Впрочем, задавить авторитетом того же Шапошникова — задачка непростая.
Сталин усмехнулся в усы, вспоминая, как старательно Борис Михайлович уговаривал его оставаться в кресле. Другой бы предложил: «отдыхайте» — подразумевая: «не мешай!..» Начальник Генштаба сказал: «не мешайте» — имея в виду «отдохните хоть немного».
Сам старый маршал сосредоточенно нависал теперь над «живой картой», отслеживая ход боевых действий в Белоруссии. По экрану оперативного стола медленно ползали разноцветные значки воинских частей. Светились предполагаемые, расчётные и зафиксированные маршруты движения. В местах боестолкновений экран полыхал красным; отсветы ложились на лица склонившихся над столом генералов — и генералы казались сталеварами. Шапошников освоил оперативный стол очень быстро, словно всю жизнь чего-то подобного и ждал. Он откровенно наслаждался новыми возможностями; да и здоровье позволяло — когда болеешь так тяжело и долго, поневоле станешь воспринимать внезапное исцеление как второе рождение. «А ведь я — старше», подумал Сталин; подумал с товарищеским, но всё равно странным чувством.
Впрочем, все его ощущения в последнее время сделались... чудноватыми: обострёнными, слишком тонкими, слишком глубокими — словно он учился воспринимать окружающий мир каким-то новым органом чувств. Иной раз Сталину казалось, будто он растворяется в накатывающих незнакомых переживаниях, теряет чувство времени и пространства — но всякий раз, сбросив оцепенение, он понимал, что мир вокруг не упустил и мгновения.
- Успевает, — с облегчением сказал Шапошников, распрямляясь.
- Катуков? — уточнил Тимошенко.
Борис Михайлович кивнул.
- Ну вот, — удовлетворённо сказал Семён Константинович. — Значит, не зря рокаду строили, я ж говорил.
Корпус Катукова, используя преимущество «тридцатьчетвёрок» в проходимости, метался сейчас в узкой полосе между Барановичами и Дзержинском. От танкового соединения немцы, естественно, ожидали попытки прорыва на Лиду; вместо этого Рокоссовский ограничивался контрударами и одновременно настойчиво расшатывал позиции немцев на севере, создавая впечатление недостаточности собственных сил — которых, сказать по совести, для вскрытия обороны противника и в самом деле было маловато. В это же время дивизии генерал-лейтенанта Власова обозначали угрозу на юге, в направлении Луцка; репутация «наполеоновской хватки» Андрея Андреевича была достаточна высока, чтобы немцы поверили в серьёзность его намерений. Один и тот же вопрос, всегда один, из тысячелетия в тысячелетие: какой же из обозначенных ударов главный? Ответь верно — и выстраивай адекватную оборону, стягивай силы, подготавливай контрудар; ошибись — и терпи поражение. Не обязательно, конечно: иной раз и повезёт — вот только цена такого везения всё равно может оказаться слишком высокой. Однако план Рокоссовского предполагал сразу два главных удара — уникальное решение в военной истории. Идея вызвала яростные возражения Жукова и уважительное одобрение Тимошенко; Шапошников и Антонов колебались, склоняясь к «за».
- Вы уверены в своём предложении, товарищ Рокоссовский? — спросил тогда Сталин.
Фигура генерал-лейтенанта пошла синеватой рябью: голографическое изображение стабильностью не отличалось. Однако звук передавался по отдельному каналу, и голос Рокоссовского остался твёрдым:
- Уверен полностью, товарищ Сталин.
- А вот Ставка не уверена. Выйдите и подумайте хорошенько.
- Слушаюсь, — сказала голограмма.
Полупрозрачная фигура протянула руку, — очевидно, к выключателю, — изображение померкло. В воздухе над миниатюрным постаментом устройства вспыхнула и принялась крутиться вокруг собственной оси небольшая красная табличка: «Пользователь вышел из сети».
- Оригинальничает Костя, — отчётливо пробормотал Жуков.
- Молодец Константин Константинович, — сказал Тимошенко.
- А Вы что имеете сказать, Борис Михайлович? — спросил Сталин, откидываясь в кресле.
- Риск большой, товарищ Сталин, — отозвался Шапошников. — Но и выигрыш сулит немалый.
Он по привычке откашлялся.
- Фактически, товарищ Рокоссовский реализует принципиально новую военную доктрину... да — назовём её доктриной автономной стратегической партизанской операции.
- Мудрёно, — заметил Тимошенко. — Но по сути...
- Мальчишество и авантюра, — резко перебил его Жуков. — И по сути, и по форме. И по результатам.
- «Результатам»?.. — переспросил Антонов; начальник Оперативного управления Генштаба вообще отличался несколько ироничным отношением к Георгию Константиновичу.
- Что Вам непонятно? Я говорю о...
- Товарищ Жуков, — сказал Сталин. — Вы подготовили замечания по Керченской операции?
- Так точно, товарищ Сталин. Соображения мои я сейчас изложу...
- Изложите. Несколько позже. Товарищ Поскрёбышев проводит Вас. Скрипя сапогами, как Прокси суставами, командующий Южным фронтом покинул помещение.
