«Может быть, именно животность сделает мир снова правильным: мудрость слонов, энтузиазм собак, грация змей, мягкость муравьедов. Возможно, человечество нужно немного разбавлять».
Глава 15. Новые способы жить вместе
Джеймс Гарсия вырос в доме с одной спальней в центре Денвера в 1970-х годах, там редко можно было увидеть диких животных. Иногда выход на улицу был побегом, но в основном это подразумевало работу. Tenemos que mantener la yarda limpia, – говорила его мать. (Нам нужно содержать двор в чистоте.) Он понимает, что ему посчастливилось иметь мать, которая любила и защищала его. Но природа его злила. «Когда я был на улице, пауки были тем, на что я наступал; птицы были тем, что просто улетало».
Однажды Джеймс, выменяв у друга свои игрушки на пневматический пистолет, заметил птицу на дереве и нажал на курок. Птица упала к его ногам и задрожала. «Я никогда раньше не видел смерти, но я знал, что такое боль, и я знал, что эта птица испытывает боль. Я отдал другу пистолет, вошел в дом и зарыдал». Позже, когда Джеймсу исполнилось шестнадцать, он гулял в соседнем парке, бросая камни в воду пруда, как это делали люди, которых он видел по телевизору. Однажды краем глаза он заметил белую птицу, сидящую у кромки воды, и придвинулся ближе, полагая, что она улетит. Джеймс заметил белые перья, острый длинный клюв и взъерошенные перья, торчащие прямо из головы. Придвинулся еще ближе. Он надеялся, что птица полетит и покажет ему свои крылья. Птица поднялась, а потом просто завалилась на бок. Когда Джеймс оказался на расстоянии вытянутой руки, он понял причину беспокойства птицы.
«Леска тянулась изо рта в воду. Я глубоко вздохнул, схватил птицу за голову и зажал ее под мышкой, как футбольный мяч. Птица билась у меня под мышкой и прижималась к телу, но я крепко держал ее голову и заглянул ей в рот, увидев у нее в горле застрявший рыболовный крючок. Я знал, что если выдерну леску, это ранит птицу еще больше. Все еще держа ее под мышкой, я попытался вытащить леску из воды, но она не сдвинулась с места. Я положил птицу на землю и изо всех сил попытался разорвать леску, надеясь, что она порвется, но она глубоко врезалась мне в руки. Я смотрел, как как кровь заливает мои ладони. Оторвав взгляд от своих рук, я наблюдал, как птица тянет леску, пытаясь освободиться. Я не мог больше смотреть, как она борется за жизнь. Встал и пошел прочь».
Джеймс посмотрел на воду около птицы и увидел пластиковый пакет, покрышку, банку и картонку. Он почувствовал запах грязной воды. Осмотрелся и заметил мусор на траве, даже рядом с мусорным баком. Юноша посмотрел на граффити и мусор в соседних дворах. «Я был зол. Людям из моей общины было все равно. Там птица умирает из-за мусора, который они оставили, и никому до этого нет дела. Моя семья усердно трудится, чтобы содержать свой двор в чистоте и порядке, а вы, люди, не заботитесь о мусоре и грязи, которые заполняют окрестности. Я умчался прочь и по дороге домой все время повторял себе: «Как только я получу хорошую работу, я уйду отсюда… Я уйду из этого места!»
Он хотел покинуть свой район и не оглядываться назад. Джеймс говорил себе, что он лучше, чем здешние люди и даже чем сама человеческая раса.
Шли годы. Время от времени образ этой птицы всплывал у него в голове, и он представлял себе, как надо было спасти ее, а не уходить. «Я чувствовал, что эта птица зовет меня». Гарсия старался побольше узнать об экологических и экономических законах, которые заставляют людей во всех регионах терять связь с животными, растениями и окружающей природой.
Со временем ненависть, которую он испытывал к своей общине, превратилась в понимание. Если вы бьетесь на нескольких работах, забота о природе занимает далеко не первое место в списке приоритетов. И все же в его округе были люди, которые обращали внимание на проблемы живой природы в городе – на лису или койота, исчезающего за углом в сумерках, хищника на карнизе, певчую птицу, голубя… Несмотря на малочисленность, эти люди есть повсюду. Джеймс никогда не думал о подобном, когда был мальчиком, но в тот день в парке погибающая птица изменила его жизнь.
