Охранники собрались в холле перед лестничным маршем, неторопливо оделись, нацепив даже тактические перчатки, построились повзводно и колоннами по двое направились вниз. Я пошел следом, держа включенной камеру на плече. Так мы спустились на первый этаж, потом пошли какими-то длинными и неожиданно пустыми коридорами, и внезапно вышли во двор, где я сегодня уже был.
Там галдела толпа человек в триста. Это были знакомые мне с утра боевики из партий «Свобода», «Правый сектор», УПА и прочая националистическая братва. Между ними и нами стояла плотная цепочка хорошо экипированных полицейских — в шлемах, бронежилетах, с дубинками и газовыми баллонами на поясе. Сразу за полицейской цепью несколько желтых автобусов урчали заведенными моторами.
Первая группа охранников вышла во двор и, намертво сцепившись руками, чтобы не вырвали и потом не забили, неуклюжей гусеницей направилась к ближайшему автобусу.
Толпа неонацистов взорвалась улюлюканьем и проклятьями:.
— Бей москалей!
— Мрази!
— Смерть ворогам!
Цепь полицейских заколыхалась, прогибаясь под напором снаружи, но устояла. Боевиков это разозлило, в охранников и автобусы полетели камни и бутылки.
Снимать атакующую толпу неинтересно, в кадре нужны были объекты атаки, и я быстро прошел к полицейской цепи. Правоохранители пропустили меня без каких-либо возражений, и я оказался среди хмурых и злых боевиков.
Впрочем, вопреки предупреждениям бородатого командира, националистов я не заинтересовал — все взгляды были прикованы к зеленым человечкам, выбегающим под градом камней с черного хода мэрии к спасительным автобусам. Очень быстро все автобусы оказались с пробитыми стеклами, но даже в таком виде толпа не выпускала машины со двора.
При этом между оцеплением и толпой проходили потрясающие диалоги:
— Ты кто такой?!
— А ты кто такой?!
— Я украинец!
— Это я украинец!
— Зачем защищаешь этих козлов?
— Они тоже украинцы.
— Они козлы! Они Крым отжимали!
— Ты идиот!
— Ты сам идиот! Сейчас морду тебе разобью!
Я здорово устал за этот день и совершенно искренне мечтал о том, чтобы этот дурдом закончился поскорее, но так не случилось. Последовала команда: «Покинуть машины!», и охранники побежали из автобусов, возвращаясь в здание мэрии. Камнями и бутылками их при этом уже почти не закидывали — кончились.
— Ушли, падлюки! Ничего, достанем еще! — выразил общее мнение один из моих соседей, лысый крепкий мужик в камуфляже с нашивками батальона «Донбасс» и еще какими-то непонятными для меня отличительными знаками. Внезапно он бросился к заборчику, ограждавшему газон, одним движением выломал из него доску и мощным броском швырнул ее над головами полицейских прямо в автобус, из которого выбегали последние охранники.
Доска пробила стекло и влетела в салон, оттуда раздались вопли и стоны. Толпа вокруг восторженно взревела и двинулась вперед, полицейское оцепление под этим напором сдало на пару шагов назад, но снова устояло.
У меня затекла рука, и я опустил камеру.
Лысый мужик повернулся ко мне, радостно скалясь:
— Всегда в кайф машины и витрины громить. А вот стекла вставлять мало кому нравится. Интересно, почему так, скажи мне, пресса?
— Просто ты избранный, — ответил я ему с совершенно серьезным выражением на лице. — Стекла вставляют обычные люди, низшая раса, быдло никчемное. А ты — особый. Ты стекла бьешь, и тебе это нравится. Потому что ты избранный, понимаешь? Ты — высшая раса.
— Точно, — кивнул он, высморкался в ладонь и вытер ее о штаны.
Меня вдруг не на шутку замутило, я отвернулся и пошел прочь со двора, не оглядываясь.
Глава девятнадцатая
Ночью меня снова разбудил телефонный звонок. Звонил, естественно, директор.
— Ты спишь, что ли? — возмутился он.
— Уже нет, — объяснил я очевидное.
— В Оболонском районе Киева обстреляли наряд полиции, есть раненые, в соцсетях пишут, что чуть ли не вооруженное восстание там у вас. А ты спишь! — укорило меня начальство.
— Да не сплю я, встал, да. Еду уже.
Директор отключился не сразу, а начал мне вдруг рассказывать, что в редакции завели чудесную программу и специальный сервер FTP, куда теперь можно посылать большие видеофайлы прямо с телефона. Я вежливо слушал его, стоя на одной ноге в ванной, чтоб не намочить телефон, потом одной рукой почистил зубы, потом, кряхтя, оделся, а он все рассказывал, как это удобно, а, главное, безопасно, когда есть специальная программа.
— Файлы будут уходить к нам напрямую, у тебя ничего не остается. То есть тайная полиция тебя даже в работе на российское СМИ обвинить не сможет, понимаешь, да?
Я ничего не соображал спросонок, поэтому только кивал и соглашался со всеми мудрыми соображениями начальства до самого финала разговора, пока директор вдруг не спросил неожиданно проникновенным голосом:
— Палыч, а ты, вообще, как там? Нормально у тебя все?
— Нормально.
