Глава восьмая
Мне предстояла вторая бессонная ночь. Накануне, днем в воскресенье, поспать тоже не удалось — неожиданно разболелся зуб, и до меня дошло, что настало время выполнять обещание, данное доброму украинскому пограничнику в Жулянах.
Алена Григорьевна любезно подсказала, где расположена ближайшая платная стоматологическая поликлиника, и я явился туда с опухшей щекой и надеждой во взоре.
— Будем резать, не дожидаясь общего воспаления, — радостно прокомментировал мой внешний вид местный хирург, узнав, что я платежеспособен. А когда он услышал, что я готов оплатить наличными протезирование двух ранее погибших зубов и протезирование удаляемого сейчас, он обрадовался так, будто киевское «Динамо» выиграло у московского.
— Сейчас проведем калькуляцию, не волнуйтесь, у нас все будет точно, как в аптеке, — услышал я перед тем, как упасть в наркозный сон.
В хостел я вернулся к вечеру, выпотрошенный и морально, и физически, причем, физически в двух местах кряду — в кошельке и в ротовой полости. Утешало одно — стоимость подобного лечения в Петербурге, действительно, превышала киевскую раза в два с половиной.
Алена Григорьевна, увидев мою распухшую теперь уже во всех местах физиономию, опять всплескивала ручками и бегала по хостелу с топлеными сливками, как с каким-то волшебным эликсиром, но у меня уже не было сил сопротивляться.
И вот когда я блаженно умирал на кровати под волшебное щебетание хозяйки и местного телеканала, раздался телефонный звонок, и директор агентства своим фирменным скучным голосом спросил:
— Палыч, ты там совсем охренел уже в своем безделье? Какие-то сраные революционеры на Майдане целый отель уже захватили, а мы это узнаем от РИА «Новости»?! На хрена тогда ты нам нужен там, в Киеве?! Я не уверен, что тебя ждет премия по итогам этого месяца. Больше того, я не уверен, что нам не придется посылать в Киев более подвижного корреспондента.
Я, конечно, тут же встал и пошел на свою Голгофу, не забыв прихватить камеру в пакетике.
Над площадью смеркалось, народу было совсем уже немного, и я в панике, потеряв всякую осторожность, просто ходил уже и напрямую, по-москальски, спрашивал:
— Шановни, где тут у вас отель захватили, покажите мне скорее.
Впрочем, спрашивал — это было сильно сказано. Я, скорее, мычал про это. «Шановни» в ответ по большей части отпрыгивали в сторону, подальше от моей опухшей физиономии, многие при этом крестились, а атеисты указывали куда-то в сторону сгоревшего два года назад в ходе переворота и так и не восстановленного Дома профсоюзов.
В итоге милая барышня, раздававшая у стелы листовки «за все хорошее против всего плохого», довела меня до угла площади, показала оттуда на серое здание с золотыми вывесками и тут же сделала мне ручкой.
— Дальше вы сами, будь ласковы. Там какие-то мутные типы тусуются, туда идти совсем не хочется…
Я дошел до отеля, возле которого на самом деле бродило множество мутных типов, все, как один, в камуфляже, и при этом с оружием — были видны пистолеты в кобуре на поясе у многих и даже укороченные версии «Сайги» за плечами у некоторых. На меня и мою видеокамеру эти люди внимания не обращали или делали вид, что я им не интересен.
Я спокойно прошел через распахнутые стеклянные двери в холл отеля и уткнулся в еще одну большую группу вооруженных мужчин в камуфляже. Они стояли плотной стеной напротив жидкой шеренги полицейских и беседовали о своем революционном праве на оккупацию частной собственности.
— Когда революции в 2014 году понадобилась гостиница «Украина», революционные силы ее просто заняли, и полицию никто не спрашивал…
— Сейчас ситуация другая, майдан закончился, надо порядок наводить, анархия погубит государство…, — Полицейский, усатый седой майор в форме старого образца, говорил подчеркнуто мягко, как говорят с детьми, когда не хотят скандала, а хотят убедить их прекратить делать глупости и слушаться взрослых.
Я поднял камеру на плечо и включил запись. На меня покосились и боевики, и полицейские, но никто не из них не высказал вслух своего неудовольствия — все были заняты беседой.
— … Майдан не закончился! Как жировали барыги, так и жируют! Мы на Восточном фронте кровь проливаем в боях с русскими, а вы тут в тылу, в тепле, в безопасности, развлекаетесь за наш счет! — Эту фразу простонал худой боевик с нервным, дерганым лицом. Он и сам весь как-то нервно дергался — переступал ногами на месте, хватался за кобуру. Так ведут себя наркоманы или психопаты.
Майор брезгливо поморщился, глядя в его сторону, но ровным тихим голосом ответил:
— У полиции задачи в Киеве тоже непростые. Преступность выросла, нам надо защищать людей. А вы заняли два этажа отеля да еще ресторан. Владельцы несут убытки, так нельзя.
— Да владельцы за нас! Что вы тут придумали, пан полицейский! Хлопцы, а ну, давайте сюда этих владельцев, пусть сами расскажут!