Сегодня, будучи двуязычным преподавателем Денверского зоологического фонда, он преподает в классах того же района. Джеймс заканчивает свои выступления просьбой к слушателям о трех одолжениях: «Вы можете быть добрыми к животным? Можете ли быть любезными с растениями? И самое главное и тяжелое одолжение – можете ли вы быть добрыми друг к другу?»
Возможно, он выдавал желаемое за действительное. Утвердительный ответ на вопросы Гарсии и последующее исполнение этих просьб требуют непривычного смирения, терпения и прощения для тех, кто терпит неудачу, включая нас самих. Отчасти смирение требует немало сил. Если человек пропустит антропоцен и вступит в экозойскую эру, описанную Томасом Берри, или в симбиоцен австралийского экофилософа Глена Альбрехта, где мы сможем развиваться посредством всеобщего чувства глубокой связи с другими живыми существами, то результат будет зависеть не только от повышения энергоэффективности или сокращения выбросов углерода, но и от благоприятной обстановки в городах. Политические перемены необходимы, но вступление в эру взаимосвязанности произойдет главным образом в человеческом сердце через поступки таких людей, как Джеймс Гарсия, чей девиз отражает реальную мудрость: «Если я могу изменить жизнь только одного ребенка, то я сделал недостаточно».
Записки из подполья любителей диких животных
Учитывая участившиеся плохие новости о здоровье планеты, легко впасть в уныние. Но остается надежда, скрывающаяся среди деревьев или на краю городского пруда.
Ранее я уже упоминал концепцию прекрасных поступков – фразу норвежского экофилософа Арне Несса о мотивации для заботы об окружающих живых существах не потому, что мы должны, а потому, что мы хотим. Ведущий детского телевидения Фред Роджерс часто рассказывал, что его мать говорила ему об опасных или катастрофических временах. «Моя мать говорила мне: “Ищи помощников. Всегда найдутся люди, которые готовы помочь”. До сих пор, особенно во времена бедствий, я вспоминаю слова матери, и меня всегда утешает осознание того, что в этом мире все еще много помощников – много заботливых людей».
Если вы живете по соседству с животными, то, действуя в соответствии с этими представлениями, вы можете улучшить свою жизнь или по крайней мере подарить надежду, особенно если вы знаете других представителей этого «подполья животных».
Патти Андерсен, мать двух подростков, рассказала о том, что с ней произошло в детстве в Британской Колумбии. Когда ей было пять лет, она решила выйти из дома, чтобы посмотреть на первый снег. «Я очутилась всего в квартале от своего дома, но в том возрасте это было как в десяти милях», – сказала она. Во время этого путешествия по снегу она наткнулась на кошку, которая лежала по плечи в снегу и смотрела на Пэтти так, словно отчаянно нуждалась в спасении. «В этом возрасте у меня было мало опыта общения с кошками и вообще с животными, и это прекрасное существо цвета мармелада было для меня самым экзотическим четвероногим зверем, которого я когда-либо видела, – вспоминала она. – Поэтому, не думая о том, что я могу навредить кошке, утащив ее далеко от дома, я протащила все четыре или пять килограммов ее веса целый квартал через снег к моему дому, где я бесцеремонно бросила ее на пол кухни. “Послушай, мама, – воскликнула я, – я нашла кошку, у которой нет дома. Она о-о-о-чень холодная. Мы можем оставить ее себе?”»
Мать Пэтти пришла в ужас, решив, что ее дочь украла кошку, и потребовала, чтобы малышка немедленно вернула кошку туда, где она ее нашла. «Несмотря на ведра слез, я сделала, как мне сказали, вернула кошку во двор и проплакала всю дорогу домой». Тем не менее, это прерванное спасение положило начало любовному роману Пэтти с животными, который продолжается и по сей день.
