— Ну да, — пожал я плечами.
— Мудреный какой-то, но дело ваше. Под петли присадку делать? — сразу видно специалиста.
— Если можно, — кивнул было я, и вдруг до меня дошло. — У вас что, есть шарнирные? — я-то думал, тут все на рояльных пока.
— Есть, — уверенно кивнул работник фабрики.
— Делайте! — обрадовавшись, кивнул я. — Только получается, что вы мне все сами и сделаете, а хотел лишь плиту купить.
— Получается, — задумчиво произнес кладовщик, — получается. Нужно будет оплатить работу мастера, ночную. Вы поймите, отказываем-то не просто так, некогда этим заниматься, работа, план.
— Прекрасно понимаю, если такая возможность есть, в том смысле, что кто-то может выполнить такую работу в ночное время, я оплачу все издержки, как производства, так и самого мастера.
— Хорошо, бухгалтерия посчитает все и сообщит, мне директору дать расклад или связаться с вами напрямую?
— Если вам не влетит, то, конечно, звоните прямо мне, зачем отвлекать директора.
— Санкция на работу дана, бояться мне нечего, стало быть, будем работать. Неделя как минимум вас устроит?
— Конечно, устроит, не горит.
— Оставьте номер телефона, и увидимся, когда все будет готово. Да, материал на столешницу-то выбрали? Предлагаю вот этот вариант, — и мне была представлена «псевдостолешница», да уж, практически тот же «ламинат», только чуть толще. Вообще неподъемная будет.
— Сделайте светлую, да, можно и такую, — я кивнул, когда мне показали светло-серую панель «столешницы». Вот, кстати, а что мне мешает купить, ну или «найти» эпоксидку и залить свою столешницу, использовав мраморную крошку и клей? Ну да, и шлифовать ее потом два года вручную… Не, поставим простую.
Что за монстр у меня получится, сам пока не знаю, но что-то очень тяжелое, нужно непременно подумать о подвесе, чтобы у меня стены не рухнули под такими шкафами. Черт! Я же видел у них раскладной стол, на нем как раз нужной толщины полотно! Для стола-то как раз оно тонкое, он будет слишком хлипким, неустойчивым, а вот для шкафов в самый раз.
Ушел я недалеко, всего лишь добрался до проходной, пришлось возвращаться и вызывать кладовщика.
— Зачем вам такая толщина, это ж хлипко будет? — кладовщик недоумевал.
— Это мне как раз и будет, мне не сейф делать, а небольшие легкие шкафы.
— У нас только два цвета такой плиты, эта серая, — он указал на столик, на котором я и приметил нужное мне полотно. Он был пестрым, с серым оттенком, если память не изменяет, то именно такой цвет имеют кухонные гарнитуры из Польши, которые у нас тут продаются, если умудриться найти в продаже. — И белая.
— Белая это хорошо, можно ее использовать?
— Да можно, конечно. Что, меняем материал?
— Да-да, — кивнул я, — на столешницу кладем толстую серую, а основной материал для шкафов белый. Присадку под петли так же, еще дэвэпэ будет нужна.
— Да я и так понял, нарежем в те же размеры, не волнуйся.
— Ну и отлично!
Я ушел, наконец, с фабрики с чувством, что скоро сделаю жене подарок.
Но с раннего утра нас ждал другой сюрприз. По радио в восемь утра передали сообщение, от которого, думаю, остановились все люди Советского Союза. Я уже как-то и подзабыл, о каких сроках говорил мне Шелепин, но вот это, наконец, произошло, и все обалдели. Я, если честно, обалдел от того, что это явно случилось позднее, чем «обещал» Шелепин.
Брежнев умер. Вот так. Был генсек, и нет его. Считалось, что он был очень хорошим, многое сделал для страны. Но я бы сказал чуть иначе. Он МОГ бы сделать многое, но сделал, что сделал. И по моим воспоминаниям из будущего, и от общения с местными представителями центрального аппарата власти я понял одно: Ильич почему-то упорно не хотел что-либо менять, его все устраивало и наперекор своим товарищам по партии, которые шарахались от всего нового, как черт от ладана, идти не собирался. Теперь случилось главное событие десятилетия. Ушел генсек. Если мы недавно поминали Суслова с Подгорным, и я обалдел от масштаба, что же будет теперь? Люди в трауре, вся страна в трауре, а я жду другого события. Жду появления в печати сообщения о назначении товарища Шелепина на высокий пост. Сможет ли он сделать то, в чем уверял меня еще недавно, неизвестно. А ну как и не сможет пролезть наверх, что тогда? Вот не пойдут за ним люди, что мне тогда делать-то?
Но переживал я все же зря. Спустя аж два месяца было объявлено на всю страну и, думаю, на весь мир о новом главе Советского Союза, Александре Николаевиче Шелепине. Я был рад, что сделал тогда трудный шаг, рад, что смог заинтересовать и убедить этого человека меня выслушать, а затем и поверить мне. Теперь же я жду одного: страна должна измениться, причем очень сильно измениться. И если этого не произойдет, я умою руки и больше ни во что не полезу. Если честно, то я до сих пор сомневаюсь, что сделал правильный ход. Откуда мне знать, что за генсек будет Шелепин. Люди знали его как человека, который мог бы им стать, но вот никто не знает, каким бы «вождем» он стал. И теперь на своей шкуре всему советскому народу предстоит это узнать. Если я был не прав, то буду виноват перед целой страной, хоть это и не узнает никто, но если Шелепин изменит жизнь людей к лучшему хоть немного, это уже можно будет считать победой. А даже если и не изменит, страна все равно теперь будет другой.