После минутной возни в центр холла вытолкали испуганного администратора в светло-сером костюме- тройке, белоснежной рубашке и начищенных до блеска туфлях.
— Говори, за нас ты или за кого? Ты вообще за революцию или за барыг с Банковой?
— Я, собственно, конечно, за революцию. Но вы и нас поймите — постояльцы съезжают, в ресторане даже уборку произвести не можем, вооруженные люди спят прямо на полу, в туалетах грязно…
— Пристрелю суку! — Нервный боевик с отчетливым щелчком вскрыл кобуру и выудил оттуда огромный пистолет, что-то вроде Desert Eagle. Ну, или, может, пистолет Стечкина — я в них не очень разбираюсь.
Майор полиции неуловимо резким и точным движением прихватил наркомана одной рукой за худосочную шею, а другой так же ловко и уверенно выдернул из его руки пистолет.
— Ну, мы же договаривались, господа революционеры, не делать резких движений, — сказал нам всем майор с немного наигранным возмущением. Он вынул из пистолета магазин и принялся неспешно выщелкивать оттуда патроны прямо на грязный кафельный пол отеля.
В холле отеля оказалась отличная акустика — я с удовольствием поработал камерой, присев на пол и снимая оттуда, как на полу звонко скачут патроны калибра девять миллиметров, и как на это смотрят люди вокруг.
Люди вокруг, кстати, смотрели на майора с уважением.
Потом майор приотпустил[5] шею нервного революционера, и тот сразу выскользнул, послушно нырнув в тень, куда-то к столикам ресторана.
Администратор внезапно осмелел и неожиданно громко высказал вслух все, что, похоже, вертелось на языке у прочей публики:
— Господа, ну нельзя же так! У нас же бизнес, клиенты, налоги, в конце концов! Как же можно все это отбирать у простых коммерсантов, будто вы коммунисты?! Вы же за европейский путь развития должны выступать, верно? Значит, без коррупции и насилия! Мы европейцы или кто?!
Публика вокруг, включая мужиков в камуфляже, опустила глаза и принялась неубедительно делать вид, что все собравшиеся здесь вообще ни при чем.
— Они ведь не просто вошли и тихо уселись в ресторане, нет! Они же сразу, как вошли, за стойку бара ломанулись. И там, как в кино, начали разливать другу другу всякие напитки, а то и пить из горла дорогие смеси, — горячо зашептал мне прямо в ухо чей-то взволнованный голос. — Это же какой-то беспредел!
— Значит, так, господа европейцы, — хриплым, но решительным голосом подытожил непростую коллизию полицейский, убирая огромный пистолет себе за пазуху. — Хватит революционной самодеятельности!
Он посмотрел на часы в своем телефоне и еще энергичнее продолжил:
— Отель — это частная собственность. Если владелец отеля говорит, что мы все тут лишние, значит, мы все лишние, значит, выходим все наружу. Без вариантов. Если кому-то что-то неясно, будем сейчас объяснять индивидуально..
Несмотря на очевидную угрозу, на выход потянулись не все. Примерно половина народа из местной камуфлированной публики в холле все ж таки задержалась, задумчиво поглядывая по сторонам.
Майор достал из кобуры свой табельный пистолет Макарова и с мученическим выражением на лице передернул затвор. На многострадальный кафельный пол отеля упал очередной патрон.
— В народе меня зовут Тупой хряк, — доложил майор. — Они меня так зовут за то, что я на самом деле тупой хряк. Внимание! На счет «три» я, тупой хряк, начинаю зачищать гостиницу от посторонних, как умею!..
Он выстрелил из пистолета в потолок всего лишь дважды, но я немедленно вышел из лобби отеля одним из первых, хотя был на сто процентов уверен, что в меня майор первым стрелять не станет. Выглядел он, если честно, интеллигентным и ответственным офицером.
Тем не менее, вместе со мной из отеля вышли почти все остальные посетители, включая большинство революционеров, а внутри осталось не больше десяти человек.
Тут же к дверям отеля как бы ниоткуда выбежали солидные мужчины в цветастых ливреях. Они быстрыми ловкими движениями перекрыли парадный вход массивными стульями и встали снаружи, неспешно раскуривая сигареты и всем своим видом показывая, что больше никто и никогда не войдет сюда без брони, надежно подтвержденной Visa или MasterCard.
Я перешел на другую сторону проспекта и на автомате снял эту сцену для истории. Уже рассветало, поэтому картинка получалась, что надо.
Потом я пошел обратно на Майдан, поскольку оттуда вдруг стали доноситься странные вызывающие звуки. Мне даже показалось, что там, на Майдане, сейчас убивают европейскую демократию — так убедительно и жарко вдруг закричали оттуда аборигены.
Они кричали не зря. Оказалось, что на площадь Независимости не подвезли дополнительные полевые кухни, а также пиво, хотя оно было обещано отдельно.
— Это саботаж! У меня пятьсот человек голодные и трезвые, как дураки, а ты мне лепишь про интриги санитарных инспекторов! Гнать их в шею! Прорывайся, как сможешь! — надсаживаясь, несколько картинно орал в телефон, стоя посреди площади, мой уже знакомый мужик в кургузой синей курточке.