Поколение спустя дочь Пэтти, Миранда, пережила нечто подобное, но с диким животным. Миранда – не по годам развитая и обаятельная пятнадцатилетняя девочка, чьи достижения включают создание фильма и выступление на TEDx о природодефицитном расстройстве, победу в 2015 году на премии Nature Inspiration award и звание одного из 30 лауреатов премии Североамериканской ассоциации экологического образования. Миранда прислала мне рассказ о событии, превзошедшем опыт ее матери. «В нашем районе в Ванкувере, – писала она, – есть что-то вроде “подполья любителей дикой природы” – группа людей, которые, как и мы, находят общество животных более предпочтительным, чем компании некоторых людей. Мы объединяемся, чтобы сделать все возможное для природы». Однажды Миранда нашла енота на обочине дороги. Его сбила машина, водитель которой даже не потрудился остановиться. Она вытащила одеяло из багажника семейного автомобиля и неуклюже попыталась схватить вырывающегося енота, чтобы отвезти его в больницу для животных. Когда рядом с ними начали останавливаться машины, двигавшиеся в обоих направлениях, ни один человек не захотел помочь ей в этом. Она плакала от отчаяния не только из-за того, что ей трудно было помочь животному, но и из-за своего «полного разочарования в человечестве». Но потом «появилась героиня».
«Она бесшумно вышла из дома, наклонилась, чтобы поговорить с енотом (я не шучу), завернула его в одеяло, подняла и положила в кошачью клетку в соседнем гараже. В отличие от реакции на меня, этот енот не рычал на нашу “героиню”, не царапал ее когтями и вообще не злился на нее. Енот оставался послушным. Судьба распорядилась так, что героиня этого рассказа уже много лет жила рядом с семьями енотов, обитавшими на ее дворе и под домом. Каждый год, подрастая, все новые детеныши узнавали и любили ее голос. Поймав енота, она настояла на том, чтобы за девяносто минут доехать на машине до объекта охраны дикой природы. Она дала мне свой номер телефона и сказала, чтобы я позже в тот же день позвонила ей, чтобы узнать последние новости о состоянии енота. Я стала называть ее “енотовой шепотуньей”».
Со временем Миранда познакомилась с другими членами «подполья любителей дикой природы», которые заботились о диких животных. Они не кормили их, не меняли радикально их привычки, но они вмешивались, когда другие люди или животные причиняли им вред.
Ева Ван Дайк, помощник учителя начальной школы в Остине, штат Техас, рассказала мне похожую историю о спасенном лебеде, который стал частью ее семьи. В этом случае жизнь животного на время изменилась. Она рассказала мне, что ее мать выросла в Баварском лесу, где всегда обитали куры. Когда мать Евы выросла, она стала ветеринаром и наполнила жизнь своей дочери кроликами, морской свинкой, кошкой, лошадью и черепахами. Сегодня Ева передает эту традицию собственной дочери. Ее семья создала на заднем дворе среду обитания диких животных, куда часто залетают могучие совы, заползают скромные жабы и улитки. Она поделилась следующей историей:
«Когда мне было шесть лет, мы с мамой переехали обратно в Баварский лес, где она выросла. Мы жили в большом бабушкином доме у реки, там плавали прекрасные белые лебеди. Я любила эту реку и играла около нее каждый день. Однажды мы нашли молодого лебедя, которого изгнала его семья. Моя мама приготовила для него что-то вроде супа, который я ежедневно относила ему. Другие лебеди нападали на нашего маленького питомца, и мы отнесли его к небольшой речушке, протекавшей позади нашего дома. Я каждый день навещала лебедя после школы, он рос и становился все больше и больше. Довольно скоро он стал большой, внушительной птицей и моим другом. Я не могла бы гордиться больше. Возможно, я романтизирую образ этого лебедя, но навсегда запомнила тот день, когда трое старших мальчиков спустились к реке, где я гладила свою птицу. Они начали запугивать меня, угрожали избить. Когда они подошли ближе, мой лебедь поднялся из воды, широко расправил крылья и бросился в атаку. Я так хохотала, глядя, как хулиганы убегают! Мой лебедь вернулся ко мне, виляя хвостом.
У этой истории был счастливый конец. Наш питомец научился летать и нашел новую семью лебедей выше по реке. Однажды он пролетал мимо и увидел машину моей мамы, ожидающую, когда зажжется зеленый свет. Лебедь полетел вниз и приземлился прямо на середине перекрестка. Мама вышла, посадила его в машину и отвезла обратно к реке, к новой семье».
Наверняка такие прекрасные поступки кто-то подвергнет критике. Некоторые люди отвергнут эту историю, сочтя всего лишь причудливой проекцией собственных ценностей Евы на лебедя. Но трудно сказать, что это взаимодействие повредило лебедю или что оно не помогло сформировать характер Евы в хорошем смысле. Один или два защитника дикой природы могли бы также раскритиковать Миранду и ее «героиню» и за вмешательство в естественный ход вещей, но натуральность жизни в их окрестностях уже была нарушена – в данном случае автомобилем.
Учитывая набирающую обороты урбанизацию, люди в густонаселенных районах должны найти способ сосуществовать с другими животными. Ева и Миранда в каком-то смысле опережают события. Как вы прочтете в главе 18, защитники природы и биологи сегодня перемещают популяции диких животных в места, расположенные далеко от их традиционных домов. То, что иногда называли «биологией ведра» – когда полные благих намерений, но плохо информированные любители выпускали форель в пересыхающие ручьи, – теперь в руках профессионалов. Это явление получило название «вспомогательная миграция». Переселение зверей на большие расстояния или по соседству набирает обороты.
В наших отношениях с животными, особенно с дикими, одной из задач является установление контакта с ними без причинения вреда им и себе. Как нам приблизиться к ним? Когда это сближение становится чрезмерным? Когда эта необходимость превращается в ошибку?
Поэт Райнер Мария Рильке пишет: «Я считаю, что самое главное в общении между двумя людьми – это то, что каждый должен стоять на страже одиночества другого». Дикие животные ради своего одиночества или независимости держатся от нас на почтительном расстоянии. Как мы можем сделать то же самое для них? Как мы можем защитить пространство, в котором живут другие животные, и все еще наблюдать за ними, общаться с ними и быть рядом? Дело не только в том, чтобы удовлетворить нашу человеческую потребность в привязанности, но и в том, чтобы сознательно заменить наши деструктивные виды общения – как отдельных людей, так и общества. В отношении с некоторыми видами от нас потребуется избегать контакта как можно больше. С другими – мы все еще можем взаимодействовать, но с уважением, даже при наличии взаимной любви.
Забота о благополучии животных и их сохранении потребует как осторожности, так и включенности. Если мы не приблизимся к ним, как мы узнаем, насколько близко к ним мы можем быть? Если мы не научимся общаться с ними, кто позаботится о том, чтобы правильно прокладывать дороги и вести добычу полезных ископаемых? Если мы не пойдем вдоль ручья, кто сообщит о нефти, которая растекается на его поверхности? И если мы не научимся заботиться о животных на почтительном расстоянии, любить и стоять на страже их одиночества, мы их потеряем. В мире, где нет людей, роботы станут нашими единственными и последними спутниками.
К счастью, есть люди, которые работают над новыми формами общения между людьми и другими животными.
Разве мы не можем жить все вместе?
Врач Говард Фрумкин является директором международной программы лондонского фонда Wellcome Trust «Наша планета – наше здоровье» и одним из ведущих мировых экспертов по изменению климата, краху биоразнообразия и будущим отношениям между людьми и другими видами живых существ. Как и многие ученые, политики и общественные деятели, Фрумкин борется с неверным использованием терминологии. Он предпочитает говорить о глобальных изменениях окружающей среды или планетарных изменениях. «Нам следовало бы заняться здоровьем планеты, даже если бы не происходило изменение климата, из-за многих других преобразований – в землепользовании, речных системах, прибрежной морфологии, круговороте азота и фосфора и из-за загрязнения искусственными химическими веществами». Как бы то ни было, подобное загрязнение гнезда человечества подрывает устоявшиеся представления о взаимодействии человека и животного.
«Самые тревожные новости, которые я слышал в последнее время, касаются вымирания насекомых, – сообщил мне Фрумкин в недавнем электронном письме. – Согласно данным одного исследования, биомасса насекомых в заповедниках Германии в период с 1989 по 2016 год снизилась более чем на 75 процентов. И это в охраняемых районах, где предполагается меньшее воздействие токсичных химических веществ, чем в других местах!» Если подобное продолжится, что будет с пищевой цепочкой всех животных, включая нас?
