Должно быть, прибыли их друзья, а может, родственники. Офелия закончила вытирать пальцы ног – неспешно, каждый по очереди, чтобы было время подумать. На этот раз все будет иначе. Она порядком устала от инакости, но миру, как всегда, было совершенно безразлично ее мнение. Сколько их будет на этот раз? И позволят ли новоприбывшие жить своей жизнью и заниматься своими делами, как позволяли ее существа (она чуть не произнесла мысленно «друзья»)?
Офелия надела ожерелья, которые оставила на кухонном столе. Нет, чего-то не хватает. Открыла дверь – на улице никого. Со стороны реки долетали возбужденные голоса и мычание коров. Офелия прикинула варианты. Наряд, над которым она работала в последние дни, из множества пестрых лент? Или, может, «штормовое» платье? Или та накидка с капюшоном, которую она расшила цветами и лицами? Голоса стали ближе. Накидка: ее быстрее всего надевать, и к тому же она здесь, под рукой. Но даже в накидке, поверх которой лежали нити ожерелий, чего-то как будто не хватало. Браслеты? Да, пожалуй. И вязаное кружево, которое она как-то раз надела на голову: Офелия хорошо помнила, как расширились глаза существ, когда они впервые увидели это украшение.
Она вышла из дома, дошла до перекрестка и свернула к реке. Чем дожидаться, когда они придут, лучше выйти им навстречу. В конце концов, это ее территория. Накидка слегка колыхалась на ветру; Офелия опустила взгляд на перевернутые большеглазые лица. По причине, которой уже и сама не помнила, она вышила на одном из них три глаза и пустила по бокам, между лицами спереди и цветами на спине, двойной ряд глаз.
От реки навстречу ей двигалась группа существ. На одном она разглядела свое ожерелье – получается, та троица вернулась? Были среди них и незнакомцы: один гораздо темнее остальных, еще один в короткой накидке цвета лазури. У последнего дома Офелия умерила шаг. Они шли в ее сторону, груженные какими-то мешками. Провизия? Снаряжение? Новенькие – по крайней мере, тот, в лазурной накидке, – шли медленнее, чем ее знакомцы.
Вблизи видно было, что все они принадлежат к одному виду, и все же на этот раз впечатление было иным. Офелия не замечала среди «своих» существ никакой организации и не могла сказать наверняка, кто среди них главный. Не считая тех дней, когда они уходили на охоту, они просто держались рядом, не занимаясь ничем в особенности, а лишь наблюдая за ней. Теперь же она заметила, что ее существа переместились в тыл группы; существо в накидке шло первым, словно имело на это право.
Сердце громко стучало в груди; в ушах шумела кровь. Что это, испуг или предвкушение? Офелия разглядывала фигуру в накидке, пытаясь найти хоть какие-то подсказки. Под одеянием виднелись застегнутые крест-накрест ремни, увешанные уже знакомыми тыквенными сосудами и мешками.
Метрах в пяти от Офелии существо остановилось. Остальные встали чуть поодаль. Ветер трепал накидку Офелии и колыхал накидку существа. Чужак медленно протянул вперед руки ладонями вверх, широко растопырив пальцы. Этот жест она поняла легко: пустые ладони, мирные намерения. Конечно, не факт, что ему можно верить, но ответить не помешает. Офелия повторила его жест. Существо соединило ладони, коготь за когтем, как молитвенные фигурки, которые Офелия помнила из детства. И снова она повторила за ним. Что бы ни вкладывали в этот жест чужаки, их понимание отличалось от человеческого. В исполнении людей он никогда не вызывал у нее доверия. Офелия ощутила укол вины и поспешила прогнать эти мысли. Существа не могли знать о ее недоверии.
Существо в накидке медленно развело руками, обводя поселок за спиной Офелии, изобразило, как заворачивает его в аккуратный сверток, и протянуло ей. Если она что и понимала, это означало: «Это место принадлежит тебе». А может, это был вопрос. Припомнив детскую песенку, Офелия нарисовала в воздухе большой круг, провела рукой от круга до горизонта, повторила жест с заворачиванием и протянула невидимый сверток существу в накидке так, словно это было что-то очень большое и ценное. «Вся эта планета принадлежит вам».
Ее существа нетерпеливо зашевелились за спиной у новоприбывших, но существо в накидке несколько секунд не реагировало на ее жест. Наконец оно оглянулось и сделало знак остальным. Двое из них – один ее Музыкант, второй незнакомый – достали инструменты, и ветер подхватил тонкую высокую мелодию. В следующую секунду зазвучал барабанный бой.
Разумеется, она знала, что у них есть барабаны. Она слышала барабанную дробь и раньше, много ночей подряд. Но она и не догадывалась, каким образом они играют, и не могла даже предположить, как эта игра отзовется в ней.
12
Их глотки раздулись в несоразмерно огромные мешки; руки задергались; казалось, вибрация проходит через все их тело. Из глубины надутых мешков зазвучал четкий пульс ритма. Офелия почувствовала, как этот пульс приводит в движение воздух, пронизывает ее собственное тело, будто она тоже одна из них; звук был гораздо громче, чем тот, что ей случалось слышать прежде. Стопы закололо от другого ритма, как будто целая армия шагала в ногу, но не в лад с музыкой. Она подняла глаза и увидела, что существа топают в унисон, пока раздутые зобы высоко пульсируют в своем ритме.
