Не удержавшись, она выглянула. В темном ночном воздухе далеко разносился ритмичный хруст: где-то за поселком паслись коровы. Легкий ветерок, гуляющий в переулках между домами, погладил ее по коже. Она не видела ничего, абсолютно ничего, кроме искорок, которые вспыхивали внутри глазных яблок. Она стояла до тех пор, пока не начала дрожать; потом тщательно заперла дверь на засов и вернулась в постель. По пути в спальню она обо что-то ушибла палец – включать свет снова она не собиралась – и легла с чувством, что никакими кошмарами ее уже не напугать.
Вопреки ожиданиям, спала она хорошо. Сам сон не запомнился – только то, что он был приятный. Когда она встала, солнечный свет уже нарисовал на кухонном полу сетку, повторяющую решетку задней двери. Офелия нахмурилась. Задняя дверь? Она шарахалась ночью в темноте, чтобы запереть уличную дверь, и забыла про дверь в огород? Быть такого не может: дверь точно была заперта.
Она не помнила. Такое уже случалось: она думала, что закрыла дверь, а потом та оказывалась открытой; или, наоборот, вроде бы открывала, а потом выяснялось, что нет. Это началось давно, еще до того, как улетел Барто. Забывчивость ужасно раздражала ее; из-за нее она чувствовала себя глупо. Офелия встала и пошла искать предмет, о который запнулась ночью. Надо убрать его с пола, пока она и об этом не забыла.
На пути между уличной дверью (та была на засове – по крайней мере, хоть тут она не опростоволосилась) и дверью спальни не обнаружилось ничего, обо что можно было ушибить палец. Стулья аккуратно задвинуты под кухонный стол. Ничего… если только она не заплутала в потемках и не ушиблась о косяк двери своей прежней спальни. Но, будь это так, она бы нащупала рядом стену.
Она переводила взгляд с открытой кухонной двери на дверь спальни, с окна на окно, снова на стол со стульями. Все вещи были на своих местах. При свете солнца, когда ветерок доносил с огорода свежий утренний воздух, насыщенный ароматами зелени, сложно было поверить, что ночью происходило что-то неладное. Офелия принюхалась. Никаких странных запахов, хотя коровий дух еще не улетучился. Она открыла наружную дверь и увидела, что по улице тянутся дорожки из коровьих лепешек.
Она вынесла из сарая тачку и легкую лопату и все утро носила навоз в компостную канаву. Коровы вернулись на пастбище и как ни в чем не бывало мирно пощипывали траву. Собирать навоз с улиц оказалось куда проще, чем в траве; если бы коровы приходили в поселок каждую ночь, она могла бы каждый сезон удобрять все огороды свежим навозом и раз и навсегда решила бы проблему с топливом для рециклера. Конечно, ей не хотелось каждый день убирать навоз; ей не нравился запах. Она заполнила доверху компостную канаву, а остатки навоза отправила в рециклер; потом приняла душ, чтобы смыть с себя запах. В журнале она отметила, что ночью коровы зашли в поселок. Не сказать, чтобы важные новости, а все-таки событие. Она проверила погоду и увидела, что посреди океана собирается крупный шторм, первый в этом году. Это была опасность посерьезнее воображаемых пришельцев. Она набросала список дел, с которыми нужно разобраться, пока шторм не дошел до поселка – если, конечно, он не пройдет мимо. Починить ставни и двери, убедиться, что все вещи прочно закреплены и не улетят с первым порывом ветра. Возможно, на этот раз она переждет шторм в центре. Перетащит в швейный зал какой-нибудь матрас. Тот, что в старой спальне, отлично подойдет, и нести недалеко.
Матрас оказался почти неподъемным, а дорога была мокрая, в следах от коровьих лепешек. Офелия недовольно оглядела навозные пятна. Не хватало еще волочить матрас по коровьему дерьму, а потом на нем спать, пусть даже спустя несколько дней. Садовая тачка тоже провоняла навозом. На складе рядом с рециклером были тачки побольше и потяжелее, на них раньше возили лес; Офелия выкатила одну из них. Через переднюю дверь тачка не пройдет. Офелия выволокла матрас на порог, кое-как взвалила на тачку и покатила к центру. Там дверной проем был пошире… но в швейный зал тачка не прошла. Офелия столкнула матрас на пол и оставила его лежать. Она слишком устала, чтобы затаскивать его в зал.
К тому времени, как она вернула тачку на склад, начало смеркаться, и ее переполняла обида на весь свет: на дурацкий шторм, дурацких коров, дурацкий матрас и дурацкую тачку. А пуще всего – на идиотов, которые спроектировали эти дверные проемы, слишком узкие для садовых тачек. Себя она обругала тоже: провозившись весь день с матрасом, она не проверила огород, и склизевики наверняка попортили половину помидорных кустов.
Она выскочила в огород, но не обнаружила никакого ущерба, кроме раздавленного склизевика между грядок. Свежего, влажно поблескивающего. Она собрала все спелые помидоры, которые удалось разглядеть в сгущающихся сумерках, и отнесла их в дом. Склизевик не шел у нее из головы. Наверное, его раздавила корова. Или овца. Или кровожадный пришелец, который собирался отрезать ей голову… Но об этом она подумает позже.