— Дорогая? — я дождался, когда Катя зайдет в кухню, и махнул рукой. — Принимай работу!
На днях мне выдали и привезли комплектующие для гарнитура. И опять произошло то, от чего я уже порядком устал. Любое дело, за которое бы я не взялся, упиралось в следующую проблему, а та в новую. Захотел гарнитур, нашел вроде материал, нет нужных петлей, начертил схему, отнес в мастерскую на заводе, отдал токарям и фрезеровщикам, сделали. Привез напиленный «ламинат», оказалось, нет тут винтов-конфирматов. Когда в той жизни столкнулся со сборкой мебели, интересовался этими винтами, но думал, что они уже были в это время, оказывается, нет. Тут все с эксцентриком «воевали», а меня он бесит. Решил токарям показать, что мне надо, не оказалось нужного резца, надо делать самому. В итоге сделал точный чертеж для конфирмата, причем сразу с головкой под шестигранник, на хрен плоские отвертки. Цинковать не стану, это еще одна проблема, пока и ее решат, времени вагон уйдет. Сделали мне первый винт, попробовал стянуть им две детали, специально принес на завод два небольших куска «ламината». Стал сверлить, вспомнил о сверле с зенковкой, чтобы под конфирмат сверлить одним, а не двумя. Начертил новую приблуду, вновь к токарям на поклон. Сделали, уж чего-чего, а по чертежу наши токаря сделать могут все, что угодно. Через день опробовал, все устроило. Итог — только для того, чтобы собрать шкафы, пришлось «выдумать» новый винт, резец для него, шестигранный ключ и сверло. Пипец какой-то. Зато как радовался сначала кладовщик на фабрике, я специально показал ему такой вариант сборки мебели, а затем и директор этой самой фабрики. Последний назвал меня плохим словом, за то, что я до сих пор не подал заявку на винт в патентное бюро.
— Это же прорыв! Ты что, не понял сам, что изобрел?
А я не понял — я знал. Только ведь я не изобретал его, а «украл», совсем скоро, через пару лет вроде как, немцы должны показать на выставке свои конфирматы, а тут мы… И плевать, что украл, позже, подумав, я решил, что директор прав. Ведь это я придумал, как его вообще сделать в нынешних условиях. Придумал, нашел решение и воплотил в жизнь при помощи токарей. А значит, можно и заявку подать. Попросил Дерунова помочь, он спихнул это на кого-то из подручных, не самому же директору завода бегать по патентным бюро?!
И вот висят на стенах, стоят под ними новые кухонные шкафы моего, ну почти, изобретения. И как-то даже радостно на душе, очередное дело, которое смог протолкнуть в жизнь раньше срока.
— Ты — молодец, я всегда это знала, — поцеловала меня жена, — поэтому и замуж за тебя вышла. Мне всегда нравилось, как ты умеешь находить решение для любого вопроса. Люблю тебя! — И это для меня лучшая награда. На хрен забываешь все эти изобретения и патенты, главное, когда твой самый любимый и близкий человек доволен тобой. Не зря живет тот человек, которого ценят за его настоящие заслуги, а не слова.
— Спасибо тебе, родная! — поцеловал я любимую в ответ.
— Пап, а мне стол новый нужен, этот такой неудобный… — Моя маленькая егоза, выскочившая из комнаты, оглядела гарнитур и тут же придумала мне новую задачу.
— Приказывайте, моя госпожа! — шутливо вытянулся я во фрунт, но тут же сграбастал дочку в охапку и закружил. Правда, пришлось тут же перестать, так как крутить ребенка в руках в кухне размером с носовой платок чревато травмами различной степени тяжести.
В конце марта меня вызвали в столицу. Ехать не хотелось, но Шелепин был тверд. Даже чересчур. Возникло подозрение, уж не собрался ли меня упечь куда-нибудь в комнату с мягкими стенами. Поехал один, предварительно оставив супруге подробные инструкции, что делать, если не вернусь через три дня или не позвоню.
— Рад, что ты смог приехать, по телефону мне показалось, что ты чем-то встревожен? — Шелепин принял меня на той же конспиративной квартире. Были здесь и еще двое, из которых лично знаком был только с одним. Новый-старый глава КГБ Семичастный крепко пожал мне руку, а вот второй человек…
— Григорий Романов, значит, это вам мы обязаны всем происходящим в стране…
— А что я такого сделал? — спросил я серьезно.
— Так что у тебя случилось, Александр? — вновь повторил свой вопрос Шелепин.
— Да ничего, в общем-то, просто своим звонком вы меня заставили задуматься, зачем я понадобился?
— Он испугался, Саша, — произнес вдруг председатель грозной конторы и попал в точку. Он всегда был прозорлив и прямолинеен, за что его и убрали, точнее, в том числе и поэтому. Известна его вспыльчивость, когда нахамил Суслову с Брежневым, когда они его специально спровоцировали, после этого его и скинули, поставив своего Андропова.