Спокойный и жизнерадостный, Фрумкин иногда впадает в отчаяние. Но он не Кассандра. Бывший руководитель правительственного Центра охраны окружающей среды США, а затем декан Школы общественного здравоохранения Вашингтонского университета, он одним из первых провозгласил необходимость международных усилий по подключению детей к сохранению природы. Фрумкин – давний сторонник использования политики общественного здравоохранения для поддержания здоровья всех видов. По его мнению, надежда исходит от городов всего мира, где люди активизируются и противостоят климатической катастрофе. Стоимость солнечной энергии и энергии ветра с каждым годом становится все меньше. Молодые люди в богатых странах реагируют и выбирают менее ресурсоемкую жизнь, предпочитая вегетарианство и отказываясь от личных автомобилей. Полагая, что люди должны сделать все возможное, чтобы радикально сократить выбросы углерода, Фрумкин утверждает, что изменения состояния планеты могут заставить людей объединяться в более тесные сообщества, где теоретически они с большей вероятностью найдут друзей и обретут более тесные социальные связи. Это может быть некоторым утешением для постоянно нагревающегося мира, особенно в наименее богатых районах и странах.
И вот еще одна дополнительная возможность: поскольку вследствие изменения климата и урбанизации дикие животные все чаще проникают из традиционных мест обитания в города, многие виды вступают в более тесный контакт с людьми. Если наш вид сможет разработать новые правила для мирного сосуществования с другими животными и создать дополнительные участки естественной среды обитания в городах, то городское биоразнообразие увеличится и одиночество нашего вида может сократиться. Создание этого нового мира, начиная с нашего психического здоровья, станет ключом к нашему выживанию как вида.
В 2014 году Джоанна Зильбернер, внештатный мультимедийный репортер и бывший корреспондент NPR, жена Фрумкина, выпустила новаторскую серию радиорепортажей и статей о том, что изменение климата уже делает с психическим здоровьем человека. Ее доклад был посвящен Австралии – континенту, который, возможно, сильнее всего пострадает от изменения климата. Среди людей, с которыми она беседовала, была Хелен Берри (однофамилица, не имеющая никакого отношения к Томасу Берри), психиатр-эпидемиолог из университета Канберры, которая изучала воздействие изменения климата на аборигенные сообщества. «Когда вы размышляете о том, что дает изменение климата, имейте в виду, что это в основном увеличивает риск того или иного рода катастроф, связанных с погодой, – сказала Берри. – С психологической точки зрения, это просто сбивает людей с ног. И всякий раз им приходится вставать и начинать все сначала. И чем чаще это происходит, тем труднее продолжать подниматься».
В Квинсленде исследования ее коллег выявили большое число детей с низким уровнем привязанности к семье, школе или другим сообществам. Они обнаружили, что эти дети подвергаются высокому риску травмирования экстремальными погодными явлениями, связанными с изменением климата. Зильбернер также опросила старейшин нескольких аборигенных общин: «И все они говорили об общем чувстве беспокойства, тревоги. Все что-то замечали – отсутствие снега зимой, исчезновение рек».
Соласталгия – это слово, придуманное экофилософом Гленном Альбрехтом для обозначения сильного и болезненного чувства потери, когда естественная среда вокруг нас повреждена или разрушена. Вы можете описать это как тоску по собственному дому, когда он исчезает. Если изменение климата будет прогрессировать, это отчаяние возрастет в тысячу раз. Как и многие из нас, Альбрехт считает, что истинное противоядие от такого отчаяния заключается в том, чтобы страны, сообщества и отдельные люди сделали все возможное, чтобы перейти к более симбиотическим отношениям с природой. Аборигены, опрошенные Зильбернер, мыслят именно таким образом. К своему удивлению, она обнаружила у них скорее разочарование, чем гнев. Исследование Берри подтвердило существование этого чувства отчаяния, но оно также показало явный энтузиазм и сильное желание людей воссоединиться с землей. Например, одна женщина-аборигенка нашла утешение, работая в своем саду, – она решила, что лучшее лекарство от уныния соласталгии можно найти в работе по уходу и восстановлению мира природы.
Несколько лет назад я встретился с Альбрехтом, одним из самых важных экологических мыслителей, в Перте, Западная Австралия. Когда я познакомился с ним, он преподавал неистощительное использование природных ресурсов в университете Мердока и уже добавил множество новых слов в экологический лексикон, включая солифилию – состояние ума, которое побуждает людей работать вместе над восстановлением окружающего мира и самих себя. Впоследствии Альбрехт оставил академическую карьеру, чтобы писать книги и на практике осуществлять то, что он проповедует. Началом его экодеятельности стало восстановление водно-болотных угодий в Ньюкасле, Новый Южный Уэльс. Цель состояла в том, чтобы вернуть богатый растительный и животный мир этих мест. Альбрехт начал эту реставрационную работу как практический способ преодолеть фракционные и политические разногласия, существующие даже в мире охраны природы. «Вы должны любить что-то, прежде чем мотивация защищать это станет первостепенной для вас, и эта любовь должна превзойти любые политические убеждения», – объяснил он.