— Смотри, у тебя три месяца визовых ограничений только через пару недель заканчиваются, но, если чувствуешь, что начали по тебе работать, уезжай, мы не станем возражать. Безопасность превыше всего, понимаешь, да?
— Ладно, я подумаю.
— Давай, подумай. Аккуратней там, удачи, — Директор, наконец, отключил телефон, и я начал вчитываться на ноутбуке в сообщения местных новостных агентств:.
«Кровавая стрельба с полицией: Оболонский район оцеплен», «Кровь и стрельба на улице Родниковой, боевики атаковали полицию!», «Атака на полицейский участок, Киев в шоке!» и т. п.
Улица Родниковая, судя по карте, располагалась в часе езды от меня, на севере города. Я начал было вызывать такси, но там все время срывался звонок, и я на некоторое время сам поддался панике — вооруженное восстание, поэтому связь отключили, военное положение и все такое.
Но спустя минуту, перед тем, как захлопнуть крышку ноутбука, в обновленных новостях в поисковой машине я прочитал разочаровывающее: «Двух мужчин, которые открыли огонь по сотрудникам милиции в Оболонском районе Киева, задержали. Это оказались наркоманы, а оружие, которое они использовали, было не боевым, а травматическим».
Вот и закончилось вооруженное восстание. Хорошо, что я не успел вызвать такси.
На часах было шесть утра, и ложиться спать я не стал — не усну уже, только время зря потеряю.
Я снова умылся и, аккуратно уложив камеру в пакетик на случай интересных сюжетов, тихо выбрался из хостела, не потревожив Алену Григорьевну.
На улицах было еще темно и поэтому пусто. Я спокойно шел, вдыхая воздух весны и ничуть не опасаясь каких-то неожиданных нападений ни справа, ни слева, ни с тыла — потому что всюду вокруг было тихо, прозрачно и спокойно. Прошел не меньше двух километров по бульвару Шевченко, а потом по проспекту Перемоги, но ничуть не устал — настолько легким был вдыхаемый мной воздух, насколько умиротворяющей казалась обстановка вокруг. Я снова подумал, что не следует сосредотачиваться только на негативе, поскольку хорошо сделанный позитивный материал также даст трафик, ведь читатель не меньше меня устает от грязи и насилия. Я остановился, призадумавшись, какой именно позитив из Киева мог бы заинтересовать читателя Федерального агентства новостей.
Разумеется, именно в этот момент я услышал шум приближающегося автомобиля, скрип тормозов за спиной, а затем и команду:
— Стой! Документы!
Бежать от преследователей по широкой пустынной улице было бы неразумно, и я остановился, повернувшись к машине. В тусклом свете уличных фонарей и витрин я увидел джип камуфляжной окраски, на котором со всех сторон виднелись грозные надписи: «Смерть ворогам!», «Слава Украине!» и «С14».
Открылись двери, из машины бодро выпрыгнули трое молодых людей, также в камуфляже.
— Здравствуйте. Вы кто такой, почему тут ходите по ночам? — вежливо, но с какой-то приблатненной интонацией спросил меня молодой человек.
— Здравствуйте. Я от болгарского радио, «Авторевю» называется, — так же вежливо объяснил я, присматриваясь к собеседникам.
— А будьте так ласковы, покажите нам свое удостоверение, — попросил юноша и характерным узнаваемым жестом почесал себе шею. Я пригляделся и увидел знакомый шрам.
— Семен, а мы ведь этого хлопца уже принимали! Болгарское радио, помнишь, он тебе еще в ухо заехал? — услышал я веселый голос за спиной.
Сколько человек зашло мне за спину, я в полумраке не видел, но вариантов не оставалось — прижал пакет с камерой к груди, упал на асфальт и прокатился назад, попав точно под ноги насмешливому неприятелю. Тот неловко рухнул мне на спину плашмя, но не догадался удержать, а начал на мне барахтаться, неуклюже пытаясь встать. Я сбросил его толчком корпуса под ноги Семену, вскочил и что есть силы понесся в ближайшую подворотню с криком: «Помогите, грабят!». Орал я неосознанно, инстинктивно, но энергично и, как оказалось, правильно — захлопали окна и балконы квартир, заголосили местные обитатели: «Прекратите немедленно!», «Сейчас полицию вызовем!», «Отстаньте от человека, сволочи!». Впрочем, выходить и вступаться за меня охотников не нашлось.
Я пересек первый двор по диагонали, энергично петляя в полумраке среди горок, скамеек и песочниц детской площадки, потом выскочил на следующую улицу и, не сбавляя темпа, нырнул в следующий двор, продолжая надсадно орать про грабеж.
Назад я не оглядывался, но, судя по топоту за спиной, неонацисты не сильно отставали.
Я нырнул в третий двор. Чувствуя, что силы на исходе, выскочил на тихую зеленую улочку. Не сориентировавшись сразу в сумраке деревьев, я в итоге прибежал в тупик и теперь стоял возле высоких металлических ворот со стилизованной менорой на решетке.
— Ну что, тварина москальская, приплыл, сепарская морда? — К к о мне, уже не спеша, развязной походкой уличных гопников направлялись все трое моих преследователей. Семен шел впереди, демонстративно разминая кисти, как хирург перед операцией.
Терять мне было уже нечего, и я забарабанил по воротам кулаком свободной руки, выкрикивая банальное: