В Харькове, как и по всей стране, шла напряженная борьба между большевиками и меньшевиками по одному из серьезнейших вопросов революции — организации Советов рабочих депутатов. Меньшевики были против образования в Харькове Совета рабочих депутатов, вместо этой формы руководства революционным движением они предложили организовать Федеративный совет комитетов РСДРП (большевистского и меньшевистского). Этот Федеративный совет, по мысли меньшевиков, должен был не только выполнять функцию партийного руководства, но и взять на себя накануне решающих событий руководство всем рабочим движением в Харькове. Меньшевики надеялись, что, пользуясь своим влиянием в Федеративном совете, они смогут сорвать вооруженное восстание харьковского пролетариата.
Случилось так, что проект меньшевиков был осуществлен, и в Харькове накануне Декабрьского восстания не был образован Совет рабочих депутатов, как это было сделано в других крупных городах России. Место Совета рабочих депутатов занял Федеративный совет комитетов РСДРП, в который вошло по три представителя от большевиков и меньшевиков. Артему не оставалось ничего другого, как повести решительную борьбу за то, чтобы влияние меньшевиков в Федеративном совете было незначительным, чтобы Федеративный совет сыграл свою роль в надвигающихся событиях.
Директор департамента полиции, характеризуя положение в Харькове, обращает особое внимание на деятельность Федеративного совета: «18 ноября во время заседания городской думы в помещение думы вошла группа революционеров и, прекратив заседание, предъявила требование: или немедленно перейти на сторону Федеративного совета и действовать против правительства, или же выйти в полном составе в отставку и передать власть Совету. После крупных пререканий с революционерами члены думы должны были разойтись».
Федеративный совет поставил своей целью объединение всех революционных организаций. Среди рабочих масс Федеративный совет пользовался настолько большим влиянием, что рабочие называли его не иначе как своим «правительством».
Вопреки желаниям меньшевиков Артем и его товарищи потребовали у городской думы отказа от власти в городе.
В записке департамента полиции о революционном движении в Харьковской губернии есть еще одно важное свидетельство роли Федеративного совета в ноябрьские дни:
«13 ноября рабочие электрической городской станции прекратили работу по освещению частных и казенных помещений. Командированному генерал-губернатором адъютанту с целью узнать о причинах забастовки рабочие ответили, что сделали это по распоряжению своего «правительства», из «канцелярии» которого ими был “получен письменный приказ прекратить освещение в домах, так как им пользуются только богачи и царские слуги, улицы же освещать в интересах пролетариата. Установить местонахождение упомянутой «канцелярии Федеративного совета» не удавалось, вследствие того, что она постоянно переносилась из одного дома в другой и в то же время тщательно охранялась созданной революционерами собственной милицией, которая была вооружена револьверами, пиками, топорами и другим оружием».
Особое внимание Артема и большевиков города привлекала работа в воинских частях Харьковского гарнизона. Жизнь показала, что без присоединения к революционному движению солдатских масс трудно ожидать успешного исхода вооруженного восстания.
Сколько раз ему приходилось переодеваться, клеить усы, бороду, сколько раз он успешно разыгрывал роль офицерика-щелкопера, поэтому кургузая солдатская шинель, измятая фуражка да туго затянутый ремень — не помеха. Да и в казармы проникнуть не столь уж трудно. Сложнее найти подход к душе и разуму замуштрованного, забитого российского солдата. Вот где пригодился в полной мере артемовский дар импровизатора, умевшего часто только интуитивно схватывать перемену обстановки, настроение не отдельного человека, а большой массы. Солдаты ныне усердные слушатели. У них есть помимо ушей и глаза. То, о чем говорит этот незнакомый солдат, они и сами видят, своими глазами. Значит, он говорит правду.
Богодуховский и Лебединский полки уже предъявили своему начальству требования, и, как оказалось, начальство струхнуло, пошло на уступки. Вот что значит — в России революция. В иное время — расстрел, и дело с концом.
Артем хорошо понимал, улавливал эти солдатские настроения и их зависимость от общероссийских событий.
В Севастополе восстание моряков — нужно, чтобы сведения о ходе восстания стали достоянием солдат Харьковского гарнизона. Мало этого, именно севастопольские события — хорошие дрожжи, на них прекрасно подойдет революционная закваска харьковских полков. Так родилась идея провести вооруженную демонстрацию в городе. Старобельский, Богодуховский, Лебединский полки обещают свое участие. Тамбовский и Воронежский — сочувствие. Солдаты выйдут на улицы города с оружием в руках вместе с вооруженными рабочими. Демонстрация намечена на 23 ноября.
23 ноября. Утро. В предрассветной мгле на плацу Старобельского полка суетятся тени. Тишину спугивает команда. «Разобрать ружья!» И, словно подчиняясь охрипшему голосу фельдфебеля Одишария, взвыли гудки харьковских заводов. Это они разбудили полковника Гоштофта, заставили их высокоблагородие вприпрыжку кинуться на плац вверенного ему полка.
Полковник, оказывается, умел не только командовать, лаяться, он быстро научился умолять. Но в армии не умоляют. Новая команда фельдфебеля, и, вторя гудкам, полковой оркестр грянул «Марсельезу». Оркестру старобельцев ответил оркестр Лебединского полка. Они сошлись на Конной площади.