Теперь Альбрехт называет себя «фермофилософом». Он живет в пятидесяти минутах езды на машине от Ньюкасла, на небольшом участке земли. «Мы называем его «Фермой Валлаби», потому что здесь обитает много красношеих валлаби (мы подумывали назвать это место «Красная шея», но…), они живут в наших краях дико и свободно. Эти валлаби примерно одного роста с самками восточных серых кенгуру. Мы не «используем» валлаби, но предоставляем им мирное и безопасное место для жизни. Они просто так косят нашу траву и ведут свою сложную жизнь прямо у нас на глазах».
На «Ферме Валлаби» он также выращивает фрукты и овощи, предоставляет убежище для огромного количества растений, животных и насекомых. Он держит небольшое стадо кур для яиц и удобрений. Этот участок земли с сотнями деревьев он называет «кислородной фермой», разумно управляемой с помощью солнечной энергии, с большой аккумуляторной батареей и центром очистки и регенерации сточных вод.
«Я должен быть здесь ради собственного душевного здоровья. “Ферма Валлаби” позволяет мне писать и работать за столом без административного надзора университета, висящего надо мной весь рабочий день. Это место очень плодородное и отлично способствует творчеству». В недавней переписке со мной он описал свой личный контракт с окружающим миром:
«Я всегда стараюсь сдержать сокращение мира животных. Предоставляя убежище животным, я также предоставляю в некоторой степени убежище тем, кого эмоционально ранит исчезновение того образа мира, который они любят. Каждое место, которое охраняется, каким бы маленьким оно ни было, – это способ сказать, что мы должны делить этот мир с другими живыми существами и мирно жить вместе.
То, что я защищал водно-болотные угодья и другие виды среды обитания птиц (моя первая любовь), также означает, что я тем самым защищаю среду обитания всех видов живых существ. Это приносит огромную пользу моему собственному психическому здоровью в эпоху, когда происходит шестое великое глобальное вымирание. А я живу на континенте, где за последние двести лет мы потеряли больше млекопитающих, чем любой другой континент. Я этически и духовно чувствую себя вынужденным работать как самостоятельно, так и вместе с другими людьми, чтобы как представитель своего вида бороться с нынешней эпохой нашей истории. Вот почему я хочу, чтобы антропоцен сменился на симбиоцен. Я хочу работать вместе с другими людьми, чтобы изменить направление пути, по которому мы идем. Нет ничего более важного, чем это».
То, что описывают Альбрехт, Фрумкин и аборигены, опрошенные Джоанной Зильбернер, а также Джеймс, Миранда и Ева, – это образ жизни, который признает угрозу климатического кризиса и краха биоразнообразия, но отказывается поддаваться глобальной депрессии. Не имея возможности исцелить весь мир, они предпочитают жить заботой и взаимностью. При общении с миром природы они совершают замечательные поступки не из чувства вины или долга (или, по крайней мере, не только из-за них), а по своей сердечной склонности, из-за уверенности в том, что надежда есть. Не только ради себя самих, но и ради всей большой семьи живых существ.
Новый договор о совместном проживании
Чтобы выяснить, как меняются этические нормы западной цивилизации, я обратился к философу Ларри Хинману. В западной культуре, объяснил он, существуют две философские концепции природы. Одна из них – математическая – описывает мир природы в терминах физических законов и статистических вероятностей. Вторая – эмпирическая и в некотором смысле магическая, хотя Хинман обычно избегает этого слова. Эти два течения сходятся, образуя третий подход – реляционный, делающий упор на технологическую природу. Например, Альфред Норт Уайтхед, математический логик, чья работа помогла сформировать различные дисциплины, от экологии и биологии до психологии и физики, утверждает, что нам нужно перестать думать в терминах предметов и вместо этого думать в терминах длящихся процессов, то есть отношений.
