– А если сумку вырвут?
– Мне по жизни везло, меня ни разу не грабили. Но на всякий случай я его застраховала. Как и многие антикварные вещи, которыми я владею.
– Зачем ты привезла колье? – Аня сняла крышку с кастрюли, потыкала сердечки вилкой.
– Хочу обменять его.
– На фамильное, конечно же?
– Не угадала. Даже если бы ты мне его отдала, не взяла бы.
– Лукавишь.
– Можешь не верить, но я честна. Из-за него столько моих нервных клеток погибло, что оно мне отвратительно. А еще в него был вправлен камень, из-за которого убили моего брата.
– Тогда на что бы ты хотела обменять свое колье?
– На диадему. Помню, была такая среди бабкиных цацек. Скромненькая, даже скучная. И камни в ней небольшие. Поэтому я выбрала сногсшибательное колье. Но мой стиль изменился, если ты заметила.
– О да, теперь ты элегантна и сдержанна.
– Спасибо, я к этому и стремилась. Но, когда добилась нужного результата, оказалось, что моему новому имиджу имеющиеся украшения не соответствуют. Гардероб, прическа, макияж, это мелочи. Поменять все это нетрудно. Даже машину! Я сменила и ее. Отказалась от агрессивных черных внедорожников и пересела на элегантный седан. С украшениями дела обстоят хуже.
– Почему?
– Я не люблю новодел. Пусть и дорогой, брендовый. Меня осыпали изделиями от «Картье» и «Шопард», но я мало что себе оставляла. Обычно относила подарки обратно в магазин, чтобы вернуть деньги. Антиквариат – вот это мое. Я годами собирала коллекцию, которой можно было бы гордиться. Естественно, она не идет ни в какое сравнение с той, что владела наша прапрабабка Ксения Шаховская, и все же…
– Пока я не понимаю, в чем проблема. – Аня подошла к холодильнику, достала хрустальный кувшин с ледяной водой и налила себе стакан. Стоя у плиты, она вспотела еще больше и казалась самой себе жалкой, как мокрая курица.
– Все украшения, что я приобретала, были массивными, яркими, необычными… Кричащими! Как это колье с розами. Я ничего из своей коллекции не могу носить сейчас.
– А диадему будешь? – поразилась Аня.
– Да. На торжественные мероприятия в Дворянском собрании. Вчера, к примеру, я присутствовала на одном таком. И вынуждена была украсить прическу массивным гребнем, потому что у меня нет диадемы.
– У меня тоже.
– Как? – Лицо Евы вытянулось. – Но она же была…
– Мы продали ее. – Аня солгала так легко, что даже гордость за себя испытала. Всегда думала, что не умеет обманывать и не научится никогда. А оно вон как вышло! – Вещь бесполезная для нас. Никто из семьи Моисеевых не является членом Дворянского собрания.
– Но у вас растет дочь… И когда-то она станет дебютанткой и пойдет на бал. Эта традиция возобновлена. Не только аристократы выводят своих юных дочерей в свет, но и обычные богачи, звезды шоу-бизнеса, политики.
– Не думаю, что папа поведет Элеонору на такое мероприятие. Но даже если такое и случится, не дело девочке носить на голове целое состояние. К тому же диадема тяжеленная, в ней точно невозможно вальсировать.
– И кому вы ее продали?
– Петр этим занимался. Я не знаю.
– Это же твое наследство! Неужели тебе все равно, кто им завладеет?
– Если честно, то да. Но я сейчас припоминаю, что диадему купил какой-то богатый китаец.
– Как же так? – вскричала Ева нервно. – Это же историческая ценность! Раритет.
– Разве? – невинно поинтересовалась Аня. – Ты что-то знаешь о диадеме, чего не знаю я?
– Нет, – поспешила развеять ее подозрения Ева. – Но она же старинная. Разве можно такие вещи продавать иностранцам?
– Раз сделка состоялась, значит, да. Петр все делал по закону.
– Деньги ты хотя бы получила за диадему? Или твой муж потратил их по своему усмотрению?
– Он положил их на наш общий счет.
– И сколько?
– Достаточно. Мы откладываем на образование детей. Вырученной суммы хватит на то, чтобы выучить обоих. А еще проценты набегут… В общем, диадема принесла пользу после того, как ее продали. А так лежала бы в сейфе или банковской ячейке, сжирала бы деньги за страховку, как твое прекрасное колье.
Ева очень расстроилась, это было видно по ее лицу. Княжна Шаховская изо всех сил старалась не показать своих чувств, но у нее не вышло. Уголки губ чуть опустились, щечки напряглись. Впервые Аня подумала о том, что уколы красоты не такое уж большое зло. Если б Ева делала инъекции, то ей проще было бы скрывать эмоции. Раньше могла держать лицо, теперь нет. А таким стервам, как она, без маски не прожить. Значит, нужно либо обращаться к косметологам, либо добреть…
– Что ж, спасибо за чай, – проговорила Ева, отодвинув чашку. – Мужу привет.
– Передам.
Гостья сгребла колье и сунула его в сумку. Затем сползла со стула и направилась к выходу.
– Ты знаешь, что Суханского убили? – поинтересовалась Аня, двинувшись следом, чтобы проводить Еву до двери.
– Кто это? – рассеянно спросила она.
– Человек, застреливший твоего брата.
Ева замерла, затем резко обернулась:
– Он же в дурке. Кто-то из психов его?..
– Нет, Марка выпустили еще в прошлом году.
– Не знала. А ты откуда?..
– Головин звонил утром. Или ты и его не помнишь?
– Хотела бы забыть. Но Бармалей меня чуть за решетку не упек. И в «обезьяннике» продержал день. С проститутками и бомжихами. – Она передернулась, вспомнив об этом. – А Марка… Суханского ведь так звали? – Аня кивнула. – Его кто грохнул?
– Расследование только началось.
Они вышли в холл. Кошки сидели у двери. Аня думала, ждут своего любимого человека, ан нет…
Юнона и Авось терзали туфли Евы.
Увидев это, она закричала, замахала на них сумкой. Кошаки брызнули в разные стороны. Юнона унеслась в кухню, Авось в детскую. Если бы дома был Данилка, они помчались бы туда, где находился он, и спрятались бы за его большим и лохматым телом. Хитрые кошаки позволяли ему себя защищать. Пес не проявлял агрессии ни к хозяевам, ни к гостям, но с таким укором смотрел на тех, кто желал наказать наглецов, что им все прощалось.
– Вот твари, – выругалась Ева, склонившись над туфлями. Шикарные «Лабутены» были изгрызены и измусолены. – Испортили мне новые туфли.
– Мне так жаль, – выдохнула Аня. – Я возмещу ремонт. Пришли чек мне, я оплачу.
Ева взяла туфлю кончиками пальцев и приподняла:
– Да они же в них еще и нассали!
– Тогда куплю тебе новые. Какой размер?
– Тридцать девятый.
– Я пришлю тебе их с курьером.
Ева разразилась матерной тирадой. Внешне она, может быть, и изменилась, превратившись в настоящую леди, но, по сути, осталась все той же хабалкой.
– Еще раз повторюсь, мне очень жаль.
– Да пошла ты!
Ева сунула ноги в отвергнутые до этого тапки и выбежала за дверь.
Когда Аня заперла дверь, из кухни показались кошаки. Две пары раскосых голубых глаз пристально следили за хозяйкой.
– Что вылупились? – рявкнула на них она. – Натворили дел? Испоганили туфли за полторы тысячи долларов! Никогда в отличие от Данилки не грызли обувь, а тут вдруг начали. И нужду справляли только в мои тапки, а тут в чужие «Лабутены».
Юнона, как показалось Ане, улыбнулась. Хозяйка все поняла. Это был подарок ей. Не имея возможности принести к порогу задушенную мышь или воробья, ее питомцы растерзали туфли «врагини».
– Ладно, пойдемте я вам еще сердечек дам, – рассмеялась Аня. – Как знала, что нужно вам еще немного оставить…
Сергей Отрадов
Он не стал звонить Ане, чтобы предупредить, что приедет не один. Решил сюрприз сделать.
В квартиру они зашли вдвоем с Эдиком (Пашу и Сашу оставили у подъезда, а Данилка – не в счет). К Сергею тут же бросились мурлыкающие Юнона и Авось.
– До чего же уродливые твари, – поморщился Вульф. – Как можно было завести такого очаровательного пса и столь кошмарных котов?
– Вы с ними поосторожнее, Эдуард Петрович, – проговорила Аня, показавшись из кухни. – Они вашей дочке «Лабутены» изгадили.
О том, что Ева уехала, Новицкий и Отрадов знали. Один из «одинаковых» сообщил.
– Привет, Анюта.
– Здравствуйте, рада вас видеть, – она подошла и обняла Новицкого. Сергея кольнула ревность. Аня очень тепло относилась к Вульфу. Как к отцу. Но у нее уже есть папочка, и это он, Сергей Отрадов. – Голодные? Как раз ужин поспел.
– О нет, мы сыты.
– Жаль, я и салат, и суп, и второе приготовила. Зря, выходит, старалась.
– Я поем, – успокоил ее Сергей. – Что нужно было от тебя Фросе?
– Папа, ты не поверишь! Благодаря Еве я знаю, что за сокровище интересовало того старика.
– Диадема?
– Да, – растерянно протянула Аня. – А ты откуда знаешь?
– Можно глянуть на нее? – спросил Вульф.
– Конечно. Я сейчас… – И убежала в гостиную.
А Эдик, Сергей и троица домашних питомцев отправились в кухню. Там пахло тушеным ливером. Не очень аппетитно. Но Сергей любил внутренности, особенно сердечки и вымя, поэтому не стал морщить нос. В отличие от Эдика.
– Для кошаков требуху готовите?
– Нет, они сырую жрут. А я вареную.
Вульф подошел к вытяжке и включил ее. Аня, судя по всему, забыла сделать это, когда готовила.
Тем временем Аня успела достать из сейфа диадему и водрузить ее на голову. В ней она в кухню и зашла.
– Тяжелая? – полюбопытствовал Эдик.
– Ужасно.
– Позволь?
Аня сняла диадему и протянула ее Новицкому.
Тот принялся крутить венец в руках. И так на него посмотрел и эдак. Подошел к окну и, прищурившись, рассматривал камни на свет. А потом еще и светильник кухонный включил. И вынужден был признать очевидное:
– Ни черта я не разбираюсь в антиквариате и драгоценностях.
– Аня, опись коллекции где? – обратился к дочке Сергей.
– Там же, где и она сама.
– Неси и ее.
– Я и без бумажки могу сказать, что вы держите в руках диадему, изготовленную в середине девятнадцатого века. Материалы: золото, серебро, бриллианты. Центральный в десять карат. Остальные в общей массе тянут на пятьдесят.