Обыватель вообще по природе своей любопытен, а тут этакое невиданное зрелище. Многие попробовали войти в церковь, но им это не удалось. Зато они услышали, что священник хотя и гнусаво, но со слезой отслужил панихиду по убиенным «царем Иродом» рабам божьим. У многих присутствующих на глазах слезы, слышны тяжелые вздохи, сдерживаемые рыдания.
Но отец Амвросий опасливо поглядывал на молящихся. Теперь он уже в душе честил себя на чем свет стоит за то, что дал уговорить Своей дальней родственнице отслужить панихиду. Сама-то она безбожница, в церковь ни ногой. А тут заявилась с каким-то здоровенным парнем, и так и эдак — отслужи да отслужи. Если бы не четвертной… тьфу, попутал окаянный бес.
Скорей бы уж служба кончалась, да дьякон что-то больно распелся, небось хватил уже, ишь басище-то какой густой!
В церкви обычная полутьма, потрескивают свечи, пахнет ладаном и потными телами.
Отец Амвросий вдруг уловил в задних рядах какое-то движение, шум. Нарушая церковное благочиние, послышались бранные слова, потом крики. И вдруг молящиеся как по команде повернулись спиной к амвону, дьякон поперхнулся и замолк.
Драка. Кого бьют, за что бьют, священник не стал разбираться, юркнул в ризницу. Что же теперь будет-то?! Ведь бьют, поди, полицейских. Их рожи ему давно примелькались, он их сразу признал в толпе. А ведь служил-то он за убиенных в день 9 января, ныне ровно полгода минуло.
Отец Амвросий не знал, конечно, что эта панихида была по предложению Артема одобрена группой «Вперед».
А у церкви настоящая битва. Рабочие в ярости: эти полицейские шкуры посмели явиться на панихиду по ими же убитым рабочим! Не выпускать убийц живыми! На смену заупокойной послышались четкие ритмы «Марсельезы». И новые крики, лошадиное ржание, выстрелы.
Отец Амвросий растянулся на полу ризницы и творил молитву, не разбирая слов, до них ли!
Наконец все смолкло. Амвросий выглянул из ризницы. В церкви слышались слабые стоны, какие-то женщины хлопотали над раненым. Амвросий переоделся и поплелся домой. Попадья его отговаривала, он не послушался, теперь хоть в доме не появляйся, сгрызет, да и от митрополита влетит по первое число, как ни прикидывайся дурачком и незнайкой.
Вечером этого же дня, 9 июля, в университетском саду вновь «Марсельеза». Здесь все смешалось — рабочие и студенты, какие-то напуганные парочки обывателей, не успевшие вовремя исчезнуть, за оградой казаки, полицейские. Где-то звякнуло разбитое окно, осколки посыпались на лошадь есаула. Та на дыбы. Казаки ринулись к выходу, пешие полицейские ворвались за ограду. Вечер не охладил накала дневной ярости. Рабочие и полицейские, сцепившись, катались по дорожкам сада. Хлопнул выстрел, за ним второй, третий…
Казаки прилипли к решетке, просунули сквозь прутья свои карабины, но стрелять остерегались.
Тьма погасила схватку. И только под купами деревьев всю ночь слышались стоны, всхлипы, ругань.
Июль и август — забастовки, стычки с казаками и полицией, демонстрации и вновь забастовки. И это не только в Харькове, но и по всей империи. Царизм мечется, царизм ищет выхода. Он поспешил завершить войну с Японией унизительным Портсмутским миром. Он хочет отвлечь русский пролетариат созданием шутовского парламента в лице так называемой Булыгинской думы. Но мир с Японией не принес мира внутри страны, бойкот Булыгинской думы большевиками сорвал ее созыв.
А забастовки ширятся. Харьковская группа «Вперед» разрослась до значения Харьковского комитета РСДРП и в таком статусе признана ЦК РСДРП.
Начальник харьковской охранки больше не желает читать в донесениях шпиков имя Артема. В конце концов, за что они получают деньги? Не могут проследить и пресечь! Ведь этот Артем где-то живет, чем-то питается, встречается с массой самых различных людей. Изловить!
Артем чувствовал, как день ото дня сжимается круг «охотников» за его головой, словно на волчьей облаве с флажками. Теперь он уже каждую ночь проводит на новом месте. Сегодня он будет ночевать на Оренбургской улице, девять, у Федора Юнакова. И пойдет спать в сарай, от греха подальше.
Юнаков же решил не спать эту ночь, но к утру его сморило. Проснулся от заливистого лая собаки. Вскочил. Собака заходилась где-то рядом. Выглянул в окно. В предрассветной мгле разглядел, что на заборе сидит полицейский. Беда!
Юнаков метнулся в сарай к Артему, потряс за плечо. Но Артем спал крепко. Пришлось его, полусонного, тащить чуть ли не на себе, благо верхнюю одежду, по привычке подпольщика, Артем, укладываясь спать, снимал редко, но сапоги снял и надевать их нет времени. Юнаков подтащил Артема к забору, выходящему на улицу, с трудом перекинул. Немного отлегло от сердца…
Полицейский же, как оказалось, напоролся на гвоздь и едва сполз с забора, порвав галифе. Чертыхаясь, ввалился в дом.
