опустив голову, задумчивая и грустная. Рыбин проводил ее глазами, ожесточенно пнул ногою камень и подвел итог:
– Да-а, меня бы так любили…
Целую неделю Рыбин встречался с Галей у заветного камня. За последние дни она немного оживилась, однажды даже засмеялась.
В воскресенье они не виделись, а в понедельник Галя сообщила, что дежурила сутки за девушек, которые уходили на смотр художественной самодеятельности, а теперь она сутки свободна.
– Знаете что, Галя, пойдемте ко мне, – предложил Рыбин. – Посмотрите, как я живу. А потом я провожу вас. Получится хорошая прогулка по морскому берегу.
Галя согласилась.
К землянке подошли, когда солнце уже село за гору Колдун. Рыбин зажег лампу-гильзу. Галя присела на краешек койки.
– Вот моя берлога, – сказал он. – Сейчас в ней сносно. А зимой – не приведи господи. Задуют норд-осты, брызги от волн летят ко мне. Печурку затопишь, а ветер дым задувает в землянку. Хорошо, что все это позади…
Стены землянки были завешаны плащ-палатками. На них булавками пришпилены цветные картинки, вырезанные из журналов. Над кроватью – полевая сумка, кинжал. Столик, сложенный из ящиков, тоже застелен плащ-палаткой. На столе стопка тетрадей, чернильница.
– Уютно, – заключила Галя. – Постель мягкая, с периной.
– Морская трава. Сам насушил, – похвастался Рыбин, садясь рядом, так как койка была единственным предметом в землянке, на котором можно было сидеть.
Он нерешительно обнял ее за талию. Она не отодвинулась и не отстранила его руку. Убрал ее сам.
– Между прочим, – заметил он, вставая, – на ужин ты опоздала. А раз так, то поужинаем вместе.
– Не откажусь. Я проголодалась.
Рыбин вышел из землянки и вскоре вернулся, держа в руках две банки консервов, хлеб и бутылку вина. Вскрыл консервы, нарезал хлеб.
– Консервы под названием «второй фронт», – пошутил он. – Американская колбаса и тушенка. Вино еще довоенное, местное.
– Мне немножко. Я не мастерица пить.
– Пью за тебя, за то, чтобы твои глаза излучали радость!
– Спасибо…
Рыбин налег на закуску. Галя дважды подносила кружку ко рту и ставила обратно на стол. Но потом решительно выпила залпом.
– Ой, – ахнула она.
– Закусывай, закусывай. – Рыбин придвинул к ней банку с тушенкой.
Через несколько минут Галя, посмеиваясь, говорила:
– Ой, голова кружится…
Рыбин обнял ее, привлек к себе и пытался поцеловат.ь в губы, но она отвернула голову – и поцелуй пришелся в щеку.
Хмель сразу вылетел из ее головы. Она резко встала, отбросила его руку. Хотела выйти из землянки, но он загородил дорогу.
– Прости, Галя, – дрогнувшим голосом сказал он и протянул к ней руки: – Я люблю тебя, люблю по-настоящему. Поверь…
Она молчала, смотря мимо Рыбина.
– Прости, – еще раз сказал он, – больше это не повторится.
– Не ожидала я этого от вас, – уже спокойно сказала Галя. – Мне пора идти. До свидания.
Он уступил ей дорогу. Но только она шагнула к выходу, как совсем близко разорвался снаряд. Рыбин быстрым движением оттолкнул ее и выглянул из землянки. Стоявший поблизости кладовщик сказал:
– Караван идет.
Рыбин повернулся к Гале:
– Нельзя идти сейчас. Немцы начали обстрел берега. Останьтесь, умоляю вас.
– И долго мне придется ждать? – встревожилась Галя.
– Часов до трех ночи.
– А вдруг меня хватятся в госпитале? Что подумают?
– Не знаю, что подумают, – сказал Рыбин, – но идти сейчас нельзя.
Галя задумалась.
– Я не могу тебя проводить, мне надо заниматься разгрузкой мотоботов, которые сейчас будут подходить к берегу. Подожди. Прекратится обстрел, и ты спокойно уйдешь. Приляг пока на койку, если устала.
Не отвечая, Галя подошла к выходу. Она увидела черные точки в море, около которых вскипали фонтаны воды. Неожиданно море осветилось. Это разорвался снаряд со светящейся ракетой, повисшей на парашюте. Сначала снаряды рвались далеко, потом, по мере приближения мотоботов к берегу, немцы перенесли огонь своих батарей к месту выгрузки. Осколки завизжали совсем близко.
Галя в испуге отпрянула. Нет, она не героиня, чтобы рисковать. Придется переждать. Но что подумают в госпитале? Ведь знают, что пошла к Рыбину. Пойдут сплетни. Ах, как нехорошо все получилось.
– Я остаюсь, – сказала она, садясь на койку.
– Вот и хорошо, – обрадованно воскликнул Рыбин. – А я побежал. Не скучай.