Новосельцев протянул ей руку.
– Посиди, Линочка, минутку.
– Минутку можно, – согласилась она.
– Как живешь, Лина?
Она вздохнула:
– Живу потому, что жить надо. Зачем, Витя, спрашиваешь? В работе только и забываюсь. Во время апрельских боев очень много раненых было, дни и ночи проводила в операционной. Столько страданий видела, что свое горе как-то забывалось. А сейчас затишье, работы меньше, и опять тоска. Теперь девчат некоторых подменяю: которой на свидание надо, а тут дежурство, ну я и остаюсь вместо нее. С людьми горе легче переносить…
Новосельцеву хотелось сказать ей что-то ласковое, ободряющее, но нужные слова не приходили, да и понимал он, что словами тут не поможешь.
Он встал, положил ей на плечо руку и сказал:
– Пойдем, Линочка. Делай уколы, давай пилюли.
Всю ночь Новосельцев не мог заснуть. Ворочался, вставал, курил, снова ложился. Он думал о своих боевых друзьях: что они, как там сейчас в море. Он готов был сию же минуту бежать из госпиталя туда, к ним. Потом ему вспомнился лейтенант Букреев, которого ему прислали помощником и от которого он постарался избавиться. Сейчас ему казалось, что сделал это зря. Букреев теперь помощник на тральщике и считается храбрым моряком.
Уже под утро подумал: «Не сплю оттого, что просто не привык по ночам спать. Ничего, привыкну… После войны, если останусь жив…»
Он вспомнил совет Корягина. Включил свет, раскрыл книгу.
На рассвете, выйдя из палаты, Новосельцев увидел входящие в бухту мотоботы, сейнеры, сторожевые катера и облегченно вздохнул: благополучно вернулись ребята от берега Малой земли. И вдруг он почувствовал, как нестерпимо хочется ему спать.
Вернувшись в палату, лег и крепко заснул.
Проснулся в полдень. Но без ощущения свежести. Надев халат, Новосельцев вышел из палаты в аллею.
Ходил до тех пор, пока его не вызвали к врачу.
После обеда, прихватив с собой книгу, отправился в беседку. И только принялся читать, как услышал знакомый басок:
– Эгей, Новосельцев, где ты, отзовись!
– Здесь я! Сюда, товарищ замполит!
Бородихин подошел к нему, хлопнул по плечу, отступил на шаг.
– А ну-ка, дай рассмотрю, какой ты есть кандидат партии? Нос заострился, глаза запали, но глаза ничего, можно сказать, даже веселые… Виноват я перед тобой. Следовало раньше дать тебе отдых. Теперь остается одно – лечиться и лечиться. Между нами говоря, – понизил он голос, – чувствую что скоро рванем вперед. А пока стоим на месте, обеспечиваем только Малую землю – обойдемся без тебя. Когда пойдем вперед – без тебя не обойтись. К тому времени ты обязан быть в строю.
– А скоро – вперед?
– Не раньше, чем через месяц. Поэтому укладывайся в месяц, лечись на полную катушку, выполняй все предписания. Уразумел?
Виктор кивнул головой.
Бородихин вдруг спохватился:
– Ой, что это я болтаю с тобой о том, о чем не положено с больным! Все, больше ни слова.
– Скажите хоть, кто командует моим катером?
– На этот вопрос отвечу. Никто. Катер приказано поставить на ремонт. Механик говорит, что недели две-три придется повозиться.
– А кто командует конвоем?
– Хватит, не скажу. А вот это тебя должно обрадовать, – он вынул из кармана письмо, сложенное треугольником. – Это не во вред здоровью. Рулевой мотобота утром передал мне, говорит, что от одной дивчины с Малой земли.
– Так что же вы молчали до сих пор? – вскричал Новосельцев, торопливо разворачивая письмо.
– Читай, а я пока покурю.
Виктор торопливо читал, чувствуя на себе взгляд замполита.
– Не во вред здоровью? – усмехнулся Бородихин.
– Не во вред, наоборот!
– От Тани?
– От нее.
Новосельцев спрятал письмо в карман халата, весело блеснул глазами:
– Новость хорошую сообщила Таня. Помните, я говорил как-то о своем друге Николае Глушецком? Рано похоронили, оказывается! Таня пишет, что он жив, только тяжело ранен, эвакуирован на Большую землю.
– Как же, помню. Но в нашем госпитале его нет, вероятно, увезли дальше. А что еще пишет?
– На Малой земле снайперы действуют вовсю! Каждый день десятки гитлеровцев отправляют на тот свет! И еще пишет, что во всех частях проводятся смотры художественной самодеятельности.
– Под огнем, – покачал головой замполит. – Ну и братва там!
– Он помолчал немного, потом спросил: – Напишешь ей, что лежишь в госпитале?
– А стоит ли?
– Пожалуй, не стоит. Не надо расстраивать. Ей и без того несладко. А может быть, тебе хочется, чтобы она приехала проведать тебя? Это можно устроить.
– Пока не надо, – торопливо отозвался Новосельцев. – А вообще подумаю.
Глянув на часы, замполит поднялся.
– Засиделся… Сегодня же у меня семинар агитаторов. Всех благ тебе. Бывай.
Когда он ушел, Новосельцев снова вынул письмо. Таня писала о том, что очень и очень любит его, тоскует. Хотя бы скорее стали они мужем и женой.