Ощущение разлада ей не понравилось; тело стремилось выбрать один ритм и не могло двигаться под оба одновременно. Или все-таки могло? Ноги задергались; она почувствовала, как диссонанс превращается в синкопу, как руки сами собой поднимаются и взмахивают… То, что у нее получалось, походило одновременно на танец и песню, хотя она никогда в жизни не танцевала подобным образом и не догадывалась, о чем ее движения поют существам, – а те уже начали вплетать в барабанную дробь свою музыку.
Такт за тактом, шаг за шагом. Перекрестный ритм выровнялся, и Офелия вдруг заметила, что выделяет сильные такты, а топот существ подстраивается под нее. Что изменилось – ее движения или ритм? Она не знала. Дыхание сбилось, но она чувствовала такую легкость, что, казалось, могла танцевать до самого вечера.
«Ее» существа переместились из заднего ряда вперед, окружив центр с обеих сторон, как крылья. Офелия обвела их взглядом. Музыкант, Охотник/Убийца, Садовник, остальные, для которых она пока не придумала имен. Продолжая танцевать, они шагнули вперед. Офелия шагнула назад; они снова шагнули вперед. Понимание пришло вместе с ускоряющимся ритмом, с синхронным движением их ног. Они не войдут в поселок без ее одобрения, без ее… разрешения?
В голове на секунду вспыхнула бунтарская мысль: на кой черт ей сдалась эта орда, которая причинит еще больше хлопот, чем уже знакомые существа? Но музыка удержала ее, привела в чувство. Она не сможет остановить их, если они пожелают войти в поселок, но они могут сделать это под ее присмотром, по ее воле. Офелия описала на месте круг, протянув перед собой руку: все это тоже может стать вашим.
Под гулкую пульсацию горловых мешков и топот ног она вошла в поселок. Дробь за ее спиной вытянулась в ровную ниточку пульса, которая ощущалась всем телом – так, будто пульсировала сама земля. Офелия повела их по улице мимо запертых домов, мимо места, где впервые увидела раненое существо, мимо дома, где они вместе укрывались от шторма. Свернула на улочку, ведущую мимо ее дома, дошла до центра. В легкие словно впились иголки; Офелия остановилась и согнулась пополам, хватаясь за бок.
Дробь замедлилась, стала мягче и мелодичнее, почти как песня, почти как слова. Ее существа подошли ближе. Тревожатся или просто проголодались? Офелия оперлась на стену дома. Вот это была бы шутка… Оказаться в центре внимания пришельцев, которые преодолели тысячи километров, чтобы поглядеть на этакую диковинку, и умереть от волнения в самый ответственный момент, потому что она всего лишь старуха… От этой мысли Офелию, несмотря на боль, разобрало веселье; она засмеялась и тут же закашлялась.
Отдышавшись, она увидела, что чужаки обступили ее и смотрят, не произнося ни звука. Существо в накидке стояло перед ней, склонив голову набок.
– Все нормально, – сказала Офелия. – Я просто старая.
Существо моргнуло. Затем медленно скрючилось, совсем как она, прижало ладонь к боку и покашляло. Кашель получился деланым, как у ребенка, обнаружившего, что кашлять можно не только непроизвольно, но и сознательно. Потом существо опустило ладонь пониже, короткими рывками подняло ее на уровень роста Офелии… и зашевелило в воздухе длинными когтистыми пальцами, ныряющими вверх и вниз, как волны. Наконец ладонь замерла. Другая рука взметнулась вверх, повторила волнообразные движения рядом с первой и тоже остановилась. Потом существо уронило обе руки и повесило голову.
Офелия задумалась. Что бы означала эта сценка в ее исполнении? Она слегка приподняла ладонь и попробовала тихонько воспроизвести увиденное. Первое движение – это, конечно, рост. Колебания на одном уровне – это взрослая жизнь, а внезапное падение – смерть. Сердце застучало быстрее, перед глазами поплыло. Что это было – вопрос или наблюдение? Может быть, существо поняло, что она близка к смерти? Она не могла определить их возраст… Как же они могли понять, что она стара?
Она продолжила повторять за существом, гадая, что означает для них горизонтальное волнообразное движение – как они измеряют ход времени, в сезонах, годах или как-то иначе? – но в ее исполнении эта часть получилась дольше. Офелии хотелось отдать должное каждому прожитому году. Она немного подержала ладонь неподвижно, изображая настоящее, и постепенно повела вниз, но не так, как существо, а продолжая описывать широкие волны. Возможно, существо не уловит ее идею, но она попыталась изобразить неопределенность. Она может умереть сегодня, или через год, или через три года – этого она не знала.
Существа молча дождались окончания, а потом ее знакомцы разом заговорили. Чужак в накидке жестом остановил их. Он шагнул ближе к Офелии и медленно указал когтем на трехглазое лицо, вышитое на ее накидке, потом – еще медленнее – на ее собственные глаза и снова на вышитое лицо.