Никого! Что за оказия, ведь шпик сам проследил этого Артема до дома. Между тем Артем, плюхнувшись на тротуар, окончательно проснулся. Да, пробуждение не из приятных. И сапоги жаль, почти новые. Правда, тепло, можно и босиком добраться до Ивановки, где находится запасная квартира Никитенко.
В Харьковском комитете РСДРП были не на шутку обеспокоены. Артем жил как птица небесная, не имея ни денег, ни сменной одежды (второй рубашки или пиджака), ни кровати. От помощи отказывается. Нет, говорит, ну и не надо. Так надежнее. Он никогда не жалуется и не любит рассказывать о том, каково ему постоянно играть с охранкой в кошки-мышки. Мало кто знал, что руководителю харьковских большевиков частенько приходилось ночевать и в открытом поле. Если вдруг замечали у него простреленную полу пальто, он неохотно признавался, что удирал от казаков. И только когда Артем серьезно заболел, проведали, что ему пришлось всю ночь отсиживаться в болоте, а утром, добравшись до квартиры товарища, он не стал его будить и уснул во дворе.
Температура под сорок. Артем бредил, трогать его нельзя. А как не трогать, есть сведения, что завтра на Журавлевке будет обыск. Кто-то из соседей донес. Артема надо спасать. В Павловке имеется безопасная, правда пока, квартира, сегодня же ночью Артема необходимо переправить туда. Сам он идти, конечно, не может. Значит, на руках… Путь далекий и небезопасный, долго ли наскочить на полицейский патруль! Впереди и сзади тех, кто несет Артема, идут разведчики.
На сей раз все кончилось благополучно. Но сколько часов или дней может пробыть на новом месте Артем? Охранка идет по пятам. И партийный комитет выносит решение — Артем должен на какое-то время покинуть Харьков. Конечно, когда он поправится. Этот отъезд усыпит бдительность охранки, а на партийной работе не отразится, ибо большевистская организация Харькова окрепла, ее влияние на заводах выросло, появились десятки опытных и преданных делу революции организаторов и пропагандистов.
Артему нужно уехать не только по соображениям конспирации, наступило время, когда руководителю харьковских большевиков остро необходимо вступить в личный контакт с ЦК партии, получить указания о тактике большевиков в решающий период революции.
Артем оправился довольно быстро и исчез из Харькова.
ВДАЛЕКЕ ОТ ХАРЬКОВА
Охранка, как и ожидалось, скоро узнала об отъезде Артема. Начальник Харьковского охранного отделения сообщил своему коллеге в Одессу: «По имеющимся в отделении сведениям, нелегальный представитель «Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии» с революционной кличкой «Артем» в последних числах августа текущего года выбыл из г. Харькова, направившись в Одессу. Приметы его: среднего роста, лет 23, шатен, волосы короткие, стрижется ежиком, усы совсем маленькие и редкие, по подбородку и щекам редкая, едва заметная растительность, лицо худощавое, нос большой, носит немецкое кепи с пуговкой наверху, одевается в рубаху, подпоясывается ремнем, подражает рабочему костюму. В Харькове он наблюдался с первой половины мая сего года и по приблизительной установке проживал по паспорту на имя дальского мещанина Егора Сергеевича Суханова, выданному дальским городским старостой Вологодской губернии 18 января сего года за № 10. «Артем» посещал сходки как Федор, вел усиленную агитацию среди рабочих от имени большинства, подготовлял и руководил рабочими забастовками в г. Харькове в июле месяце, работая временно на паровозостроительном заводе».
Но Артем и не думал ехать в Одессу. Он собрался сначала в Тверь, а затем в Питер. Но прежде он заедет к себе на родину — это по дороге.
…На родине в Глебове Артем пробыл недолго. Оказалось, что и здесь неспокойно. Правда, если в городе рабочие скоро за оружие возьмутся, то мужик еще пока раскачивается, в затылке скребет. Но и его уже не тронь. Ныне исправник ему не указ. Казачьей порки он не боится, привык, мозоли пониже спины давно набиты.
Телега, хромая по ухабам и ямам, подняла такую пыль, что Артем поспешил скорее оглянуться на родное село. Может быть, он видит его в последний раз. А следовало бы и на селе поработать. Ой, как следовало, ведь без крестьянина царизм не свалить. Нужно об этом в Питере, в ЦК серьезно потолковать.
Россия подпольная, большевистская, рабочая готовилась к вооруженному восстанию. Об этом Артему без иносказаний сообщили в Питере на явочной квартире ЦК. Да он и сам знал о решениях III съезда РСДРП.
Представитель ЦК предложил Артему связаться с «главным техником» партии Никитичем. Дал его адрес — улица Гоголя, правление «Общества 1886 года», кабинет управляющего кабельной электрической сетью столицы Л. Б. Красина.
Артем даже присвистнул от удивления. Вот это конспирация! Никаких тебе Сабуровых сумасшедших дач, переодеваний, перемахиваний через заборы и ночевок в осеннем парке — то есть никакой конспирации.
Добрался до улицы Гоголя, толкнулся в дверь. Швейцар и глазом не повел. Поднялся на второй этаж. По коридору снуют люди, никому до него нет дела. Приоткрыл дверь, на которой прилепилась медная дощечка с лаконичной надписью: «Л. Б. Красин».
Респектабельный кабинет — ничего лишнего. Письменный стол, кресло, сейф и масса схем и чертежей, развешанных по дубовым панелям стен.