- Строго говоря, — примирительным тоном сказал Шапошников, — в известном смысле товарищ Жуков прав. Авантюра. Но авантюра явно давно и глубоко продуманная.
- Ежели продуманная — авантюра ли? — спросил Антонов.
- Ключевым моментом стратегии Рокоссовского, — сказал Борис Михайлович, избегая прямого ответа, — является применение общевойсковых методов силами фактически партизанских соединений. Костяк Особого Белорусского составляют кадровые военные, снабжение частей поставлено отлично, разведка... несмотря на отдельные неудачи, разведка поставлена очень серьёзно. Средства авиации и ПВО способны к решению соответствующих задач. Артиллеристы в лагере прекрасные, и снарядный голод мы ликвидировали. Отдельно отметим высочайшую эффективность действующих в Белоруссии диверсионных подразделений.
Присутствующие дружно покивали, отмечая.
- На такое уникальное сочетание качеств ответа у немцев пока не выработано. Ведь в современной войне нет грани между тактикой и стратегией: ныне между ними вводится оперативное искусство, окончательно стирающее какие-либо границы. В современной операции тесно переплетаются между собой стратегия и тактика.
Борис Михайлович указал на оперативный стол космических союзников:
- Теперь же на помощь деятелям не только военным, но и всяким иным пришла техника, предоставив в наше распоряжение аппараты, подобные этому. Мы получили немыслимую ранее возможность следить за ходом военных действий, опираясь на куда более достоверный источник сведений, нежели письменные и устные донесения непосредственных участников сражений.
- Золотые слова! — сказал Тимошенко. Он с предельным вниманием относился к информационной составляющей войны и строго наказывал генералов даже за кратковременную потерю управления войсками. Передатчики «марсиан», активно внедряемые сейчас в РККА, казались Семёну Константиновичу чем-то навроде манны небесной, и маршал не забывал делиться своей радостью. — С новыми рациями — да мы ж теперь сверху донизу всё видим. И, если что, управление подправим. Прям отсюда.
- Строго говоря, мы наблюдаем позиции не самих частей, а приданных им офицеров связи с передатчиками.
- «Войну ведёт верховная власть государства», — негромко процитировал Иосиф Виссарионович, вынимая изо рта мундштук нераскуренной трубки, — «слишком важны и ответственны решения, которые должно принимать руководство войной, чтобы можно было доверить его какому-либо агенту исполнительной власти».
Шапошников с уважительным достоинством поклонился. Прежде чем
Глава Генштаба успел продолжить, прозвучал зуммер голопроектора; табличка засветилась жёлтым: командующий Особым Белорусским фронтом запрашивал соединение.
- Вы подумали, товарищ Рокоссовский? — спросил Верховный.
- Так точно, товарищ Сталин, подумал, — сказал товарищ Рокоссовский, застенчиво переливаясь оттенками лазури. — И настаиваю на проведении операции по предложенному плану.
- Выйдите и подумайте ещё, — сказал Сталин.
«Пользователь вышел из сети».
- Уверенность командующего — залог успеха операции, — сказал Тимошенко, рассматривая вращающуюся табличку.
- Смотря какой командующий, Семён Константинович, — мягко заметил Антонов, — смотря какой командующий...
...Сейчас Сталин со смешанными чувствами вспоминал события недавнего прошлого. Упрямец Рокоссовский трижды выходил и трижды возвращался — но всё-таки добился своего: оперативный план был утверждён. И теперь претворялся в жизнь.
Но успех плана зависел не только и не столько от действий Особого Белорусского фронта: Рокоссовский играл от преднамеренной обороны, принимал удар на себя, сковывая основные силы немцев на данном участке фронта, но исполнение общего стратегического замысла определялось способностью Василевского взять Могилёв. Несмотря на все сложности текущего периода войны, несмотря на неожиданных союзников, РККА оставалась объективно слабее армии объединённой Европы: опытом, техникой, людскими и материальными ресурсами. Со вступлением, — с неизбежным вступлением! — Испании и Швеции в войну против СССР, перевес становился ещё более угрожающим. И можно было не сомневаться: новая, куда более гибкая политика Германии на оккупированных территориях прибавит немало желающих записаться в национальные дивизии вермахта. Насчёт нейтралитета Турции Иосиф Виссарионович тоже не испытывал особых иллюзий; куда больше его заботила Англия. САСШ и Японию удалось вынести за скобки по меньшей мере на год, но Англия... даже простое перемирие в Европе будет означать для Германии возможность перекинуть на русский фронт до тридцати полноценных дивизий. Впрочем, такая оценка может оказаться и завышенной: совсем оголить свой запад немцы пока не решатся.
Пока?..
Судя по данным разведки и дипломатов, новый руководитель рейха, генерал Каммхубер — человек решительный и неглупый. Выскочил он, как чорт из подпола, обойдя куда более вероятных кандидатов в преемники — а кого не смог обойти, того уничтожил. Одно лишь то обстоятельство, что Каммхубер до сих пор воздерживался от официального провозглашения себя новым фюрером, по мнению Иосифа Виссарионовича переводило его в разряд наиболее опасных противников. При этом никто не понимал причин внезапного возвышения Каммхубера, источника его неожиданной силы.