За два года войны он впервые получил от нее такое письмо. Не то что раньше: «Сейчас война, не до любви». Значит, что-то произошло, если случилась такая перемена в ее убеждениях. Виктор был склонен видеть причину в том, что Тане невыносимо тяжело на Малой земле, где даже закаленным матросам подчас невмоготу.
«Родная моя Танюша, – думал он, – что тебе приходится переносить. Как я буду беречь тебя!»
Выйдя из беседки, он побежал разыскивать бумагу и чернила, чтобы написать ответное письмо.
Ночь опять была бессонной. Виктор вставал, зажигал свет, читал и в который раз садился за письмо.
Под утро заснул. Когда проснулся, сразу взялся перечитывать то, что написал ночью. Остался доволен. Смастерил конверт, запечатал и надписал: «Малая земля, лично снайперу Татьяне Левидовой». А сверху приписал: «Срочно».
Насвистывая, он подошел к зеркалу, причесался. Подмигнул себе, улыбнулся и тут же испуганно закрыл рот: какая уж тут улыбка без зубов.
«Ну и вид, – огорчился Виктор, – на люди стыдно показаться, а если покажешься, то рта не раскрывай. Тоже мне жених!»
Он отправился разыскивать зубного врача.
К концу дня пришел Школьников. Он принес с собой гитару.
– Вручаю тебе подругу моряка, – весело сказал он, протягивая ее Виктору. – Замполит поручил передать тебе и велел играть не менее часу каждый день и петь.
– Вот только с пением вряд ли что получится, – возразил Виктор.
– Это почему же?
Новосельцев приподнял верхнюю губу.
– Ах да, – спохватился Школьников, – у тебя ж зубы выбиты. Не беда. Пока и так можно, потом вставят металлические.
– Мне красивые надо, золотые…
– Золотые – это уже после войны, а пока и так хорош будешь, тебе ведь не жениться, не на свидание идти.
– В том-то и дело, что жениться, – вздохнул Новосельцев.
Школьников разинул рот и какое-то мгновение не мог выговорить ни слова.
– Жениться? Когда же успел найти невесту? Здесь, в госпитале? Что-то быстро. Впрочем, ты же катерник – мастер быстрого хода.
– Напрасно остришь, Володя.
– А кто такая?
– Таня.
– Это та девушка-снайпер, которая тебя два года за нос водила. Значит, дала согласие?
– Как возьмем Новороссийск, так и поженимся.
– И будете вместе?
– А вот это неизвестно.
По лицу Школьникова скользнула тень.
– А я вот не пойму – женат я или холостой. Помнишь, занимал у тебя деньги на подарок для Маргариты? Сопровождал тогда транспорт до Батуми. Как ошвартовался, так к ней. Встретила приветливо. И мамаша ее тоже. Но теплоты никакой. Не чувствовал я себя мужем. Предлагал аттестат. Отказалась. А живут бедно. Комнатушка малюсенькая. Провожали меня до пирса. Могла бы хоть при расставании поцеловать. Не поцеловала. Ну, скажи, что это за жена?
Новосельцев пожал плечами.
– Не пойму я вас.
– Я и сам не пойму, – махнул рукой Школьников.
Некоторое время оба молчали. Новосельцев взял в руки гитару, тронул струны, но тут же отложил ее.
– У кого это я видел часы с золотой цепочкой, – нарушил молчание Школьников. – Надо припомнить. В военное время такая роскошь ни к чему.
– Может, у Уздякова, – высказал предположение Новосельцев.
Школьников криво усмехнулся и махнул рукой.
– Был Уздяков и весь вышел.
Новосельцев удивленно посмотрел на него.
– Как это – вышел?
– Арестовали его. Проштрафился.
– Вот это новость! – ахнул Новосельцев. – Что же натворил?
– Всему виной одна блондинка. Уздяков к ней со всей душой, а она оказалась шпионкой. На допросе призналась, что Уздяков выбалтывал ей секретные сведения… Штрафной роты не миновать, – заключил Школьников.
Несколько мгновений оба молчали, потом Школьников помимо воли зевнул и бросил смущенный взгляд на Новосельцева:
– Недоспал малость…
Новосельцев посмотрел на него и решительно заявил:
– Топай на корабль, Володя. Не ровен час, окажешься в этом госпитале.
Только сейчас он увидел, как осунулся Школьников. Китель висел на нем мешком, нос заострился, тонкие губы стали еще тоньше.
– Да надо вздремнуть перед рейсом, – Школьников поднялся.
– Постой, Володя, – вдруг спохватился Новосельцев, доставая из кармана письмо. – Кому-нибудь из почтальонов Малой земли вручи. Пусть лично доставит адресату.
Школьников взял письмо и простился.
Новосельцев тоже вышел из беседки.
Таня так и не покинула Малую землю. Сначала она собиралась уехать сразу после слета снайперов в бригаде. Потом Вася Рубашкин уговорил ее остаться на смотр художественной самодеятельности, где он читал свои стихи. А после смотра ее послали на слет снайперов всей Малой земли. Там Таня познакомилась с асами снайперского дела – Дмитрием Кучменко из 255-й бригады, Владимиром Дмитренко из 8-й гвардейской и не жалела, что осталась.
В летние месяцы на Малой земле установилось затишье. Относительное, конечно. По-прежнему днем и ночью противник обстреливал ее из орудий и минометов, по-прежнему стрекотали пулеметы и автоматы, пули свистели по всему плацдарму. Но к этому малоземельны привыкли, это считалось обыкновенными боевыми буднями. Десантники основательно зарылись в каменистую землю, и вражеские снаряды и мины не причиняли больших потерь.