Голоса философов – Мартина Бубера, Томаса Берри и, совсем недавно, Альбрехта, а также философа-эколога Дэвида Абрама – вписываются в это представление, согласно которому наука может дать нам неполную и вводящую в заблуждение объективацию того, что реально, а что нет, и что находится между этими двумя полюсами. Истину или то, что мы считаем нашей истинной повседневной реальностью, можно найти не только в предметах или даже в отдельных жизнях, но также в связях и отношениях между различными существами – то есть в реальности общения.
Давайте вернемся к Томасу Берри и его интерпретации общности, которую я впервые затронул в главе 2.
В 2000 году подруга Берри, Кэролайн Тобен, вдохновленная его идеями, основала то, что сейчас является Центром образования, развития воображения и изучения мира природы – организации в Северной Каролине, где детям и учителям помогают понять отношения человека и Земли.
В течение многих лет Кэролайн Тобен, содиректор Пегги Уэйлен-Левитт и нынешний персонал центра приглашали к себе бесчисленное количество детей и их семей, чтобы познакомить с миром природы, помочь глубже узнать его и – что еще важнее – побыть в нем. Берри, которого я встречал трижды за много лет до того, как он умер в девяносто пять лет, был мягким и нежным в общении человеком, который, казалось, всегда улыбается. Он производил глубокое впечатление на большинство знавших его людей. В течение десяти лет Кэролайн записывала свои разговоры с ним, исследуя то, что он называл «отношениями человека, земли и Бога». Она опубликовала его рассуждения в книге «Восстановление чувства священного». Однажды я связался с ней и попросил рассказать подробнее о том, как экотеолог Берри рассматривает связь между людьми и животными.
Она начала свой ответ с того, что поправила меня. «Прежде всего, Томас никогда не хотел, чтобы его называли “теологом”, поскольку он всегда стремился перенести нас в огромную вселенную духовного мышления сердца и сознания». Она сказала, что, когда он говорил об «общении», он использовал его как метафору погружения всех живых существ во взаимозависимые отношения – «общность субъектов, а не совокупность объектов». Кэролайн сказала, что однажды вечером за ужином она спросила Берри о его роли как теолога, на что он ответил, что он не теолог, а скорее историк культуры.
С горечью в голосе Берри сказал ей: «Мы слишком мало стремились к совместному существованию в великом мире живых существ. Мы практически не думаем о себе в рамках многовидового сообщества». Несмотря на печаль, он был полон надежд. Он верил, что люди уже приближаются к моменту прорыва, к готовности присоединиться к сообществу живых существ «из-за отчаянности нашего положения, из-за безвозвратной потери животных и растений, части нашей Вселенной». Он продолжал: «Эволюция требует нового понимания взаимоотношений… В плане взаимоотношений мы сейчас находимся на третьем этапе нашей человеческой эволюции. Первый – это отношения человека и Бога, второй – это отношения человека с человеком, а теперь третий – это отношения человека, земли и Бога. На этом этапе мы обнаруживаем и осознаем нашу близость со всеми живыми существами и признаем дружественность постоянного божественного присутствия». Он описывал предвидимую им новую расстановку сил. По его мнению, когда-нибудь мы перейдем от нашей разделенности – нашего одиночества как вида – к отождествлению себя как субъектов, а не объектов единой Священной Вселенной, к видению (в интерпретации Тобен) «единого взаимосвязанного сообщества, все элементы которого находятся в полной взаимозависимости друг с другом», где каждое животное, растение и звезда уникальны и «каждый имеет свое место в целом».
Она добавила, что Берри также верил, что если «мы научимся удерживать в себе это видение мира, то глубокая пропасть между человеком и не-человеком может быть преодолена».
Когда я впервые встретил Кэролайн, мы провели целый день, блуждая по тропинкам любимой ее семьей земли Тимберлейкского земного святилища в Уитсетте, штат Северная Каролина. Мы остановились, чтобы посмотреть, как наш путь медленно пересекает коробчатая черепаха. Ребенок в инвалидной коляске смотрел на нее вместе с нами… Память периодически возвращает меня к этому моменту, когда мы с ней разговариваем по телефону.
Теперь, спустя годы, она продолжает приглашать группы детей и их семьи на свою землю, чтобы те могли прикоснуться к природе и сопереживать вместе с ней это единство. Когда они приезжают, она встречает их на опушке леса и предлагает им начать все с самого начала: «Я прошу их, когда они приходят к животным, думать так: “Тот же дух, который пребывает в тебе, пребывает и во мне”».