Она приняла душ. Бегущая вода смыла раздражение и успокоила натруженные мышцы. Выйдя из душа и вытершись, Офелия поняла, что не прочь надеть какие-нибудь бусы. Белые, красные, коричневые. Тут она вспомнила, что сегодня не ставила тесто; придется готовить ужин с нуля. Она зачерпнула горсть муки, добавила жира, щепотку соли, немного воды. Замесила тугой упругий шар, от которого отщипнула кусочки поменьше. Одной рукой сунула в печь решетку. Затем раскатала из кусочков теста лепешки своей второй любимой скалкой (любимую забрала Розара, чего Офелия ей до сих пор не простила, хотя невестка, скорее всего, еще спала в криокапсуле на пути туда, где ей не понравится, – наказания хуже не придумаешь).
Она покрошила в сковороду сосиску, нарезала лук и начала их обжаривать. Свиные сосиски скоро закончатся; она наконец-то подъела запасы свинины в морозильных камерах центра. Рано или поздно придется зарезать овцу или корову. Нужно сделать это, пока у нее еще достаточно сил, напомнила себе Офелия. Она говорила это еще зимой, но продолжила питаться замороженным мясом под предлогом, что оно может испортиться. На самом деле ей просто нравились свиные сосиски. Если бы в поселке остались свиньи… Но последних свиней забили, когда стало ясно, что те, в отличие от овец и коров, разбегаются с терраформированного участка вокруг поселка.
Когда сосиска и лук были почти готовы, Офелия кинула лепешки на разогретую решетку, перевернула прутиком на другую сторону, а потом скинула на тарелку. Сосиску и лук можно подержать еще пару минут; она нарезала свежие помидоры, пока мясо шипело на сковороде, добавила по веточке мяты и базилика.
Вкусная еда никогда ей не надоедала. Она помнила, как некоторые старики жаловались, что с возрастом пища становится безвкусной, или просто отказывались от еды, но ей повезло. Кусочек теплого помидора, горячая сосиска с луком в печеной лепешке, немного мяты… То что надо. А завтра она закончит готовиться к шторму, если тот придет. Надо будет проверить насосы; прошло уже несколько дней. И убедиться, что все готово. Может, даже затащить треклятый матрас в швейный зал.
7
К утру шторм стал ближе. Метеорологическая система отслеживала его движение; если он не свернет в сторону, то обрушится на поселок через четыре или пять дней. Пока он был не такой сильный, как два года назад, но будет крепчать, пока не достигнет побережья. Офелия вышла из центра, перебравшись через лежащий на полу матрас. Перетащить его в швейный зал можно и позже; если она займется этим сейчас, то, чего доброго, отвлечется на бусы.
Снаружи было ясно и солнечно – мнимая безмятежность, которая, по опыту последних лет, предшествовала шквальному ветру. Офелия сверилась со списком. Сперва насосы, потом прочее оборудование. Надо будет захватить блокнот и записать, каким зданиям требуется ремонт. Вход насосной станции зарос дневкой, яркие красные цветы и хрупкие семенные коробочки изящно свисали с крыши над проемом. Офелия с трудом открыла оплетенную лозами дверь. Внутри тарахтели насосы – привычный ровный гул. Все показатели были в норме. Интересно, сильно ли поднимется река, когда начнется дождь. Если уровень воды станет слишком высок, надо будет отключить насосы, но это можно сделать и из центра.
Когда она попыталась закрыть дверь, та снова уперлась в дневку. Ворча, Офелия спилила жесткие стебли и расчистила проем, а потом закрыла дверь на засов. Резать дневку она не любила; цветы увядали за считаные минуты, даже если поставить их в воду. И все-таки ради этих нескольких минут красоты она обвязала несколько стебельков вокруг шеи и рук. Бросит их в рециклер, когда будет проходить мимо.
Коровы все утро методично щипали траву, будто чувствовали, что нужно как следует запастись топливом перед штормом. Офелия вспомнила, что нескольких смыло в прошлое наводнение. Может быть, загнать их в поселок, а то и укрыть в одном из зданий? Но выдержат ли двери и огородные калитки, даже если она загонит животных в один из немногих закрытых дворов? Нет. Лучше придерживаться списка.
Оборудование работало исправно, но несколько лампочек перегорело. Это был один из тех ресурсов, которые Офелия не смогла восполнить, когда запасы подошли к концу. Она пробовала напечатать лампочки на фабрикаторе – в меню такой пункт был, – но ничего не получилось, а она недостаточно хорошо разбиралась в его устройстве, чтобы понять почему. Теперь, вместо того чтобы менять лампочки, она просто выкручивала те, что могли выйти из строя во время шторма. Из-за этого рядом с центром и рециклером больше не было внешнего освещения, но она все равно почти им не пользовалась.
Наскоро пообедав, Офелия достала инструменты и приступила к ремонту текущих крыш и провисших козырьков, ставен и дверей, которые могло выбить порывом ветра. Проблем обнаружилось больше, чем она ожидала. Она попыталась вспомнить, когда занималась ремонтом в последний раз, отгоняя виноватое ощущение, что ей следовало ежедневно проверять каждый дом, каждую дверь и каждую ставню. Конечно, она знала, что это невозможно. У нее не осталось бы времени на работу в огородах, шитье и все остальное. Но в голове, словно налитой свинцом от духоты, которая всегда предшествовала большому шторму, недовольно бубнил старый внутренний голос, напоминая, что есть дела поважнее, что ей вовсе не обязательно мастерить очередные нарядные побрякушки.