Площадь черным-черна от рабочих курток, а над ними полощутся красные стяги. Рабочие пришли сюда раньше и как радушные хозяева приветствовали солдат. Как-никак, рабочим не привыкать к демонстрациям, а солдатам это в диковинку. И как важно их сейчас ободрить добрым словом. Это понимал не только Артем, понимали и рабочие. Они подхватили Артема под руки — живая трибуна, сотканная из натруженных рук. Артем в кожаной куртке, с маузером на боку — сегодня демонстрация не простая, вооруженная.
— Товарищи солдаты и рабочие! В эти дни, когда царизм уже празднует свою победу над восставшими военными моряками в Севастополе, новые и новые тысячи вооруженных сыновей родины идут навстречу революции. Рабочие дружины радостно приветствуют вас, своих братьев в солдатских шинелях. Близится час расплаты, вся необъятная Россия поднимается против самодержавия. Колеблется трон Николая-вешателя. Народу, взявшему в руки оружие, ничего не страшно. Наш путь — вооруженное восстание. Сегодня же мы продемонстрируем нашим врагам несокрушимое единство народа и армии. Пусть дрожат палачи при виде нашей силы. Да здравствует вооруженное восстание! Долой самодержавие, долой палачей народа! Да здравствует революция!
Слова Артема тонут в грозном и ликующем русском «ура!».
По Молочной улице на Москалевку, через Газовый мост, через Конторскую, многотысячная серо-черная колонна вылилась на Екатеринославскую.
Голова демонстрации перешла через мост на речке Лопань, повернула направо и, идя вдоль Университетской горки, приблизилась к Павловской площади… И передние укоротили шаг. На них с тупым равнодушием уставились змеиные зрачки пулеметов. Их было много, пулеметные гнезда, как воронье, перегородили выход к площади. За пулеметами горячили коней казаки, драгуны, стояли каре Охотского и Луцкого полков. Отдельно выстроились офицеры полков, солдаты которых находились в рядах демонстрантов.
Пулеметы могли отрыгнуть огонь каждую секунду. Времени для переговоров не было, но нельзя было и рисковать жизнью сотен людей, рисковать верой в силы революционных рабочих и солдат. Артем подался вперед. Но, обгоняя его, к пулеметчикам небрежной походкой, фуражки набекрень, в зубах цигарки, подскочил десяток «гарибальдийцев» во главе с Сашкой Рыжим:
— Братва, куда это вы нацеливаетесь, аль не видите, что свои перед вами, вон в кого цельтесь, — и Сашка указал на пузатого офицера, — иль боитесь?
Офицер затопал сапогами, взвизгнул:
— Вот чего они боятся! — и похлопал по кобуре.
Сашка выплюнул цигарку, выхватил револьвер из кармана:
— Так ци игрушки и у нас имеются!
Офицер ткнул пальцем на пулеметы:
— А вот такие имеются?
— Не, таких немае, зато у нас в кармане бомбочки, только шелохнитесь.
Вид десятка «гарибальдийцев» был решительный, и не случайно у всех в зубах цигарки, приложат огонек к запалам… и поминай как звали. Кто-то в панике крикнул: «Пропустите их!» И не успели офицеры сообразить, что же произошло, как демонстранты опрокинули пулеметы, самих же пулеметчиков подхватили, затискали в объятиях.
Демонстрация вырвалась на площадь. Артема затерли, сжали со всех сторон, а он рвался к своим «гарибальдийцам», он хотел, чтобы они овладели брошенными пулеметами. Подумать только — беспризорные «максимы»! Но они опоздали.
В этот знаменательный день были еще стычки с воинским начальством, стихийные митинги, но главное заключалось в том, что демонстрация состоялась. Она завершилась победой. Ничто не могло помешать вооруженному народу пройти по улицам родного города. Стали крепче связи большевиков с солдатами. Теперь прямой путь к вооруженному восстанию.
…Катакомбы Сабуровой дачи протянулись от котельной ко всем корпусам больничного городка. Шириною в один метр, высотою в полтора метра, они образовали причудливый лабиринт, в котором дорогу мог найти только человек, хорошо изучивший расположение этих туннелей. В катакомбах Сабурки имелись двадцать две камеры, здесь можно хранить оружие. В этих же подземных комнатах в первых числах декабря 1905 года заседал штаб, готовивший по примеру Москвы вооруженное восстание.
Оружие хранилось не только на Сабуровой даче. Большой его арсенал находился на Решетниковской улице, двенадцать, у Федора Корнеева. Во дворе его дома были спрятаны десятки винтовок, берданки, пятьдесят револьверов разного калибра и систем. Имелись и бомбы различных образцов. Круглые, их иначе называли «эсеровскими», свинчивались из двух половинок. На заводах была налажена их отливка и расточка. Были бомбы и «большевистские», в виде жестянок с паяным коробком. Они действовали безотказно. Дима Бассалыго умудрился достать где-то и принести на склад два ящика так называемых «немецких» кислотных бомб. Имелись здесь и «американские», в желтой картонной коробке с красным кругом, засыпанные песком, а при них инструкция.