Существо рыкнуло. Как это понимать? Оно подрыгало нижними конечностями и рыкнуло снова. Офелия сердито зыркнула на него. Неужели он настолько тупой, что не в состоянии сам выпутаться из полотенца? Или настолько ленивый?
– Сними его, – сказала она.
Существо заворчало и дернуло… лапой? Нет, все-таки скорее ногой.
– Как дитя малое, – пробурчала Офелия и нагнулась за полотенцем. – Тупица, лентяй, бездельник…
Хорошо, что существо не знало ее языка. За время, проведенное в одиночестве, она напрочь отвыкла следить за выражениями.
Что ж, по крайней мере, теперь он был не такой мокрый и не заливал ей полы. Она переместилась на кухню, включила печь и достала свои банки. Ей нужны хлеб, мясо и овощи. Сначала надо напечь лепешек. Она зачерпнула горсть муки, и тут что-то твердое коснулось ее плеча; Офелия подпрыгнула, и мука разлетелась по кухне.
– Идиот!
Чужак заворчал и убрал руку.
– Я готовлю, – объяснила она, словно он мог ее понять. – Я хочу есть и готовлю еду.
Она взяла новую горсть муки, смешала с жиром, солью и водой. Ощущение мягкого теста в руках успокаивало; это было нечто знакомое, то, что она понимала лучше многих. Помесить, расплющить, помесить, расплющить. Отщипнуть кусочки, расплющить, раскатать, разложить на решетке. От одного аромата теста рот заполнился слюной. Офелия оглянулась и обнаружила, что существо отступило к двери и настороженно наблюдает за раскаленной решеткой, на которой исходили паром лепешки. Боится огня, значит? Это знание может ей пригодиться, но не раньше, чем она поест. Она открыла дверцу холодильника, достала кусок колбасы. Первая лепешка была готова; не заморачиваясь с начинкой, Офелия съела ее всухомятку, обжигая нёбо, чтобы утолить первый голод. Когда подоспела вторая лепешка, она вспомнила про варенье, которое закатала весной. Так еще лучше. Колбаса шипела на сковороде; в вытопленном жиру Офелия обжарила ломтики картошки. Она оглянулась на чужака – тот стоял посреди комнаты и с явным интересом поглядывал на дверцу холодильника. Она снова открыла холодильник, наблюдая за чужаком; тот встретился с ней взглядом и рыкнул.
– Долго держать открытым нельзя, – пояснила она и закрыла дверцу.
Может быть, он тоже голоден? Но когда она повернулась снова, чтобы предложить ему еды, то обнаружила, что он как сквозь землю провалился – только мокрое полотенце на полу напоминало, что ей не почудилось.
Она уже успела поесть и дойти до центра, чтобы вытереть воду, когда чужаки вернулись. Дождь стал мельче, но заканчиваться не спешил; Офелия метлой согнала воду на улицу, в переполненные сливные канавы. Она не замечала чужаков, пока сразу трое или четверо не встали на пороге, когда она сметала воду к выходу. Существа не шевельнулись. Офелия махнула на них метлой.
– А ну!
Они продолжали стоять у нее на пути. Какое хамство. Она раздраженно двинула метлой, окатив грязной водой их ноги. Один заклекотал и попятился; остальные двое остались на месте.
– Что, мало?
Они продолжали стоять на пороге – глупые, как коровы, подумалось ей, – и она снова плеснула в них водой. Существа заклекотали и на этот раз отступили, переглядываясь между собой. Офелия вернулась в дальний конец коридора. Когда она добралась до порога снова, чужаки вернулись, но шустро расступились, прежде чем она успела плеснуть на них водой.
На этот раз они прошли за ней внутрь. На мокрые отпечатки их ног Офелия даже не смотрела: пол все равно был грязный. Хорошо бы, они вытерлись, вместо того чтобы заливать пол водой, но ей не хотелось отвлекаться на поиски полотенец. Существа уходили с дороги, когда она приближалась к ним с метлой, но этим их участие в уборке ограничивалось.
«Лентяи и неженки», – заключила она. Грубияны, лентяи и неженки. Если у них и были матери, те явно не учили своих отпрысков помогать по дому. Да и есть ли у них дома? Призадумавшись, она перестала возить метлой по полу и посмотрела на существ. Должны быть. Все разумные животные строят себе укрытия – это один из главных признаков разумности. Кому захочется мокнуть под дождем и ветром в непогоду? Уж точно не им; в конце концов, один из них чуть не погиб во время шторма. Значит, у них есть дома, а раз у них есть дома, кто-то должен их убирать. Они не могут не знать, как это делается.
С этой мыслью она дошла до чулана и достала оттуда швабру и еще одну метлу. Если они намереваются ее прикончить, пусть сперва потрудятся, чтобы заслужить такую честь. Она выволокла инвентарь в коридор; чужаки продолжали стоять где стояли.
– Вот.
Она протянула метлу. Один из них взял ее. Офелия протянула второму швабру, и тот взял тоже – словно ребенок, не совсем понимающий, для чего эта штуковина нужна. Ничего, она их научит – как-то же научила своих детей. Ей вовсе не улыбалось становиться бесплатной прислугой для шайки не пойми кого.
– Вот так.
Она показала, как нужно мести. Чужак с метлой долго наблюдал за ней, потом перевел взгляд на своих сородичей и что-то заворчал, а напоследок издал высокий клекочущий звук. Они заухали в ответ. Офелия истолковала их крики по-своему.
– Да, именно. Не стой столбом, – сурово сказала она. – Пол мокрый. А ты больше и сильнее меня. Давай мети.
Существо осторожно повозило метлой по полу. Ну что за детский сад?
– Сильнее. С нажимом.
Она показала снова. Чужак надавил на метлу – недостаточно сильно, но какой-никакой прогресс.
– Давай, за дело. – Офелия показала на воду, собравшуюся на неровном полу.
Чужак покосился на нее, на своих спутников и провел метлой по луже – не слишком эффективно.
– А ты, – Офелия кивнула существу со шваброй, – делай вот так. – Швабры у нее не было, поэтому она взялась за ручку поверх его рук и показала, как правильно держать швабру. – Швабра впитывает воду.
Они не понимали ее, но объяснения почему-то успокаивали. Она разговаривала с ними, как говорила бы с людьми. Руки чужака под ее ладонями были крупные и костистые, жестче человеческих, со странным строением.
– Как намокнет, выжимай, – велела она, но, когда попыталась поднять швабру повыше, чтобы отжать, существо уперлось, не выпуская швабру. Оно застрекотало, и остальные заворчали в ответ.
Офелия посмотрела на его лицо и увидела, что у него сомкнуты веки. Что-то не так. Она выпустила швабру из рук; существо открыло глаза и рыкнуло. Что ж, наверное, лучше найти еще метлу. Она отдала свою метлу третьему существу, кивнула на лужу, которую его сородич скорее развозил по полу, чем выметал, и сходила в чулан за третьей метлой.
Жестами и тычками она объяснила, что воду нужно мести к выходу; себе она взяла швабру. Выжимать Офелия не любила, но мокрые полы не любила больше. Снаружи продолжал размеренно шуметь дождь.
Она уже успела проголодаться снова, когда остальные существа явились в центр и шумно потребовали, чтобы «ее» существа прекратили работать. По крайней мере, так это смотрелось со стороны. Новоприбывшие рычали, клекотали и ухали, пока их сородичи не побросали метлы. Все взгляды устремились на нее, и она снова почувствовала себя неуютно. Такое пристальное внимание ей не нравилось. Лучше бы убили ее или ушли – что угодно, лишь бы не действовали на нервы своими взглядами.
Пол теперь был лишь слегка влажный, и помощь ей больше не требовалась.
– Ступайте, – сказала она, выпроваживая их жестами. – Дальше сама справлюсь.
Вместо этого чужаки прошли внутрь, и на полу немедленно образовались новые лужи.
– Балбесы!
Она схватила швабру и замахала на них. Существа за ее спиной, помогавшие убираться, что-то заухали новоприбывшим; те заухали в ответ. Новички настаивали на своем; Офелии пришлось шлепнуть тряпкой по их длинным темным пальцам с черными когтями, чтобы протиснуться мимо и отжать швабру на улице. Они не сделали никакой попытки ей помочь и не подвинулись, чтобы ее пропустить.
Совсем как эти. Что конкретно означает это местоимение – источник ее опыта, – она не задумывалась. Закончив убирать новые лужи, она в последний раз отжала швабру и поставила ее у двери. Чужаки что-то обсуждали – ее вкусовые качества, не иначе – и не обращали на нее внимания. Офелии все еще хотелось есть. Дальше по коридору, за машинными залами, располагались общественная кухня и кладовые. Одарив чужаков последним негодующим взглядом, Офелия направилась туда. За спиной поднялся недоуменный гвалт, по полу зацокали когти. На секунду она удивилась, как не замечала этого цоканья раньше, а потом поняла: во время шторма было слишком шумно, а в центре она постоянно с ними разговаривала. В кладовых хранилась всяческая бакалея: мука, сахар, соль, сухие дрожжи, сода и разрыхлитель, сушеная фасоль и горох; в морозильных камерах – порядком истощившиеся запасы мяса и прочих скоропортящихся продуктов. Свет на кухне горел еще с тех пор, как Офелия зашла в центр; теперь она включила свет и в кладовой. Сушеная фасоль готовится слишком долго. Она заглянула в морозилку. Внутри хранились пакеты с запеканкой, рагу и супами, заготовленные поселенцами впрок на всякий случай. Эти запасы были почти не тронуты: Офелия предпочитала готовить сама. Она вынула пакет с едой, приготовленной Арианой; на нем были подписаны ее имя и фамилия и содержимое: рагу из ягненка. Офелия сунула пакет в аппарат для быстрой разморозки и занялась поисками сковороды. К тому времени, как сковорода нашлась, пакет с рагу уже оттаял. Она открыла его и вывалила на сковороду комковатое холодное содержимое.
Пока она грела рагу, на кухню заявились существа. Они, как дети, всюду совали нос. Крутили вентили, включая и выключая воду, – выходит, запомнили, чему она их учила в доме. Открывали шкафы, вертели в руках кухонную утварь и продукты и даже включили свет в другой кладовой. Один из них подошел к Офелии и очень медленно тронул ее за руку, сжимающую ложку. Он негромко рыкнул.
Офелия была хорошо воспитана; раз уж они пока не спешат ее убивать, почему бы не удовлетворить его любопытство?
– Я готовлю рагу, – объяснила она. – Это ложка, это сковородка, это плита.